Часть 8 (2/2)

Снова глотает иглы и, кажется, умирает.

— Я пережил смерть отца вместе с тобой. Эта дрянь достаточно причинила мне боль и моей матери, Дэвид. А после этого случая ты начал закрываться от нас и... Я понимаю. Это тяжело.

Кислое шипение внутри.

“— Это очень тяжело, и я не могу рассказать, честно” </p>

Выдох. </p>

— Слушай, мне иногда хочется сказать тебе: “Бро, я больше не хочу быть твоим другом, пока ты засовываешь в себя по самые кишки эту белую хуйню”, но блять... Ты просто сдохнешь.

Вдох. </p>

Он адски устал и хочет, чтобы жалкий, надломленный голос Джеймса перестал звучать в его голове, сводя с ума. Ещё сильнее. Его руки и ноги сводит от нестерпимой боли, разрывающей его грудь. Внутри так много всего скопилось, а ему и выговориться не кому. Некому сказать, как же ему больно и плохо.

— Я злюсь. Я очень злюсь, потому что у меня сердце болит, когда ты делаешь вот это с собой... Ты понимаешь? — Сжимает свободный кулак и отчего-то злится. Сердится на то, что Кларк ведет себя хуже ребенка, удивляясь искренней всепрощающей любви Майкла и их мамы. Такое отношение сложно пропустить сквозь сжатые зубы. — Дэвид, может, расскажешь...?

Пальцы в волосах. Натягивает бешено, жестко, чтобы чувствовать боль. Чтобы она щекотала глазные яблоки.

“— Мой отец сказал мне однажды одну вещь, о которой я думаю по сей день” </p>

Голова кружится.

“— Какую?” </p>

“— Он сказал: “Жизнь без страсти словно смерть. И за всю прожитую жизнь я понял, что боюсь рисковать, чтобы не было неудачи”.</p>

Дэвид откидывается на спинку скамейки и вздыхает, глядя на малиновый закат, что почти скрылся за горизонтом.</p>

“— Я живу до сих пор с мыслью о том, что я просто трус, что я ментально слабый и не способен выдержать нагрузку в общении с людьми” </p>

— Дэвид, пожалуйста… — Кларк вновь скидывает его руки с себя и отшатывается на метр, тут же шмыгая носом и сразу отворачиваясь. — Не злись на меня…

“— Я не умею общаться, шутить, а уж тем более, быть хорошим другом для кого-то...” </p>

— Джеймс, давай без этого...

“— Я даю тебе обещание, что приму тебя таким какой ты есть. Если я тебе не нравлюсь, то прямо сейчас я даю тебе выбор. Я могу дать тебе время на раздумия, если тебе это нужно, но просто знай, что я готов помочь тебе в любом случае, даже если ты откажешься быть моим другом” </p>

Бархатный баритон звучит над ухом с таким умиротворением, что каждая мышца тела расслабляется. </p>

Внутри глубинный беззвучный треск отдает мурашками по телу, заставляя на секунду подвигаться в судорогах, взглянув на шатена, что смотрит прямо в глаза так близко, внушая неподдельное доверие.</p>

И казалось, что все тревоги и переживания снимает как рукой, отлипая, как противный, уже грязный пластырь от пальца, где когда-то кровоточила неглубокая рана.</p>

“— Я-я Дэвид. Дэвид Кларк” </p>

“— А ты смешон” </p>

Голос Джеймса звучит приглушенно из-за ладоней на лице. До него только доходит осознание, от чего его охватывает паника – пропали сигареты. Дэвид не чувствует шершавую поверхность пачки в кармане. Хаотично запихивает руку в другой – пусто. Пусто.

— Все нормально?

Растирает пальцами слезы по лицу, потому что от самого себя уже тошно и стыдно. Ему хочется содрать с себя кожу, вынуть израненную душу из использованного, грязного тела, а после просто сдохнуть.

Да нихуя не нормально. </p>

— Иди сюда, — Доносится неожиданно сверху. Дэвид всем телом дергается и отнимает ладони от лица, резко понимая, что он снова сидит на земле, — Все хорошо. — И тихонько тянет его за куртку, пытаясь развернуть к себе.

“— Что это?” </p>

“— Экстази” </p>

Кажется, и вовсе перестал дышать, и сердце его тоже будто остановилось, отказываясь выполнять свою функцию.

Он не чувствует шершавыми пальцами ”брелок”. Его нет.

— Дэвид, может, пойдем в медпункт... Ты побледнел.

Кларк лишь глубже толкает руки в два кармана, в надежде найти его в самых глубоких частицах его куртки среди мелкой космической пыли от батончиков.

“— Я тебя не обманываю” </p>

“— Я останусь, если ты расскажешь мне правду”</p>

У взрослого ежа шесть тысяч иголок.

“— Намекаешь на то, чтобы я съехал и перестал ебать отцу мозги?” </p>

Они короткие. Не больше двух сантиметров.

“— Не знаю. Просто, если тебе не нравится, то я не понимаю. Он ведь не будет всегда рядом” </p>

Внутри зубы, когти, иглы.

Внутри они режут и колят.

“— Он ведь не будет всегда рядом” </p>

— Да блять. — Дэвид громко шмыгает носом. — Сука, да, нахуй. </p>

Джеймс не оставляет всхлип без внимания, переводя взгляд со своей машины на друга. Тот успел выдрать нить из внутреннего кармана, размазывая по лицу градом льющиеся слезы. Дэвид плакал, а Джеймс не смог двинуться с места.

— Отъебись, блять, сука. — Кашляет, обращается к себе, не к Джеймсу точно, пытается смахнуть ладонью слезы, а те не перестают течь, словно Кларк не плакал лет пять или десять. — Хватит, черт возьми.

Дэвид умоляюще шепчет самому себе, машет руками, дерётся то ли с призраками, то ли с самим собой, и плачет. Наверное, другу стоит встать и позвать взрослых, рассказать о чужой истерике всему свету, но Джеймс не может. Он перехватывает его руки, мягко поглаживая гусиную кожу. Кларк весь в крови, слезах и мурашках – не лучшее сочетание для чистых штанов. Прижимает его голову к своим коленям, зарывается в волосы пальцами, массируя макушку, и ни о чем не спрашивает. Ему знать уже страшно.

Терзает, изводит, виртуозно обрезает глотки, вспарывает живот. Он разрушается. Трупы в собственном кровавом соку квасятся в желудке, слепившись, пытаются вылезти наружу. </p>

Сатурн тоже чувствовал это, когда рождался? </p>

Джеймс поднимает руку и убирает волосы со лба Дэвида и видит... Облегчение.

— Все хорошо. — Повторяет Кларк, пытаясь убедить в этом и Джеймса. Но Джеймс ему не верит.

Как все может быть хорошо?

Как после этого, черт возьми, может быть что-то хорошо?

Внутри него одно сплошное недопонимание, оно заменяет панику, от этого легче не становится. Вот она, та же немота и разрушенные башни.

— Давай просто пойдем в машину. — Мямлит Кларк, снова дергаясь. Нашел. Забился в самый уголок и никак не хотел попадаться в руки блондина. — У меня ужасно болит нос, а еще я чертовски голоден. И эти бляди украли мои сигареты.

И это почему-то подкупает Миллера. Но это ещё не значит, что он успокоился, что он в порядке, что они оба, блять, в порядке.

— Может это намек, что пора перестать курить?

Гладкие. В желудке. Окрас чередуется.

Желтые, темно-синие, сине-красные.

Все, как одни, колючие.

— Так что? Может купить тебе клубничный милкшейк?

— Ни за что.

***</p>

Сильвия Плат* - американская феминистская поэтесса и писательница, одна из основательниц жанра «исповедной поэзии» в англоязычной литературе. Взлет творческой карьеры поэтессы был прерван трагедией: в начале 1963 года, страдая от тяжелой депрессии, Сильвия Плат покончила с собой.