Часть 2 (2/2)
— Знаешь ли, ещё ни один мужчина так быстро не убегал из моей спальни, — этот небольшой отказ сильно ударил по гордости герцогини, которой, как ей казалось, у неё и не так много осталось.
* * *</p>
Чонгук шёл по тёмным коридорам своего поместья и всё никак не мог разобраться в случившемся пару минут назад. Девушка, что когда-то смотрела на него с таким нескрываемым презрением, смотрела на него без капли смущениям и предлагала своё тело. В этом, конечно же, не было ничего странного, ведь им предстояло стать мужем и женой, а самому Чону пришлось бы однажды исполнить супружеский долг, но это были лишь обычаи, установленные в обществе. Соглашаясь на подобный брак, он никогда и не думал о совместных покоях с герцогиней южных земель: она при каждом удобном случае не давала и шанса на подобные мысли. Сколько раз они встречались до этого, но и взгляда хватало, чтобы понять, что жизнь его превратится в ад, но по приезде на север Су будто бы подменили.
Герцог и сам не понимал, что случилось и по какой причине всё происходило именно так.
И как бы уверенно он не ответил герцогине в спальне о продолжении разговора, ему было стыдно за сказанное. Говорить такие откровенные вещи в первый день было слишком опрометчиво. А уж тем более намекать на продолжение.
Смущала ли его возможность разделить покои с аристократкой южных земель?
Пожалуй, да.
Учитывая, что подобного опыта у него никогда не было, такое откровенное поведение герцогини вгоняло в краску. Как бы он ни старался держать лицо перед ней, по выходу из спальни сердце бешено стучало, а мысли в голове спутались.
Он нуждался в успокоении, которое находил в своём личном кабинете на втором этаже поместья, где герцог проводил большую часть своего времени, решая насущные дела герцогства.
И всё было бы как обычно, если бы и туда не заявилось взбалмошная герцогиня, что никак не хотела заканчивать разговор.
— Что-то случилось? — со спокойным лицом спросил Чон, снимая свои очки и поднимая взгляд с бумаг на девушку, что ворвалась в его кабинет без капли стеснения. — Мне казалось, что я сказал вам отдохнуть после тяжёлой поездки.
Зайдя внутрь и столкнувшись глаза в глаза с герцогом, Су потеряла свою уверенность. Ей нельзя было говорить всё, что вздумается, и выражать открытое негодование отказом, потому пришлось аккуратно подбирать слова.
— Мне страшно оставаться одной в незнакомой комнате, — сказала она первое, что пришло в голову, и тут же мысленно начала ругаться про себя.
«Что за хрень ты несёшь, Су?» — внутри бушевал настоящий ураган, в то время как снаружи она выглядела спокойной.
— Простите, я не подумал, что вам нужно будет время адаптироваться здесь, — парень устало потёр глаза и заморгал, пытаясь прийти в себя. — Я сейчас же позову главную служанку, она сможет остаться с вами на ночь, чтобы вам не было страшно, — он было хотел выйти из-за стола и направиться отдавать приказ, как девушка ошарашила его уже второй раз за день своим вопросом:
— Почему вы не можете остаться со мной? — она выглядела уверенней, чем обычно, что ещё больше пугало стоящего напротив герцога.
— Герцогиня, мы же уже решили этот вопрос, — Чон устало выдохнул.
Ему сейчас было не до игр, в которые так хотела поиграться девушка.
— Мы не решили этот вопрос, вы просто отвергли меня, — она состроила такое выражение лица, которое так и говорило: «Ну что ты скажешь на это?»
— Не вы ли отвергали меня каждый раз, а сейчас вдруг захотели остаться со мной в одной комнате? Не боитесь, что я могу сделать что-то предосудительное? — Чонгуку уже надоело хождение вокруг да около, если стоящая напротив чего-то хотела, то пускай бы уже сказала прямо, а не ходила кругами. У него и так на носу стояла подготовка к свадьбе, так ещё и весна близилась, что означало большие работы с сельским хозяйством на территории герцогства.
— Я доверяю вам, поэтому уверена, что вы ничего такого не сделаете, — вот же ляпнула.
Такие быстрые изменения и подобные слова только больше укрепили сомнения Чона в чистоте намерений герцогини.
— Что вы сказали только что? — на ранее спокойном лице оттенилось раздражение. — Герцогиня, пожалуйста, прекращайте играться со мной, у меня и так много дел, сейчас совсем не до этого. Прошу вас, ступайте в комнату и отдохните, — терпение подходило к концу.
Смеяться над ним, издеваться и вовсе не скрывать своё презрение было одним делом, но когда он совершенно ничего не понимал в происходящем, — вызывало раздражение. Если бы только Чон видел, что противен герцогине, и она бы это показывала в открытую, а не вела бы какую-то слепую войну, ему было бы намного легче отвлечься и просто терпеть, но подобный расклад дел только усугублял положение.
— Вам мало унижений, которые ваши родители устроили мне и моим людям сегодня, вы хотите и себе черпнуть ложечку этого сладкого удовольствия? — Су застыла после такого откровения, ведь в прежней жизни она никогда не слышала ничего подобного от Чона, он был равнодушен и терпелив, а сейчас, кажется, закипал не на шутку.
— Нет, на самом деле… — она понимала, что план начинал давать трещины и ей нужно было хоть что-то, чтобы отвести от себя подозрения в столь странном изменении поведения.
— Что? Что же такого случилось, что вы вдруг начали тянуться ко мне? Это ваши родители дали вам указания стать ближе со мной, или же вы самовольно решили втереться ко мне в доверие таким образом? Даже если так, то какова ваша причина? — он злился, очень сильно злился, что аж желваки играли свою игру на челюсти, но последующий вскрик заставил остолбенеть:
— Я просто влюбилась в вас, но даже не знаю, как и подойти после всего случившегося ранее, — Су тут же схватилась за губы, так и проклиная свой длинный язык, который был достаточно красноречив, но в данной ситуации излишен.
«Всё, смерть», — Герцогиня уже мысленно представляла, как на следующий день из поместья будут выносить гроб с невестой, что так глупо поплатилась за желание жить, за которое она так отчаянно цеплялась.
Ей было абсолютно без разницы на нормы морали, свои принципы и гордость, для неё главным было выжить в этой безостановочной войне. Возможно, переродись она за несколько лет до встречи с Чоном, всё было бы иначе. Больше времени на раздумья, больше времени на проработку плана и больше стараний ради собственного изменения, но как ей было ориентироваться по ситуации, когда в голове всё ещё стояли образы темницы и той свечи, того лучика света, что помогал оставаться на плаву и не сойти с ума?
Она была сломлена, потеряна и никогда уже не найдена, а потому и готовая на любые жертвы ради собственной жизни.
В отличие от герцога, Су никогда не думала о других, ведь даже сейчас она так отчаянно боролась за свою жизнь, за лучи солнца, которых уже никогда могла не увидеть, за вкусную еду и чистый воздух, не пропитанный сыростью и разлагающимися трупами за соседней стеной.
Было ли это правильно?
Ким Джису всегда считала, что никто, кроме неё, не поможет ей, а потому и оставалась эгоисткой что в той жизни, что в этой. Спасти себя могла только она сама, но для достижения цели ей так был нужен стоящий напротив мужчина, что совершенно потерял дар речи от подобного заявления.
— Вы что? — уже не таким раздражённым, а более снисходительным тоном спросил он.
— Я не буду повторять, вы всё равно никогда не поверите мне, — она ушла, дверь закрылась, а вместе с ней и упорхнул запах свежего цитруса и лаванды, который был так приятен Чону.
* * *</p>
Лунный свет пробивался сквозь чуть приоткрытые школы спальни. Герцогиня стояла у окна и смотрела вдаль, вспоминая о временах, когда и о таком ей приходилось мечтать. Жизнь после заточения превратилась в адские мучения, и если сначала она сопротивлялась, кричала и всей душой ненавидела Чон Чонгука, то с каждым днём крики из темноты становились всё тише и тише, пока не превратились в безмолвную войну с собственным разумом. Тишина поглощала, выводила из себя, а впоследствии заставляла смириться. Время шло, а осознание приходило с большей силой каждую минуту. Джису начинала осознавать, что винить герцога северных земель было слишком глупо и винить нужно было лишь себя, несносную, взбалмошную и любящую унижения аристократку.
В какой-то степени ей даже было жаль почти незнакомого человека, что так хорошо обращался с ней, несмотря не на что. Моментами ей хотелось вернуться в дни своих представлений и забрать сказанное, отрезать язык, чтобы из поганого рта ни слова грязи не смело вылетать, но она не могла.
Она никогда не любила Чон Чонгука, ни до заточения, ни даже после, когда наконец-то смогла осознать всю доброту его большого и отверженного сердца.
Была признательна, даже в какой-то степени благодарна, но не влюблена.
Даже та маленькая свечка, что он приказал приносить каждый день к решёткам темницы, была самым большим, что он только мог сделать для подобного ей человека.
Она помнила это, но, кажется, после возвращения назад только и думала, что о своей личной выгоде и свободе. Вот только сказанные в кабинете слова заставили её вспомнить всё хорошее, что делали для неё, и всё плохое, что сотворила она.
— Я знала, что тебе было тяжело, но совсем не хотела думать об этом, — когда она куталась в накидку, карие глаза смотрели на заснеженные просторы и домики, что виднелись в дали. — Джису, на всё ли ты готова ради выживания?
От заданного в тишину вопроса отвлекли шаги за дверью.
— Госпожа, хозяин сказал, что вам не спится, стоит ли мне остаться с вами? — голос служанки заставил Су усмехнуться.
— Всё в порядке, передай, чтобы не беспокоился, — устало вздохнув, она всё же решила прислушаться к совету жениха и прилечь отдохнуть.
Этой ночью она так и не дождалась Чонгука, заснув в гордом одиночестве. Хотя назвать его гордым можно было лишь с натяжкой.