Гарри Поттер и Драко Малфой. Эпизод 01 (2/2)
— Значит, у немагов ауры желтые?
— Да.
— У маглорожденных оранжевые, а у полукровок красные?
— Да, Гарри. Ты все правильно понял.
Кентавр вышел из последних кустов на опушку запретного леса. Перед ними редкими огоньками обозначился замок Хогвартса.
— Нам пора прощаться, Гарри. Ты в безопасности, а я не хочу, чтобы меня увидели с тобой. В табуне не поощряют общение с магами.
Гарри покусал губы и решился.
— Послушай, — начал он, — в школе есть один студент... м-м-м... он староста Слизерина... у него такие серебристо-белые волосы...
— Я знаю старосту Малфоя, — спокойно кивнул Флоренц, — он иногда приходит на мои занятия, чтобы присмотреть за своим факультетом.
— Не мог бы ты мне сказать... я хотел бы знать...
— Цвет его ауры?
— Я думаю, что она оранжевая... Да?
— Она красная, Гарри.
Флоренц поклонился и пропал в подлеске Запретного леса.
— Я уже ничего не понимаю, — пожал плечами Поттер и побрел к замку.
***</p>
Заснуть Драко и не пытался.
Он сел у камина, отгородился парой кресел, чтобы его не увидел кто-нибудь из студентов, случайно заглянувший в гостиную. В голове его тяжело ворочались воспоминания, и наплывали одна на другую картины из детства...
”Вот ему еще лет пять или шесть. Отец наказал тростью домовика Риппи, который недосмотрел, когда Драко на прогулке полез в лужу. Из глаз домовика текут слезы. а Драко жалеет его и гладит по ушастой голове. Входит отец. Глаза у него злые, и Драко весь сжимается, предчувствуя что-то плохое.
— Магловская жалость!
От пинка отца Риппи отлетает в другой конец комнаты.
— Ты Малфой, Драко! — почти шипит отец ему в лицо. — Ты не должен жалеть рабов. Они — грязь под нашими ногами!”
”Ему лет восемь. Зима. Его в первый раз взяли на парфорсную охоту. Отец верхом на хантере. На нем алый френч, белые лосины, черные лакированные ботфорты и бархатное жокейское кепи. Мама очень красивая и тоже верхом, на ней синяя амазонка. А сам Драко запакован в теплый серый камзольчик. Он верхом на пони и страшно горд этим обстоятельством.
Миссис Кэрроу тоже в алом френче, как и другие охотники. Остальные дамы смотрят на нее неодобрительно, но ей на это наплевать. В верховой езде Алекто любому мужчине даст сто очков форы.
Вокруг них пешие и конные егеря, своры гончих, домовики с напитками и угощением... Глаза разбегаются. Долгие скачки по заснеженным полям и перелескам. Оглушительный лай собак, настигших добычу. Одобрительные возгласы охотников. И миссис Кэрроу, перерезающая горло оленю с огромными ветвистыми рогами... и алая кровь на ослепительно белом снегу. Драко белеет лицом и падает с пони в глубокий колючий снег... Разъяренное лицо отца, встряхивающего его за шиворот.
— Как ты смеешь позорить меня, отродье!..”
”Он стоит перед отцом у кареты, запряженной фестралами. На запятках кареты привязана поклажа. Это его вещи. Он уезжает в Хогвартс.
— Мистер Крэбб проводит тебя до Хогвартс-экспресса. Его сын Винсент тоже едет в школу. Ты должен помнить, что ты Малфой! Выбирай себе друзей только из чистокровных семей. Никаких дружеских отношений с грязнокровками! Ты понял, Драко?
— Да отец. Я ненавижу грязнокровок и тех, кто предает чистую кровь!
Губы отца изгибаются в холодной усмешке.
— Все-таки я выбил из тебя простецкую дурь.
И, увидев в глазах сына недоумение, поправился:
— Ты чистокровный маг в двенадцатом поколении, ты — Малфой! И я требую, чтобы ты помнил об этом всегда!”
Драко откинулся и в тоске прижался затылком к спинке кресла.
— Молодец, папа... Отродье, простецкая дурь... грязь под ногами... дрессировал меня, как охотничьего пса. А мама... мама ничего не знала. Неужели она не чувствовала, что держит на руках чужого ребенка?
Он невольно сравнил в памяти, как толстуха Уизли хлопотала над своими рыжими недоумками на перроне Кинг-Кросса — и как его собственная мать холодно и чопорно целовала Драко в лоб два-три раза в год. Она знала, что он не родной, или инстинктивно чувствовала это? Или боялась выражать материнскую нежность при отце? Или она холодна от природы, как психованная тетя Белла, которая громогласно заявляла, что ненавидит всех детей без исключения? Они родные сестры, как-никак...
Драко почувствовал, что его мозг сейчас вскипит от всех этих мыслей. Первый раз за все время своды подземелья давили на его плечи. Поняв, что не может здесь дальше оставаться, Малфой вышел из гостиной факультета. В тот момент он не мог знать, что нога его больше никогда не переступит этот порог...
***</p>
Гарри не успел войти в Больничное крыло, как его окликнула мадам Помфри.
— Что случилось, Поттер?
Гарри и сам не знал, что с ним случилось. Ему решительно не хотелось идти в общежитие факультета, в душную спальню, и до утра слушать, как храпят, сопят и пукают во сне однокурсники. Поэтому он решил сослаться на нездоровье и провести остаток ночи в Больничном крыле. Здесь хотя бы никого нет, тихо и спокойно.
— Плохо чувствую себя, мадам Помфри, — пожаловался Гарри, — и голова болит.
— У тебя голова болит случайно не из-за Драко Малфоя? — с подозрением спросила школьная целительница.
Поттер растерянно промолчал, но потом отрицательно покачал головой.
— Синяков и шишек нет? Порезы и ожоги? Нет? Вывихи, выбитые зубы? Кости целы? — продолжила допрос Помфри. — Ладно, иди ложись в палату. Вторая дверь направо. Я сейчас зелье принесу.
Гарри только похлопал глазами в недоумении.
— Не притворяйся мне здесь невинной овечкой. Знаю я ваши головные боли. Они, что у тебя, что у Малфоя — одинаковые. Марш в постель!
Что означала эта эскапада обычно флегматичной целительницы — Поттер так и не понял. И при чем здесь Малфой, он тоже не понял. Конечно, ему не раз приходилось одновременно с хорьком посещать Больничное крыло после особо жарких рукопашных сражений, но сейчас ночь, вообще-то. И спят они с Малфоем на разных факультетах, в разных концах замка. Если только...
Поттер прошел к двери своей палаты. Перед тем, как войти, он посмотрел на двери других палат. Все они были приоткрыты, кроме одной. Гарри на цыпочках подкрался к ней и тихонько открыл. Постоял с минуту, таращась в полумрак, а потом закрыл дверь и растерянно пробормотал себе под нос:
— М-да, Малфой. От тебя, как от судьбы — не уйдешь...