На веки вечные (1/2)
—И чё это было, Мурзилка? — раздраженно и напугано спросил Азик, вытаскивая Даню на балкон, — Твои крылья, которые сгорели, а потом БАМ! Новые, и нимб! И эта простыня белая… Как же это так?
—Я же говорил, наша сила в прощении. Бог простил, потому что тебя, Азик, я по-настоящему люблю.
Даня улыбнулся, взял Азика за щеки, и уже хотел поцеловать, но Азик прикрыл Данин рот рукой. На лице Азика выражалась бессильная злоба, и ненависть, ненависть ни в коем случае не к Дане, только к самому себе, к Сатане.
—Я демон! Ты знаешь, что со мной за такое Мессир сделает? Брось все свои ангельские приколы, и посмотри уже правде в глаза. демоны ни-че-го не чувствуют, Мурзилка.
Азазелло нахмурился, и, чтобы Даня ничего не смог ответить, прижал ладонь ко рту ангела сильнее, а самого Даниэля развернул прямо к огражденью.
— Отвяжись, ты понял? Давай, предотвращай апокалипсис вместе с этим старпёром, займись уже делом!
Даня лишь улыбнулся, так же простосердечно, как всегда, но немного печально, и Азику стало совсем невмоготу. Он чувствовал себя мерзким, грязным существом рядом с беспорочным Даней, сияющим искренностью и безмерной добротой.
— Ну что ты лыбишься? Я демон, и по правде если, то вовсе не такой, каким ты меня привык видеть.
Азазелло сделал шаг назад– на его голове вновь появились чёрные рога, а из джинс вылез гадкий хвост. Полюбить себя, таким каким он был на самом деле Азазелло так и не смог, он любил Азика. Азика любила и его аудитория в тик-ток, да и вообще все-все. Но, Даня не испугался, и даже улыбка не пропала с его лица.
—Я видел тебя и таким, в цирке. Ты забыл что-ли? Вообще, внешность — это отражение души, и если ты, Азик, принял бы и полюбил себя, если бы дал своей душе выйти наружу, то никаких рогов и хвостов у тебя не было бы.
Азика сею же секунду бросило в жар, на глазах выступили слезы, но их он быстро смахнул рукавом. В предыдущий раз, когда Азик нечаянно показался в чертовском обличии перед людьми, то за ним устроили целую охоту, с вилами и иконами. Даже вспоминать такое жутковато. Азик и хотел-бы избавиться от всех этих атрибутов нечести, и стать обычным видеоблогером. Уход из рая с Сатаной оказался лишь провальным стартапом, за который пришлось заплатить, пожалуй, слишком дорого.
–В таком случае, твоя душа самая добрая и светлая из всех, Данечка, — тихо, покорно сказал Азик, снова падая в объятия Даниэля. Он не мог, просто не мог злиться на Даню, не мог больше ругать его, не мог требовать отвалить. Наоборот, Азик вдруг захотел упасть на колени, и молить прощения, просить, чтобы Даня никогда более не бросал его.
Даня был самым прекрасным из всего, что видел Азазелло. Он был лучше любого парня, жившего на планете за три тысячи лет. Даниэль жалел Азика, и Азик это знал. Но, это была не людская жалость, а небесная: праведная, и благородная. Ангелочек искренне сочувствовал, не ожидая, как это делают люди, за это поощрения или одобрения.
«Точно, как красавица и чудовище» — думал Азик, сжимая ткань бежевого тренча. Чудовищем в их дуэте, несомненно, был именно Азик: грубый, язвительный демон, демон с рогами, с копытами и кривой рожей, такой, каким он был в аду. Таким он сейчас стоял и перед Даней, и Даня даже не думал бояться или брезгливо визжать.
— А мне понравилось, как выглядела на тебе та простыня. Бог не может вернуть тебе этот лук? — резво спросил Азазелло, ухмыляясь, и поднимая взгляд к лику Даниэля.
— Не думаю, что так можно, — серьёзно сказал Даня, и Азик
— Тогда, это сделает Азик!
Азазелло схватил Даню за запястье, и увёл с балкона, вместе они выскользнули из квартиры Баженовых, в которой почему-то все люди, и Григорий куда-то испарились. Выскочив из Антихристовой квартиры Азик вновь обратился в обычного человека.