Последний автобус (1/2)
Есть много причин, чтоб, скорее, «не быть»
И всякая кажется важной.
Порою тонка путеводная нить
И слишком мучительна жажда…
Пусть в жизни бывает не всё хорошо:
Планета — не глянцевый глобус!
И если сказали, что поезд ушел,
Спеши на последний автобус!
</p>
Выбор — интересное слово, не правда ли? Вы когда-нибудь думали, что же оно значит?
Это значит, что каждый человек имеет право сам всё решать. Сам принимать решение, отдавая или же, наоборот, не отдавая отчёт своим поступкам. В любом случае, нам дан выбор, и мы, пользуясь правом, выбираем.
Но так бывает не всегда, увы. Человек, даже несмотря на свободу и право выбора, не управляет своей судьбой. Им управляют свыше, а он выбирает лишь из того, что ему предложат, и в этом поединке почти никогда не удаётся припрятать козыри в рукавах, наш невидимый противник всё равно окажется хитрее.
Мы выбираем, но чаще всего нами руководят чувства, эмоции и порывы; они подталкивают нас к правильному, на первый взгляд, выбору, который позже приводит нас к разрушительным последствиям. Мы ругаем, казним себя, задаём себе один и тот же вопрос: зачем и почему мы сделали именно этот выбор и могли ли мы поступить иначе? Но увы — выбор сделан.
Если бы у Марины был тогда выбор, она предпочла бы вовсе не приходить в сознание, и пусть бы Смирнов делал с ней всё, что угодно — ей, в принципе, было уже всё равно.
Да, так бывает. Когда в сватке с судьбой силы почти на исходе, и неоткуда ждать поддержки, наступает момент, когда тебе уже всё равно.
Если бы у Егора был выбор, он бы оставил телефон дома, и тот роковой звонок навсегда остался бы без ответа, но правильно ли это? Парень не знал. Он устал, он просто смертельно устал. Устал всё время думать, что он мог бы поступить иначе. Ведь он не мог.
***</p>
Девушка запнулась. Марина обвела испуганным взглядом всех присутствующих. Пока она стояла за трибуной, ей казалось, что она стоит на эшафоте, с каждой секундой петля, наброшенная на шею, по миллиметру затягивается, и воздуха становится всё меньше.
Марина начала судорожно вдыхать спасительные дозы кислорода и бросать умоляющие взгляды на Яну. Больше ей не на кого рассчитывать и просить о помощи, только Самойлова могла хотя бы на время остановить это «чёртово колесо».
Однако адвокат только пожала плечами. Она ничего не могла поделать, её должностные полномочия не позволяли ей остановить слушание и ходатайствовать о перерыве, ибо в данном судебном процессе она могла отвечать за Егора, но никак не за Марину.
К счастью для Касаткиной, в происходящее вмешался судья, который был всё это время абсолютно спокоен и на первый взгляд безучастен.
Нет, он не был глуп и не был бессердечен, просто он слышал слишком много подобных историй. Слишком много.
— Свидетель, может, вам воды? — спросил он девушку.
— Да, если можно, — несмело кивнула она.
Судебный секретарь тотчас же принесла Марине стакан воды.
Спасительная влага коснулась бледных губ и стала понемногу подступать к горлу, давая возможность ненадолго отключить мозг и перевести дух. Шатенка на секунду взглянула на Егора и вспомнила слова Кисляка, сказанные ей перед самым входом в зал:
— Иногда для того, чтобы выиграть, нужно попробовать ещё один раз.
— Тоже мне, философ, — буркнула тогда она в ответ, но сейчас поняла, что именно эти слова и помогли ей.
Касаткина осушила стакан, не оставив и капли жидкости даже на дне. Она пойдёт до конца, чтобы спасти его.
***</p>
Она не знала, сколько прошло времени, пока она пребывала в бессознательном состоянии, но, судя по всему, недолго — за это время парень лишь успел снять с неё куртку, свитер и начал расстёгивать джинсы.
— Слышишь, Смирный, отвали! — в обычной манере общения с хоккеистом огрызнулась Марина. Видимо, вследствие удара сознание шатенки затуманилось, и она не сразу поняла, что происходит.
— Не волнуйся, вот кончу и отвалю, — с усмешкой произнёс парень, гладя её тыльной стороной ладони по щеке.
Только в этот момент девушка поняла всю серьёзность и ужас происходящего.
— Лёш, не надо, — тихо попросила Марина. Гонор девушки куда-то улетучился с небывалой скоростью, и в голосе теперь слышались умоляющие нотки.
Хотя кого умолять? Марина прекрасно знала, что единственная страсть Смирнова — это не хоккей, как у всех остальных «мишек», а травка, которой он с удовольствием травился, а его единственный бог — это президент Америки, что приветливо улыбается с зелёной банкноты.
Диагноз ясен — такие, как он, равнодушны к мольбам. Да и потом, она действительно виновата сама, надо было держать язык за зубами.
Девушка замолчала, решив понапрасну не тратить силы и не сотрясать воздух словами, которые, кроме Бога, никто не услышит. Кстати, о Боге — а есть ли он вообще? Вы, может, удивитесь, но никогда раньше Марине не приходилось задумываться над вопросами мироздания. Может, самое время?
Алексей был очень доволен тем фактом, что его действия не вызвали сопротивления. Он даже не был удивлён, он был именно доволен.
— Что? — хмыкнул он, отбросив ненужную джинсовую ткань в сторону и проводя рукой по промежности девушки, которую ещё скрывала тонкая ткань кружевных трусиков. — Щука давно не баловал? Ничего, сейчас мы это поправим.
Недолго думая, он пальцем вошёл в девушку, полностью игнорируя то обстоятельство, что на ней ещё надето нижнее бельё; тонкая ткань натянулась до предела, по краям впившись в нежную кожу. И вот первая доза боли.
Касаткина зажмурилась, сработал инстинкт самосохранения. Девушка стала дёргаться, пытаясь оттолкнуть парня, но силы изначально были неравны. Однако где-то глубоко внутри ещё жила надежда на чудо, и она попросила ещё раз:
— Лёша, пусти, не надо, пожалуйста! — и на сей раз мольбы остались без ответа, парень даже не обратил внимания на тихий голос чирлидерши.
Нет, можно, конечно, попробовать кричать, но зачем? Кто её услышит? Ледовый дворец в это время, да ещё перед праздниками, был совершенно пуст. Возможно, в помещении и есть пара уборщиц на этажах — сейчас они, ворча, выгребают из-под скамеек шелуху от семечек и в очередной раз обещают оборвать негодяям руки. Конечно, есть и сторож — наверное, как раз сейчас он обходит территорию дворца, но не внутри, а снаружи, предусмотрительно спрятавшись от предновогодних морозов в тёплую телогрейку.