Часть 9. Солнечный титан. (1/2)
За прилавком, сидит милая девушка в розовато-серой униформе. Она поправляет низкий хвост на затылке и поднимается со стула, чтобы поприветствовать парней. Девушка сразу их узнала с порога, а когда они подошли к кассе, расплылась в дружелюбной улыбке.
— Здравствуйте! — Говорит Рафаэль девушке, отражая её улыбку. — Два милкшейка, пожалуйста.
— Клубничный и ванильный? — Подсказывает, набирая шарик мороженого из лотка.
— Именно, — Отзывается Майкл, принимаясь выковыривать деньги из переднего кармана широких штанов, — Вот, держите, — Он выкладывает на прилавок слегка помятые купюры и следит за тем, как девушка начинает привычно ему их распрямлять, перед тем как убрать в кассу. — Я угощаю.
Рафаэль подает легкий смешок.
— Спасибо. Надеюсь, они не начнут без нас есть? — Парень заправляет свою длинную каштановую волнистую челку за ухо, а Майкл внимательно следит за его изящными руками.
— Бесплатный цирк в туалете еще не кончился. — Проносится над ухом, от чего Майкл вздрагивает и чуть ли не роняет стакан из рук, оборачиваясь.
Квентин стоит так близко, что, кажется, что аж пульс на время останавливается. У него глаза сощурены из-за резкого солнца, что проявило милосердие погреть своим теплом людей.
— Я-я взял коктейль. — Кларк забирает два больших стакана с милкшейками, благодарит девушку кивком головы и возвращается к ребятам. — В-вот держи. — И неуверенно отшагивает назад, опускает глаза и протягивает стакан.
— Спасибо. — Хлопает глазками, еще крепче прижимает к груди небольшой порванный журнал. — А ты? — Квентин принимает коктейль и отпивает из трубочки напиток. Майкл бубнит себе под нос: “Не хочу”, засовывая руки в карманы. — Тогда скажешь, сколько я должен тебе отдать.
Майкл вновь засасывает нижнюю губу. Долбанная привычка из-за которой очень часто обветриваются губы и болят.
— Ты как?
Голова сама мотается, как у игрушек в машине. Майкл делает паузу, открывая и закрывая рот.
— Оставь его. — Ким кладет подбородок ему на плечо и мягенько дружелюбно улыбается. Майкл слегка розовеет, чувствуя себя с каждой минутой все хуже и хуже рядом с ребятами. Давящее ощущение предписанной жертвы никак не сходит на нет, а только сильнее нарастает, размножается, как терновник – все на своем пути поглощает во тьму.
Когда же ты наконец зацветешь? </p>
— В-все хорошо. — Дергается подбородок. Достает брелок с ярким оранжевым шариком из кармана, рассматривая шарик под солнечными лучами – самый драгоценный сердцу подарок от брата.
“— Посмотри! Это теперь наше тайное убежище!” </p>
Мальчик скачет около, только что саморучно сделанного, домика из подушек. </p>
“— Думаешь нас здесь не найдут?” </p>
Младший залезает внутрь и оглядывается, присуще по-детски удивляясь. </p>
“— Я думаю, это – самое безопасное место на Земле. Здесь даже монстры не достанут!” </p>
Младший включает настольную лампу, которую стащил с папиного стола в кабинете.</p>
“— Видишь, здесь совсем не страшно” </p>
Прозрачный переливающийся оранжевый шарик с еще одним совсем крошечным и розовым внутри бережно ложится в маленькие ладони. </p>
“— Там мое сердце внутри, видишь?” </p>
“— А как называется?”
“— Сатурн” </p>
Сатурн</p>.
Жестокая планета. Даже остатки своих лун не отпускает. </p>
Майкл поднимает глаза полные отчаяния на Ричарда. Тот заметно ежится от жалости к нему и разорвано вздыхает.
— Я п-привык... — Отвечает, глубоко затягиваясь воздухом.
Для звезды, которую пожирает черная дыра, секунды на самом деле жестокие. </p>
Среди них далекие звуки двигателей за панорамным окном и близкий ванильный запах.</p>
Среди них чужие губы кривятся в ненастоящей, пластиковой, как этот стакан улыбке.</p>
— Ч-честно. — Прячет стеклянный шарик обратно в карман, накрывая чужие ладони своими и несильно пытаясь их отлепить от себя, как бы нехотя.
Ричард облизывает губы нервно.
— Честно-честно? Тебе не идет такое настроение. — Ким же наоборот прижимается все ближе, наклоняя голову и пытаясь заглянуть в чужие бездонные глаза.
— Д-да точно-точно. — Майкл смущенно морщит нос, снова предпринимая попытку убрать чужие ладони с себя.
Ким широко и счастливо улыбается, взъерошивая чужие мягкие волосы.
— П-простите за сегодняшнее, я просто... — Он в панике начинает оправдываться в аффекте бесконечного стыда. — Он обещал, что покончит с этим...
— Перестань. — Выдает Квентин, нервно расцепляя руки на пластиковом стаканчике. — Хочешь высказаться мне об этом? — Кларк рвано вздыхает сглатывая. — Все нормально, мы тебя выслушаем. — Проглатывает слюну и быстро тянется к своему стакану, делая несколько больших и жадных глотков. — Я, типо, понимаю тебя. Мама тоже обещала постоянно, но...
— Я-я... Н-нет я не хочу... — Новый нервный срыв схватывает все внутри, отчего Майкл насильно начинает ограничивать себя в эмоциях, лишь бы снова не сорваться при ребятах, — Н-нагружать... Окей?
— Майкл...
— Э-это не поможет. — Вздыхает и с больным комом в горле выдавливает это шепотом, чувствуя, как глаза вновь наливаются слезами. — Мама хочет отправить его в реабилитационный центр. Там нашлось место, но... Б-брат еще не знает об этом. — И опускает взгляд в смятении. — Н-нас предупреждали, что может становиться хуже...
Ребята поднимают глаза на друга, сглатывая вязкую слюну.
Невроз навязчивых состояний и всеобщая тревожность.</p>
“— Нужно выпить эту таблеточку” </p>
<s>
“— А если я не хочу?” </p></s>
”— Ты не знаешь, от чего отказываешься. Она совершенно <s>безвредна</s>”</p>
Квентин нервно зачесывает прядь своих черных завитушек за ухо пальцами, слабовато кивая своим мыслям и смотря в карамельные глаза. Рафаэль не отводит взгляд, машинально поправляя свои волосы тоже.
“— Ты хоть знаешь, что принял?” </p>
“— Таблеточку красивую. Голубенькую такую” </p>
У Майкла влажные глаза, кажется, будто он не дышит и просто смотрит в одну точку на стене. Ребятам хочется прямо сейчас исчезнуть, раствориться, лишь бы только избежать этого взгляда, наполненного болью и тревогой.
“— Он подошёл и начал заговаривать мне зубы” </p>
Пауза уходит сквозь пальцы.
“— Он дал мне стакан и предложил выпить за чертово примирение, и я взял этот стакан, потому что наивный идиот, который развесил свои уши” </p>
Он смотрит в пол. Водит глазами, как будто там ребусы, которые так любил решать их отец, и всматривается, разгадывает, считывает немые ответы.
Экстремальная реакция на насилие и чувство брошенности.</p>
Трое неловко молчат, пока в голове у каждого снова много вопросов, но ответы навряд ли они смогут получить.
<s>
А также, искаженное представление о себе. </p></s>
Клуб.</p>
...Под кайфом и почти без одежды, в чужой машине. </p>
“— Тогда я понятия не имел, что было в том стакане” </p>
Вода, еда и чертово ведро вместо туалета в собственной комнате.</p>
“— Дэвид, зачем ты так себя ведешь...?” </p>
“— ...Я драил себя в ванной несколько часов, потому что чувствовал себя грязным ничтожеством. Вы блять это хотите услышать?!” </p>
Без дозы. Крики и визжания.</p>
“— Я вас ненавижу! Оставьте меня, блять, все в покое!” </p>
И непрерывно, в своей измученной голове до самого утра считал плиты на полу, прыгая глазами по ним, играя в классики, сбивался и начинал по новой. Снова и снова, пока воспоминания не затаились где-то в щелях колец. Черти, спрятались в них и никак не выползают. Позорно там умирают, так и не взглянув на спутники, окружающие замученное украшение Вселенной.
— Идиот, — Квентин вздыхает, отводя взгляд на ландшафт парка через панорамное окно. Ким прячет руки в кобальтовых карманах, зачем-то смотрит в сторону, потом под ноги – себе, Майклу, Квентину. — Он мог тогда не идти в этот ебанный клуб. Его мать бегала ночами в поисках сына и откапывала его в подворотнях...
Руки влажные, холодные, неприятно липкие, Майкл вытирает их о ткань бомбера. У него мокрые красивые, голубые, измотанные глаза, безропотно смиренные перед своей планетой – он слишком близок к Сатурну, еще шаг, и он собственными руками выбьет стул из-под ног перед петлей.
“— Всё сделал ты. И теперь ты отказываешься говорить, что с тобой случилось. А я хочу знать, твою мать. Мы все хотим знать. Планета не может всю свою жизнь прятаться под темной стороной от Солнца, Дэвид. Это твоя эбанная романтизация космоса, и, если тебе тоже было хреново, я хочу знать поче...”</p>
— Квентин. — Дергает руками подол пальто. Глаза в глаза. Слишком резко, слишком похоже на грубый толчок в грудь.
“— ...Ему нужно снова ложиться в клинику. Проходить новый курс, обследоваться, работать с врачами” </p>
И снова молчание.
Звуки резко увеличиваются в громкости. Слишком четко слышно всю эту симфонию трескания столовых приборов и чашек, скачущих в воздухе, как дотошные тараканы на кухне.
Это портит настроение окончательно.
— Прости... — Проглатывает. Срывается на выдохе от глубокой орбиты вины, которую снова чувствует, в которую снова попал, которая снова и снова проходит по самой плотной части кольца E — самого дальнего кольца Сатурна. Широкое, но очень разреженное кольцо из микроскопических частиц льда и пыли, начинающееся у орбиты Мимаса и заканчивающееся где-то у орбиты Реи. Иронично. — Наверное, я должен был промолчать. — И качает головой монотонно, уставившись на улицу.
Он даже не заметил, как они успели выйти на улицу.
— Пойдемте, — Рафаэль отпивает из трубочки напиток и жестикулирует свободной рукой, — А то будет как в прошлый раз. Я больше не собираюсь есть в одиночестве большую порцию наггетсов.
Осенний ветер приятно обжигает кожу и пробирает дрожью тело до костей, заставляя руки в карманах сжаться плотнее. Они останавливаются у входа в собачий парк, перебирая в руках стакан с молочным коктейлем. Ким берет его в правую руку за бортики с крышечкой, потом перекладывает в левую ладонь, держа покрепче за донышко. Потом снова перекладывает в правую руку, но уже держа стакан целой ладонью и поставив мизинец под донышко, чтобы не уронить.
Волнение. Трепет.
Рафаель нервно кусает губу, видя в дали около какой-то беседки парня в серой кофте и такими же каштановыми кудряшками, что развиваются в разные стороны от легкого, теплого, летнего ветерка. Светит сверху – полное яркое солнце, целуя своим бликом черты лица парня, что замахивается и кидает палку куда-то в даль. Черный взрослый щенок с высунутым языком несется за ней моментально.
— Тебе так и не разрешили завести собаку? — Квентин нервно зачесывает свою прядь волос за ухо прокашливаясь. Свой коктейль уже добил. Майкл выходит следом, надевает на плечо вторую лямку рюкзака, а на голову белую кепку. Следом наполовину застегивает бомбер и сдвигает кончиками пальцев светлую чёлку, закрывающую ему обзор на улицу.
— Нет, но когда я вырасту и поступлю в университет, обязательно заведу себе черного лабрадор...
Скрежет когтей и скулеж истосковавшейся собаки. Изящное и без изъянов, с гармонично развитой мускулатурой, животное жалобно скулит и сразу врезается в ноги ничего не понимающего Рафаэля.
— О-о боже… — Чуть не роняя с рук стаканчик.
Почти сорокакилограмовое животное встает на задние лапы, а передними опирается на бедро улыбающегося Кима. Он с интересом смотрит на лабрадора сверху вниз, и в его взгляде нет ни капли страха. Лабрадор радостно взбирается на его ноги, жмётся мокрым носом к рукам, вылизывая засохшие чуть розовые капельки на стаканчике.
Собаки – удивительные существа, и Ким просто их обожает.
Рафаель не может наклоняться из-за травмы в спине, поэтому, посмотрев под ноги и отодвинув полы пальто, он едва успел опуститься на одно колено, как невероятный трепет, не поддающийся объяснению, в виде красивого чёрного лабрадора со светло-голубыми глазами, сначала припал на передние лапы перед ним, громко пыхтя и обнюхивая, а после зашёлся шумными попытками протяжного лая. Он был больше похож на поскуливание. Пес начал крутиться вокруг себя, едва ли подпрыгивая на месте, постоянно ударяясь лапами или хвостом о ноги и руки. Собака легла перед ними, вылизывая протянутые ладони, щекоча своим шершавым языком. Шерсть и без солнца переливается, а нос не перестаёт тереться о человека.
— Он тако-о-ой милый, ребята!
— Так странно... Он ведет себя так, будто знает нас. — Обращается к собаке, принюхивающейся к его журналу в руках. Касается мягкой шерсти, и та сразу сваливается на землю лапами к верху, а потом поднимает голову на Майкла.
— Действительно милый.
Открывают рот они одновременно и переводят взгляд друг на друга. Это заставляет их также одновременно засмеяться. Кларк издает характерный смешок, а Квентин только незаметно улыбается, отводя взгляд на свой пустой стакан. Какое-то чувство чего-то трепетного внутри заставляет также сидеть на корточках и робеть вместе с друзями и этим дурацким молочным коктейлем в руках. Дыхание рвется, ноги не слушаются. Даже если злость уже накрывала брюнета с головой, ее поглотило ощущение мягкой шерсти под пальцами и нежного пуха за ушами. Учитывая, что собака и к нему тянулась, Квентин также присел и припал щекой к её морде, прошептав несколько слов, которые лишь они двое могли услышать. Вначале преобладала грусть, сейчас хочется смеяться и не отпускать. После того как лабрадор перед ними оказался, всё, что хочется делать, это улыбаться до боли в скулах и щурить глаза, чтобы эмоции не заставляли их слезиться.
— Вот где ты.
Солнце, словно поступью опускается за границу горизонта, освещая город красивым персиковым отливом, а слегка прохладный ветер щекочет оголённую медовою кожу, мягко обволакивает ее – аккуратно ложится на все плавные изгибы и целует каждую родинку на затылке, которая попадается на пути. </p>
Дрогнув от накативших мурашек, ребята заторможено поднимают стеклянный взгляд на мужчину перед собой...
“Солнце принадлежит к первому типу звёздного населения. Одна из распространённых теорий возникновения Солнечной системы предполагает, что её формирование было вызвано взрывами одной или нескольких сверхновых звёзд” </p>
...Глаза.
Желтые, как золотистые кристаллы. В них дьяволы веселятся, хороводы водят, завлекая пройтись с ними по девяти кругам ада.
“Это предположение основано, в частности, на том, что в веществе Солнечной системы содержится аномально большая доля золота и урана” </p>
Острые — как нашатырь: выдергивает из подсознания и дышится через раз.
“Это почти идеальный шар из горячей плазмы, разогретой до свечения идущими в ее недрах термоядерными реакциями” </p>
Что-то виснет между ними вместе с уличным хором детей и бурных обсуждений взрослых. Что-то неприятное, тягучее, отталкивающее.
“Солнце — мощный источник энергии, постоянно излучаемой во всех участках спектра электромагнитных волн — от рентгеновских и ультрафиолетовых лучей до радиоволн. Это излучение сильно влияет на все тела Солнечной системы: нагревает их, сказывается на атмосферах планет, дает свет и тепло, необходимые для жизни на Земле” </p>
Мужчина движется, встает почти вплотную. Так что приходится выпрямиться и задрать голову выше.
— Прошу прощения за его поведение. — Практически сорокалетний незнакомец крепкого телосложения слегка согнулся — виснет идеально выглаженный галстук. Он был достаточно привлекателен: карамельный цвет кожи, острые, как нож, скулы, тёмные волосы чуть длиннее обычного.
На нем лишь черный цвет. Удачно облегающие плоский живот и упругие бедра брюки, дальше идущие прямым кроем. Черная, сидящая ровно в сантиметре от кожи легкая рубашка, и такое же черное кашемировое пальто ниже колен, расшитый металлическими пластинами по лацканам — тонкая, искусная изюминка.
Прекрасен.
— Он наверняка увидел милкшейк и побежал выпрашивать его. — На последних словах он приподнимает уголок губы настолько высоко, что проступает ямочка на щеке. А еще за спиной в руках болтается плетёный поводок. — Извините меня, пожалуйста, еще раз.
Руки поднимаются сами, хотят, наверное, разойтись в стороны в недоумении, но в ту же секунду отчаянно падают обратно на колени: только и получается, что качать головой.
— Д-да ничего страшного. — Наконец-то немота прошла, и Рафаэль ответил первым. Тушуется, сглатывая свою улыбку с губ. — А-а к-как зовут малыша?
У него, как и у Квентина, и Майкла, затекли колени, но он продолжал сидеть на корточках, разбирая пальцами шерсть у тёплой шеи, где слишком чётко ощущается быстрое сердцебиение животного с зажмуренными глазами, севшего к мужчине спиной и тихо подвывающего.
— Ира*. — Старший выставляет перед собой ладони. — Мне всегда казалось, что он дружелюбный только к моему сыну.
— Д-думаю, он чувствует, что мы не желаем ему зла. — Расцветает заново, поглаживая песика между ушек. — А вы тоже л-любите имбирное печенье? — И глазами подцепил небольшой крафтовый пакет – упаковка Киму знакома, сам ест это печенье каждый день. И пофиг на прыщи.
— Мой сын их обожает. — Мужчина поднял на него светлые глаза, тепло улыбаясь и подавая добрый смешок. — В принципе... — Касается пальцами классической (полной) бороды и проходится фалангой большого пальца по нижней пухлой губе. — Как и клубничные коктейли.
Имбирное печенье и клубничный милкшейк.
Поднимаясь, Квентин неспешно отряхнул штанины, заметив, что лабрадор вновь крутится вокруг них, шумно дыша и виляя хвостом.
Что-то знакомое.
— Я не отвлекаю вас? — У мужчины руки убраны за спину, весь открыт перед этими мальчишками.
Квентин промолчал. Пялясь сначала на него, а потом опустил взгляд в землю.
— Нет... — Кларк отрицательно машет перед собой руками. Ему так же честно неловко, а слова даются тяжело. — Все нормально... — Кларк протягивает ладонь, предлагая помочь. Рафаэль медлит, смотрит на ту, но после хватается за нее, давая поднять себя с земли. Он так вырос за последний год, еще сантиметров десять и будет одного роста с Майклом.