Часть 16. Весна снаружи, вечная зима внутри (1/2)

Никита

Это был тяжелый день. Лежа по своим койкам, без возможности просто расслабиться, ощущать общий настрой — пока никто не заснул. Я уже научился различать закрытыми глазами где чье мерное дыхание — сегодня такового не было ни у кого.

Спустя примерно час сквозь дрему я уловил первое движение: Малыш выбрался из одеяла и встал. Но не на кухню попить, а тихо зашуршал к подиуму, к Ти.

Помня, в каком состоянии он вбежал после верхов, а потом волновался за Викки, неудивительно, что ему захотелось простой ласки, или строгого пинка обратно к себе. Сам бы я не смог к нему подойти от собственных свежерастрепленных нервов, да и собственно, не я ему в такой ситуации был нужен. Это ясно как день… То бишь ночь.

Хотя, был и приятный момент: когда я спустился, травяным чаем отпаивала меня наша Вишня. Ей, похоже, почти не досталось. Титул тоже вернулась уверенной — и это немного успокоило всю компанию. Но заснуть все равно никак не получалось.

Сквозь тени я увидел, как Эндрю наклонился и зашептал что-то хозяйке. Затем скользнул и устроился на левом краю ее большой кровати. Титул не оборачиваясь протянула назад руку, обвила кистью шею Малыша с успокаивающим убаюкивающим поглаживанием, и прошептала:

— Спи, — это я расслышал уже четко.

Но как только ее рука вернулась на место на одеяло, встала Вишня. Ее ложе распологалось с другой стороны подиума, и мне стали видны ее очертания над подиумом Титул. Видимо, отказать беременной та не решилась, и Викки спустя одобрительное мрлчание плавно скользнула к ней с другой стороны, и там мне уже стало невозможно ничего разглядеть, зато все еще слышно: раздалось шуршание и влажный поцелуй. Затем их сменило недовольное ворчание:

— Но если не дадите мне выспаться, завтра накажу обоих!

Малыш отозвался томным засыпающим протяжеым мурчанием, соглашаясь то ли на то, чтобы не мешать, то ли быть наказанным. А Викки, напротив, прошептала, что будет «как мышка».

Вот чего я совсем не ожидал, так это сползающего со своего места Влада. У меня аж дрему как рукой сняло, и я чуть не поддался привстать на локти и подглядеть удивительное представление: его-то куда понесло? Неужто всегда невозмутимому и дерзкому Волку тоже требуется доля утешения?

Но тут я ошибся. Он лишь поднял с соседней кровати одеяло, отдающее теплом его полноправной владелицы, шагнул к подиуму и аккуратно укрыл им Вишню. Расправил по углам, наклонился, видимо поцеловать, и, пожелав добрых снов, утопал обратно на свое место.

Вот тут мне вдруг стало так холодно и тоскливо. Будто я один одиночка в этом тесном мирке, хотя, так ведь и есть. Я свернулся колачиком и уткнул нос в подушку. Кажется, начался отходняк от произошедшего: прошибла мелкая дрожь с головы и до пят, я едва сдержал себя, чтобы не заскулить.

— Ник, я слышу, что ты еще не спишь. Заканчивай вертеться. Сегодняшний день закончен, завтра будет новый. Спи. — Затем, помолчав, добавила: — Тебе надо научиться ставить точки, чтобы двигаться дальше.

Двигаться? Я не хочу никуда двигаться. Пусть все от меня отстанут. На кой я им сдался? Зачем это все? Почему все так…

Этой ночью я провалился в сон лишь под утро.

***

В следующие пару дней жизнь потекла обычной тягучей массой. Запертые готовили, убирались, стирались, гладились, стриглись и брились, изредка задерживая взгляд друг на друге за одобрением или поддержкой. Титул как ни в чем не бывало командовала, инвентаризировала продукты, и следила за каждым шагом передвижения, досконально, вплоть до того, все ли сделали вечернюю зарядку и нормально ли поели.

Отдых или просмотр телевизора или планшета надо было заслужить. А пока Ник лишь удостаивался щелчка по носу каждый раз, когда «уходил» в свои мысли. Он реагировал на это с прежним раздражением, но хотя бы не шарахался от приближения Титул. Нервность до срыва осталась впрошлом, но теперь пришло время познать что такое настоящая скука. Хотя лучше уж так, чем «работа». Даже зная, что в следующей он участия принимать не будет.

Все стало обыденно. Лишь Малыш ждал дня фотосета. Когда он наступил, верх не позволил Титул его сопровождать, и поехал сам.

Эндрю подписал контракт и стилист сразу приступил к работе: покрасил светлые волосы в золотисто-рыжий, нанес россыпь канапушек на все лицо и окропил ими белесые, давно не видевшие солнечного света плечи. Малыш стал выглядеть еще нежнее и моложе, чем был до преображения.

Челку слегка завили, а девушка из команды фотографа, состоящая также из осветителя, постановщика и самого профи глянцевых обложек, постоянно подбегала трепать или выпрямлять ее на разный манер: то скрывая глаза от зрителя, то мягко завлекая, то жестко отклоняя в сторону.

Малыша ставили и просили извивать тело и конечности точно так, как эту самую челку. А он охотно гнулся и свободно скручивался, какой бы витиеватой просьбы не доносилось от фотографа.

Переодевался в новый комплект белья он в этой же студии, за ширмой, явно ощущая пару любопытных глаз на спине, и слыша удовлетворительные беседы остальных участников команды.

Сервис тоже не уступал мероприятию: парню в перерывах предлагали свежевыжатые соки и канапе, чтобы он освежался и перекусывал. Накрывали уютной теплой накидкой, подставляли на пол плюшевые тапочки перед босыми ногами. Он смущенно и благодарно улыбался всякий раз.

Пару раз его подзывали к компьютеру в углу помещения, где на экране из десятков отбракованных шотов выделяли одну, в которой привлекательные изгибы, соблазнительные выступы и мягко обволакивающие тело и лицо тени не слишком отвлекали от модели белья и не оттеняли подсвеченные лейблы.

Все проходило в холодной сдержанной профессиональной атмосфере, пока все не вымотались, не устали, и не перестали следить за своей речью. Кто-то начал болтать о том, как хорошо найти свежую незатасканную модель для примерки, разодушевляя новое незнакомое имя на своем поприще. Но к этому как раз Малыш уже привык. А были те, кто перестал скрывать свой жадный и до неприличия голодный интерес к его практически обнаженному телу.

Эндрю от всего этого стал сильнее кутаться в накидку, сминая в кулаках внутреннюю поверхность мягкой ткани, напряженно втягивать губы, едва останавливая себя, чтобы не начать их кусать. Пытаться отключить слух и не встречаться глазами с шушукающимися представителями марок и той самой шустрой девушки с расческой в руке не очень-то получалось. Все углы и декорации намазолили глаза.

Время потекло удушающе. Не то, чтобы хотелось вернуться… Новое место сначала показалось роскошным, ярким впечатлением, поездка на машине — свежим ветром, треплющим голову воспоминаниями о прошлой жизни, о свободе. Даже верх всю дорогу молчал и не отпускал колкостей в его сторону. Видимо, чтобы не сбить настрой. Но теперь все будто накрылось бездушной сферой, и стало сжиматься, сдвигая стены, иссушая воздух под слишком яркими светильниками, и превращая живой коллектив людей в рабочие машины для извлечения выгоды. А он лишь предмет в их руках, вещь, которую покрутили в руках, повздыхали, пощелкали на мобильник, а теперь решают, нужна ли она им дальше, или можно оставить, положить на место, и забыть.