Глава 4 (1/2)

Сейчас, сидя за столом и глядя на непривычно счастливое лицо Северуса, Эйлин вспоминала, как Тобиас забирал их с сыном из роддома. Разумеется, никаких цветов жене он не принес, да она и не ждала ничего подобного, но все равно ей было ужасно обидно. Ее соседок по палате заваливали букетами, шариками и мягкими игрушками. Конечно, все это являлось абсолютной ерундой, не доказывавшей подлинных чувств мужей окружавших ее рожениц, но ей почему-то казалось, что, если бы Тобиас подарил ей цветы, все, возможно, встало бы на свои места, и они вернулись домой настоящей семьей.

Но чуда, естественно, не произошло. После рождения сына жизнь Эйлин Снейп нисколько не изменилась к лучшему. Скорее наоборот. Тобиас по-прежнему пил, работал от случая к случаю, и они еле сводили концы с концами. Он вечно пребывал в раздражении, особенно когда Северус принимался плакать. К счастью для Эйлин, малыш словно ощущал напряженную атмосферу в семье и в основном вел себя тихо. Иногда на молодую женщину накатывало такое отчаяние, что она готова была наступить на горло своей гордости и вернуться к родителям, постаравшись вымолить у них прощение. Она прекрасно понимала – никто в родном доме ее не ждал. К тому же с ребенком от пьяницы-маггла.

Всякий раз, когда после очередного скандала с мужем, сопровождавшегося рукоприкладством, она судорожно нашаривала в прикроватной тумбочке свою волшебную палочку, ей представлялось исполненное презрения лицо бабушки Элеоноры и ее тихое, но от этого не менее ядовитое:

– Я же предупреждала тебя держаться подальше от этого мерзкого маггла! А теперь иди туда, откуда пришла. Ты больше не Принц. Отныне ты – Эйлин Снейп, и твое имя выжгли с родового гобелена.

Эйлин жалела, что ни на дух не переносит алкоголь. Она наивно полагала, что, напившись, ей было бы легче совладать с душевной болью и одиночеством. Может, тогда у нее с Тобиасом появилось бы подобие общего интереса, и он опять, как в первые месяцы их брака, начал бы обращать на нее внимание. Но даже от единственного стакана скотча ее непрерывно тошнило и невыносимо болела голова. Кроме того, в таком состоянии она почти не могла ухаживать за новорожденным малышом, к которому привязывалась с каждой неделей все сильнее и сильнее. Иногда ей казалось, что они с Северусом – одни в целом мире, и, если разразится катастрофа, прийти им на помощь будет просто некому.

Эйлин снова практически перестала колдовать и уповала лишь на то, что Северус родился обделенным магическими способностями. Она знала, как муж ненавидел и боялся всего волшебного, и молила бога, чтобы сын рос «обыкновенным» ребенком. Но и эти ее надежды рассыпались в пыль, когда в возрасте пяти лет Северус взмахом руки остановил брошенную в его сторону отцом бутылку. Тобиас тогда был слишком пьян и не смог адекватно оценить произошедшее. Но Эйлин буквально почувствовала потоки магии, взвихрившиеся вокруг напуганного мальчика.

А между тем скрывать «ненормальность» сына становилось все сложнее. Если бы в свое время она не призналась Тобиасу в том, что сама является волшебницей, можно было бы объяснить всплески сырой магии паранормальными способностями Северуса. Эйлин видела подобных людей по телевизору и сумела бы убедить мужа, что мальчик – экстрасенс. Но сделанное несколько лет назад признание перечеркивало такую возможность. Всякий раз, когда Тобиас начинал кричать на нее при Северусе, происходили странные, а иногда и страшные вещи. Однажды Снейп-старший, на протяжении всего обеда оскорблявший жену, называя ее уродиной, а собственного сына – ведьминым отродьем, потребовал пива. Она покорно достала ледяную бутылку и подала мужу. Тот схватил ее и завопил от неожиданной сильной боли, а на его ладони расцвел багровый ожог. В тот же вечер, когда Эйлин пришла пожелать Северусу спокойной ночи, ее лицо «украшали» безобразные синяки. Именно тогда она и поведала сыну о том, кем являлись они оба, рассказала о Хогвартсе и умоляла постараться не колдовать при Тобиасе, прекрасно понимая, что нельзя требовать подобного от юного мага. Северус плакал, ему было нестерпимо жаль мать, но в то же время затаенная радость поселилась в его сердце. Он не просто ненормальный урод. Он – волшебник! И скоро поедет учиться в школу для таких же, как он сам!

Так и повелось. Северус как мог сдерживал рвущуюся из него магию, а если это ему не удавалось, по его счетам щедро платила Эйлин. Будучи трезвым, Тобиас панически боялся «больного на всю голову мальчишки», поэтому вместо «ведьминого отродья», как он теперь постоянно называл сына, избивал жену.

Пока однажды, в приступе пьяной ярости, не ударил подвернувшегося под руку Северуса об стену...

Эйлин до сих пор с содроганием вспоминала те несколько мгновений, когда она пребывала в полной уверенности, что Тобиас убил их сына. Она склонилась над ним и ничего не почувствовала. Волшебная аура, всегда окружавшая Северуса и видимая только ей одной, пропала. Сердце остановилось. Пульс не прослушивался. Она сжала в объятиях обмякшее тело и в тот же самый миг ощутила еле заметное дуновение магии, превратившееся в мощный поток, коконом окутавший мертвого мальчика. В ту же секунду его ресницы слабо вздрогнули, а сердце, нерешительно стукнув раз или два, снова начало биться. Вот тогда она и закричала «Энервейт», который услышал возвратившийся в тело десятилетнего ребенка умерший в Визжащей хижине второго мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года профессор зельеварения Северус Снейп.

***

Эйлин смотрела на Северуса и понимала, что тот очень изменился с тех пор, как умер у нее на руках, а потом неожиданно, совершенно чудесным образом вернулся к ней. Конечно, смерть, пусть и клиническая, накладывает на человека свой отпечаток, но с Северусом случилось нечто гораздо более странное. Его магическая аура стала в разы сильнее. Внешне он по-прежнему оставался десятилетним мальчиком, худым, бледным и замкнутым (хотя сейчас, например, он весь светился от затаенного счастья), но в нем, несомненно, появилось что-то новое, и Эйлин пыталась, но не могла найти этому объяснения. Он выглядел и говорил как ребенок, но за те несколько минут, пока лежал бездыханным, будто повзрослел сразу на много лет. Это пугало Эйлин, но, вероятно, в нынешней сложной ситуации произошедшая с Северусом перемена сулила им с сыном примирение с семьей Принц. Отношение Элеоноры к мальчику, ее желание сделать из него своего преемника, безусловно, отразится и на Эйлин. Отныне она не будет чувствовать себя никому не нужной отщепенкой. И все это – благодаря Северусу!

***

Снейп изо всех сил старался не привлекать к себе внимания. Он ел, не поднимая глаз от тарелки, но при одном воспоминании о Лили и о том, что у него все получилось, пусть и ценой незначительного магического истощения, на его губах время от времени появлялась столь несвойственная ему улыбка.

– Ну и как твои успехи, Северус? – Эйлин, сидевшая прямо напротив него, смотрела на сына с нескрываемым волнением.

«Если я сумел аппарировать без волшебной палочки, может, удастся провести сеанс поверхностной легилименции?» – подумал Северус, беззаботно глядя в глаза матери. Результаты заставили его совершенно успокоиться. Выяснилось, что Эйлин уловила произошедшие в нем перемены, но решила, что они вызваны краткосрочным пребыванием сына за гранью.

– Не хочу его слишком хвалить, а то, неровен час, испорчу, – ответила за него старая миссис Принц, – но ты родила и впрямь смышленого мальчишку, Эйлин. Ума не приложу, каким образом. Ведь сама ты особыми талантами никогда не обладала. Так же как, к моему великому сожалению, и твой отец. А уж про папашу Северуса, этого Снейпа, – она презрительно скривилась, – и говорить не приходится! Впрочем, я слыхала, что полукровки иногда оказываются очень сильными магами, посильнее иных чистокровных, – и она бросила полный укоризны взгляд в сторону сына с невесткой.

– А как же теория Волдеморта о том, что браки между волшебниками и магглами приведут к нашему исчезновению? – запальчиво спросил уязвленный пренебрежительным тоном матери Декстер.

При звуках этого имени Северус весь обратился в слух. Он боялся, что прабабушка – единственный человек, который нормально относился к ним с матерью в этом доме – может оказаться приверженцем молодого, харизматичного и еще не превратившегося в бездушное чудовище Темного Лорда.