Беспалочковая Гермионы и суд над Забини (1/2)
«I solemnly swear that I am up to no good».
Я обещаю, что ничего хорошего не замышляю.</p>
Гермиона лежала в постели и находилась в полусне-полудремоте.
Утреннее происшествие изрядно выбило ее из колеи. К тому же мадам Помфри с постным лицом сообщила ей, что кроме вывиха она заработала себе еще и трещину в какой-то там кости ступни, а потому и речи быть не может, чтобы покинуть Больничное крыло раньше завтрашнего утра.
Пришлось смириться и покорно глотать омерзительно-горькие зелья, под комментарии школьной целительницы на тему, что все студенты ожидают, что лечебные зелья будут вкусными, как тыквенный сок.
Бог с ними с зельями, Гермиона никак не могла понять, что же произошло между ней и Забини.
Сказать, что его поцелуй стал неожиданностью для нее — это ничего не сказать! Она была просто ошеломлена, но в то же время точно помнила, что ее губы шевельнулись в ответ на его поцелуй.
Так что же произошло?
Еще утром она не сомневалась, что Блейз — стопроцентный гей, а потому с ним возможны только чисто дружеские отношения. И она уже смирилась с этой досадной реальностью…
Стоп!
Смирилась? Досадная реальность? Это о чем?
И Гермиона с ужасом поняла, что она готова была влюбиться в этого симпатичного слизеринца. Или уже влюбилась?
Девушка прижала ладони к щекам. Щеки явно приготовились к тому, что на них сейчас поставят сковородку. Они пылали.
Великий Мерлин, как хорошо иногда оказаться в Больничном крыле подальше от нескромных взглядов однокурсников.
Впрочем, однокурсникам в частности, и всей школе в целом, сегодня уже было на что посмотреть.
Гермиона вспомнила, как мимо нее проплывали бледными пятнами их обалдевшие лица, а она сквозь невнятный гомон их возгласов и перешептываний слышала только напряженное дыхание Блейза, и ей захотелось плакать и смеяться одновременно.
Ну и учудили же они с Забини. Школе на неделю пересудов хватит.
Она вернулась мыслями к Блейзу.
Вообще-то это он учудил. И даже ее не спросил. Просто сделал то, что должен быть сделать любой порядочный человек. Казалось бы так. Но был в его решении какой-то чуть заметный перебор.
Во-первых, в Больничное крыло можно попасть менее многолюдным путем. Правда этот путь будет длиннее.
Во-вторых, он мог кого-нибудь попросить помочь ему. Но вместо этого, проходя мимо знакомых студентов, он лишь крепче сжимал ее, словно опасался, что могут отнять.
В-третьих…
А вот в-третьих был поцелуй. И этот поцелуй не лез ни в какие ворота. Он был нереальным, можно сказать, трансцендентным, с любой точки зрения. Ну если только не предположить, что таким образом Забини пытался выразить ей свое сочувствие. Но для такого умницы, как Блейз способ более чем странный.
Гермиона представила себе, как Лонгботтом получает на Зельеварении троль и весь курс бросается к нему с поцелуями. Бред.
И она отбросила эту версию.
Тогда остается признать, что Забини испытывает к ней чувства и выразил их таким недвусмысленным способом.
Последняя мысль оказалась приятнее всех остальных, и девушка почувствовала, что вновь краснеет.
Она стала по эпизодам вспоминать все свои встречи с Блейзом, начиная с самого первого случая в библиотеке, и обнаружила немало интересных деталей, на которые она в свое время не обратила внимания из-за уверенности в гействе Забини.
— Вот черт! А может быть, он бисексуал? — осенило ее. — Мысленно прислоняется и ко мне, и к Гарри. Влюблен сразу и в парня, и в девушку? Этакая сексуальная раздвоенность души?
Тут пришла мадам Помфри, осмотрела ступню и неодобрительно покачала головой.
— Никак отек не проходит. Придется применить сильнодействующее средство и зафиксировать ногу. Приготовься.
И вышла из палаты.
К чему надо готовиться, Гермиона не поняла, и потому просто поерзала на перине и подушках, устраиваясь поудобнее.
Минут через пять целительница вернулась, наложила на ступню компресс с какой-то вонючей желтой мазью, подвесила ногу девушки в полуметре над постелью и зафиксировала ее (ногу) заклинанием. Потом забрала с тумбочки волшебную палочку Гермионы и сунула в карман ее мантии, которая висела на вешалке в противоположном углу палаты.
На молчаливый вопрос Гермионы, мадам Помфри высказалась кратко:
— Так надо. Будет немного щипать, потерпишь, а потом постарайся уснуть.
И вышла из палаты.
И ногу Гермионы начало «немного щипать» так, что она начала вертеться, как уж на сковородке.
Жгло, щипало и грызло неимоверно. Девушка мигом забыла о своих сердечных переживаниях и направила все душевные силы на то, чтобы не заорать благим матом. Сколько времени продолжалась эта исцеляющая пытка неизвестно, но Гермионе показалось, что целую вечность.
Наконец, мучения медленно сошли на нет, и девушка впала в тот самый полусон-полудремоту, о которой упоминалось выше...
…Проснулся утром малыш в мокрой постельке.
Мама его ругает, а он ей жалуется:
— Мамочка, я не виноват. Ко мне ночью пришел гномик и говорит:
«Давай, пописаем!»
— Вот я и описался.
Мама подумала и говорит:
— Если следующей ночью к тебе придет этот гномик и скажет:
— «Давай, пописаем», то ты ему отвечай «Я не хочу!».
— Хорошо, мамочка.
И вот наступила следующая ночь. Заснул малыш, а гномик тут как тут. Вылез из-под кровати и говорит:
«Давай пописаем!»
А малыш ему:
«Я не хочу!»
Гномик улыбнулся хитренько и говорит:
«Тогда давай покакаем!»…
Гермиона проснулась, словно ее толкнули.
Приснится, же…