Пролог. (1/2)

Океан многолик, как сказочное чудище, многоголосен, как тысяча сирен, и силен, как вулкан, покрывающий города пеплом.

Сейчас океан смотрит на догорающий фильтр, и постепенно приближающий огонек дешёвой сигареты, купленной в ларьке за 2 — ахуеть, да — доллара, давая молчаливое согласие. Его полностью устраивает, что на подушечках пальцев останется ожог, ну, как, ему просто похуистически лень на очередное ранение.

Мысли в голове никак не собираются, и лениво плывут, время от времени ускоряясь, и не позволяя себя поймать, еле поспевая формироваться не то, что бы в слова, даже в обычные образы никак не могут собраться, и рассыпаются на мельчайшие кусочки, стоит лишь дотронуться, подумать о чем-то конкретном.

Голова раскалывается, и холодная рука прикасается к вискам — не тем, к которым бы хотелось — не даря, к сожалению, ни малейшего облегчения от боли, лишь наоборот будто увеличивая на диаметрально противоположном фоне ладони.

Он знает, что, если быть честным, курить за Академией идея, ну, будем честны, так себе, и его могут поймать в любой момент, а ещё он и не стоит на стрёме, отвлекаясь на себя, но немного успокаивает то, что здесь никого не было.

С другой стороны, продолжая размышлять, Уилл откинул голову вверх, наслаждаясь красивыми видами, и принюхиваясь — запах чистой, по осеннему холодной листвы очень хорошо контактировал с темным, удушливым запахом сигарет — впаять ему могут только то, что он на территории Академии, и даже так это будет не слишком серьезно. 18 лет? 18. Его никто не видит, и он это никому не пропагандирует? Не видит, и не пропагандирует. Он не бросает окурки на землю? Не бросает.

Приподняв руку вверх, и тряхнув рукавом, что бы тот чуть сполз, он посмотрел на часы.

16:03.

Скоро пара, надо идти.

Огонек все таки подобрался, и ругнувшись, скорее от неожиданности, чем от боли, Уилл кинул бычок на землю, поставил ногу на догорающую сигарету, и тут же виновато поступил взгляд. Ну он же говорил, что не кидает...

Воровато оглянувшись, он соскрябал с асфальта в ладонь то, что с трудом можно было назвать сигаретой, а не просто кучкой пепла, которую неведомо как скрепили.

Тихими шагами Грэм приблизился к урне, стряхивая мусор с руки.

Развернувшись, Уилл быстрыми громкими шагами пошел в сторону Академии.

Место, где он курил, было за зданием, скрытое деревьями, плачущими ивами, которые в своей глубокой печали склонились к земле, образуя небольшой круг. Их зелёные листья, не успевшие поменять окрас резко выделялись на фоне жёлтой, коричневой, бурой листвы. Они притягивали взгляд. Если кто-нибудь на них смотрел бы, конечно.

Его нашел Уилл на первом курсе, и никого тут ещё не видел.

Славно, славно.

Обходя здание можно заметить этот ”островок” в дали, но только если приглядываться, чего многие, пусть и учатся в Академии — где замечать детали главное — не видят.

Ветер пробирался под рубашку, холодными руками касаясь кожи, дотрагиваясь, вспарывая, пробираясь, агрессивно пытаясь разодрать ребра, лёгкие.

При его комплекции то ему вообще тут зимний пуховик нужен(ладно, претензия к самому, сам выскочил).

Настроение медленно сползало с отметки ”жить сложно, но можно” до ”жить сложно, и не нужно”, лицо медленно, но уверенно приобретало все больше выражение недовольства, а проходящие мимо студенты обходили его стороной, так же медленного увеличивая расстояние.

Ремешок сумки давил на плечо, причиняя неприятную боль, которая не расползалась по телу, а оставалась в одном месте, будто накапливаясь, и это тоже сильно влияло на настрой, а так же на желание жить.

Спина ныла, а мысли о том, что он скоро сядет приносила не удовлетворение, а ещё большую боль, и Уилл старался абстрагироваться от этого, думая о том, позволят ли ему финансы завести морскую рыбку.

Надо почитать, сколько это стоит, наверное..

Главное, что бы Шерлок не скинул.

Настроение вновь поднялось, и Уилл нахмурился.

Такие скачки нормальны?

Если придираться, то людей, которые пошли в ФБРную сторону учится нельзя назвать нормальными в обычном смысле слова - они буквально шутят про трупов при трупах, едят там же, иногда поигрывая рукой трупа, что бы помахать знакомому, а это, насколько известно соцмофобному интроверту Уиллу, не входит в понятие ”нормальности” гражданских(штатских).

Его понятие нормальности базировалось где-то на уровне шестиметровой могилы, куда, как он планировал, его закопают. Оставалось надеяться, что завещание прочитают, и деньги, выделенные на это не отберут.

Подойдя к ступенькам Академии, быстрым перебегом Уилл поднялся, чуть не запнувшись на предпоследней, и чудом удержавшись за такого же пробегавшего мимо студента.

На него неодобрительно посмотрели, но ничего не сказали, и лишь попытавшись выдернуть рукав из цепких пальцев произнесли:

— Отпустишь, или будешь на буксире за мной?,— продолжая дергать часть толстовки недовольно пробурчал парень, явно пытаясь уклониться в ехидство, хотя сам по себе он не был злым.

Ох уж эта эмпатия. Ох уж.