Часть 7 (2/2)
— Будем в Макдональдсе, расскажу краткий вариант. — Лукаво поглядывает на профиль Джеймса, а после на ребят позади. — Кстати, Дэ-э-эвид, — Кларк пару раз непонимающе хлопает ресницами на Дрейфус, возвращаясь в реальность. — Я уже рассказала Джеймсу про мою... Эм, типа новую, но теперь бывшую сучку-подругу. — Насупилась и нахмурила брови, ее пронзительный взгляд был искренне смеющейся. — Так вот, слушайте: после вчерашнего она позвала меня в кафе, типо посидим вместе, поучимся и обсудим мальчиков. Короче, эта сучка заказала мне не кошерный штрудель со сливками*. Отняла у меня вилки и сказала, что крысы способны есть только как нищие африканцы в своих джунглях. — Девушка сильно махала руками, желая показать как сильно она негодует, жестикулируя каждое свое слово. — И я решила использовать тот прием, который ты показал на Джейсоне в прошлом году на его дне рождения...
— Ты о том случае с шариками*? — Смеется блондин. И Шонни смеется вместе с ним.
— О да-а, только вместо этого...
”— Ебаная сушёная курага, которого хуя ты мне кокаин подсунул в шариках? Позор всего человечества! — Впечатав лицо ”бедного” парня в дорогую мраморную кухонную столешницу, Кларк, в котором явно проснулась домохозяйка, решил его лицом, как мягкой махровочкой, пройтись по поверхности, сбивая все напитки и тарелки на пути рожей Джейсона»
— Я сделала...
«— Чертовая чумная белка! — В порыве злости выкрикнула девушка на ”подругу” и, как прикосновение пушинки об асфальт, Дрейфус впечатала лицо блондинки в тот же штрудель, размазав сливки по ее красной помаде и кривым стрелкам»
— Белка? Почему белка?
— Если сравнивать, нас евреев с животными, на ум приходят только крысы. — Потупив глаза вниз, девушка притихла, о чем-то задумавшись. — Но, разве крысы заслужили такую неприязнь? В чем они виноваты? Типо, да, крысы – виновники эпидемии Чумы, но дело было так давно. Вообще, кроме крыс заразу могут разносить и белки.
— Что-то в этом есть.
— А я о чем!
В школьном коридоре перед первым уроком было не протолкнуться. Каждый торопился либо забрать расписание, либо не опоздать. Некоторые ученики весело галдели, рассказывая друзьям о летних каникулах. Кто-то, как сонные мухи, подпирали своими тушками дверцы шкафов, особенно хозяйственные девчонки, собравшись в группы по четыре-пять человек, задорно щебетали, промывая кому-то косточки.
— Подергать морковку? — Дэниел в изумлении округлил глаза, сжимая в руках учебник по французском языку. Перед ним совсем небольшой, со спутанными, слегка подзавитыми волосами и с ярким румянцем юноша. Атласная белая рубашка, что явно ему велика, черные брюки и легкое пальто, а на шее висит никак не вяжущийся к образу воздушный вязаный шарф, что размером чуть ли не с самого шатена. — У твоих родственников странное поведение... Даже очень. — Вдох, и легкие наполняются легким цветочным шлейфом, который явно исходит от человека перед ним, завершая этот мягкий и такой нежнейший образ корейца.
— Да блин, она так и сказала. Типо: «Оу, ты не можешь коснуться своего писюна в штанах? У всех давно был секс этим летом, кроме тебя, неудачник», — Наигранно пискляво-девчачьим голосом пародировал Рафаель. — Я не хочу заниматься сексом ни с кем, кроме интеллектуального с книгами. А потом она еще и вспомнила моих друзей и такая типо: «Тот блондин уже перетрахал полшколы, а ты?»
— Какой у-у-ужас!
— Вот именно, что ужас! Не половину, а только 30%. Половину можно считать уже с учителями. — Показательно выставил указательный палец вверх и рассмеялся. Вон тоже не отставал, смеялся с глупости двоюродной сестры его друга. Но вскоре оба перестали веселиться и Дэниел, вздохнув, сказал:
— Но, если честно... В прошлом году, насколько я помню, девушка из параллельного тебе каждый день клала записки в шкафчик.
— Ну да, но... На вечеринке Джейсона, после той выходки с шариками, она потащила меня наверх в спальню его родителей и... Я испугался и убежал. Думал, что делаю что-то не так... Может, я вообще это плохо сделаю. Или в тот момент кто-то зайдет и увидит меня, когда я голый и двигаю бедрами, и... О Боже, короче! — Нервно смеется.
— Просто забей. Может, когда переедешь от своего отца, тебя отпустит. — Рыжеволосый пытался поддерживать друга, насколько это было в его силах, хотя если разобраться, то поддержка ему вовсе не нужна, скорее компания. — Я почему-то вспомнил о Шекспире и его женских образах в пьесах. — И поправляет на себе синюю джинсовую куртку, которая подходила к широким вельветовым красными штанам, белому гольфу и классическим черным туфлям. — Типо, помнишь, как мы учили тему брака через призму, которую Шекспир использовал в своих самых известных произведениях?
— Шекспир? У него женщины обязаны действовать: добиться успеха или выходить замуж. Это можно сравнить с тем, если ты не пил, не курил, не кололся и не занимался рукоблудием со своей любимой правой рукой, то ты здесь местная Дездемонна*.
— Пха! Я недавно прочитал ”Ромео и Джульетту” и... Шекспира так задолбали свои собственные герои, что он решил от них избавиться?
— Ты про романтизацию суицида, максимализма и душевных страданий? — Кривится, махая рукой. — Я понимаю, другое время, другие люди, другая жизнь и т.д.... Но романтизация остается романтизацией. — Рафаель скрещивает руки на груди и шикает. — Даже произведение о мужчине, который превратился в таракана, не такое и тупое на первый взгляд, хоть и тоже раздражает.
— Кафка не плохой.
— Как и крысы в Камю. — Рафаель достал учебник по литературе и просмотрел тему, подчеркнутую цветными маркерами, и важность предложения, пока широкоплечий копался у себя в шкафчике. Через пять минут у него урок – опаздывать категорически нельзя. Прощаясь с Дэниелом и кидая что-то типо: «Увидимся в столовой!», умчался к кабинету.
«Понедельник — день тяжелый» — скорее всего эту поговорку придумали люди, которые веселятся все выходные на пролет, а после, не могут подняться с кровати из-за головной боли и похмелья. Но если понедельник и правда такой тяжелый день, как все говорят, то что облегчает остальные шесть дней?
Сегодня четверг, а парень всю неделю готовился к завтрашнему важному тесту по английскому языку. В самый «тяжелый» день недели учитель объявил о тесте. Весь класс обреченно стонал, предвкушая колонку отвратительных оценок.
Ким распихивал других учеников, пытаясь как можно скорее добраться до кабинета номер восемь. Вежливо постучавшись, парень входит и видит наполовину полный класс и учителя за столом. Но это далеко не все ученики, значит, Рафаеля точно отчитывать не за что. Мужчина преклонного возраста вел литературу. Его имя Логан Форман. Ученики называют его «учитель Форман».
Поежившись, Рафаель поспешил занять свое место – первая парта. Почти на всех предметах он сидит в первом ряду парт. Так удобнее. Ничто не мешает, разве что учитель, который долбит этой проклятой палкой по его рабочему месту.
Совсем чистые, никем не исписанные, возможно, новые парты радовали глаз. Прозвенел звонок, учитель встал и подошел к доске, начиная записывать дату и тему урока жутко скрипящим мелом.
— Этот год мы посвятим изучению трех религиозных традиций: ислама, христианства и буддизма.
Рафаель жмурится от неприятного шума, что издает указка при столкновении с партой. В классе стоял шум и гам. Таким образом, создавая еще больший шум, учитель пытался призвать учеников к тишине. А Киму приходилось терпеть. Но внезапно дверь в класс распахнулась. Не было ни стука, ни приветствия. В класс вошел Дэвид с Майклом и Квентином.
Если двое извинились, легко поклонившись перед учителем, то третий раздолбай не смотря ни на кого, прошел мимо учителя, который стоял с открытым ртом, и приземлил свою пятую точку на заднюю парту. Он поднял одну бровь, при этом лицо Кларка оставалось невозмутимым. Он перекатывал между пальцами ручку, без какого либо интереса рассматривая учеников и самым что ни на есть спокойным голосом, сказал: «Можете начинать урок».
Класс засмеялся, кто-то даже похлопал. А Рафаель, не удивленный этой выходкой, лишь пустил бесшумный смешок.
— Тише! — Гаркает учитель последний раз, особенно сильно ударяя по столу. — Открываем учебник на странице двадцать и делаем конспект параграфа, — Как можно увереннее говорил старик, пытаясь не показывать своего взвинченного состояния. Подходит к доске, делает запись с номером и названием параграфа. — Вы, может быть, и умные, но я был умный еще когда вас еще и в помине не было. Я уверен, что не всем нравятся лекции, но, как вы, возможно, заметили, я уже не так молод, как раньше. Я бы с радостью посвятил свои последние деньки милым беседам о самых прекрасных моментах истории ислама, но нам осталось провести вместе не так много времени. — Подмечает он, укоризненно оглядывая класс. — Всем все понятно?
Класс устало вздыхает, отзываясь коротким «Да». По всему учебному пространству стали разноситься шепот и шелест страниц учебников.
— Так что мне придется рассказывать, а вы должны слушать, поскольку тут мы будем заниматься поисками ответа на самый важный вопрос, который был задан за всю историю человечества, то есть поиском самого главного. Какова природа человека? Раз уж мы родились людьми, как нам лучше жить? Откуда мы взялись и куда мы попадем потом? Попросту говоря: каковы правила этой игры и как в ней преус... Мистер Ким, — Резко обратился к Рафаэлю старикан, — Я легкие напрягаю, обучая вас. Тем не менее что-то за окном заинтересовало вас гораздо больше, чем мой урок. Скажите, прошу, — Смерил недобрым взглядом Кима. Он никогда не любил детей, но был прекрасным преподавателем, — Что же вы такого обнаружили сверхъестественного в нашем саду кроме деревьев и нового охранника?
Теперь и Раф начал задыхаться – все смотрели прямо на него. Он молчал и, кажется, боялся даже пошевелиться, благодаря Бога за то, что не они оказались на его месте. Учитель уже трижды выгонял учеников из класса за то, что его рассеянно слушали или обменивались записками, обсуждая чью-то грудь или нарисованные писюны в туалете. За прогулы или опоздание – сразу двойка.
— Э-э-э-э... Я просто смотрел в окно... И… Э-э-э-э… Думал, что такое мимикрия*и как…
Старик, который не собирался терпеть вербализованый бред молокососа, оборвал его:
— Мистер Ким, я попрошу вас выйти из класса, и тогда вы сможете пойти на улицу и изучать ложную взаимосвязь между э-э-э-э-осой и э-э-э-э-шершнем. А завтра, если вы будете в состоянии воспринимать мой урок всерьез, можете возвращаться.
Паренек сидел неподвижно, шариковая ручка в руке, тетрадь развернута, лицо красное, как помидорчики на пицце Маргаритка, а челюсть выпячена вперед – Раф давно натренировался делать такую гримасу, чтобы прятать свою жалкость или страх. Но, слышит как позади него по бежевой плитке с противным скрипом черканули ножками – обернулся и увидел Дэвида.
— Извините, но это бред. — Сонным голосом с долей хрипоты, как у курильщика, говорит Дэвид. Видно, только что проснулся и курил за школой. — Вы не можете так вот просто вышвырнуть его из класса. Вы читаете свои нудные лекции по часу каждый день, а нам уже даже в окно посмотреть нельзя?
Старик вытаращился на Кларка, как бык на молодого матадора – за много лет учебы в этой школе никто не позволял себе подобных вольностей на уроке Формана. Отвечали только по разрешению, слушали и впитывали знания как губки. Учитель поднес ладонь к своему осунувшемуся (постоянно) лицу и задумчиво потер седую щетину на щеке.
— Пятьдесят минут в день пять дней в неделю вы подчиняетесь моим правилам. Иначе вы не сдадите. Выбор за вами, а пока, — Откашлялся. Поправил на себе приталенный пиджак и процедил, грозно смотря в глаза наглецу: — Уходите оба.
По классу пронесся шепот. Спрятав тетрадь в рюкзак, Ким униженно вышел из класса. Когда дверь захлопнулась, он почувствовал, как кто-то похлопал его по левому плечу. Обернулся, но никого не было. Тогда повернулся в другую сторону – Дэвид улыбался ему, от уголков глаз расходились лучики морщинок.
— Этот фокус стар как мир, — Два огромных шоколадных глаза пугливо осматривают его фигуру, но тут же сбегают вниз, смотря на плитку, — Но все на него попадаются. — И тянет маленькую улыбку, поднеся сигарету к губам для затяжки.
Рафаель попытался выдавить улыбку, но все никак не мог забыть учителя Формана.
— Я же говорил тебе, что он придурок. — Смотрит в большие оленьи глаза, затягивается и выдыхает прямо ему в лицо, на что парнишка инстинктивно жмурится.
— А я до сих пор думаю, что он гений. Он был прав. Я не слушал.
— Ну и что, все равно не надо было из-за этого козлиться. Словно он может подтвердить свою власть, только унизив тебя. Да и все равно, — Дэвид тычет ему пальцем в бок, — Настоящие гении только среди людей творческих: Ван Гог, Врубель и Камю — вот они гении. А доктор Форман — просто желчный старикашка.
— Идем искать четырехлистный клевер, пока урок не закончится? — Поджимает губы, перебирая в пальчиках край своей курточки.
— Идем. Я хоть покурю нормально.
***</p>
Енцелад* — имеет наиболее активную поверхность среди всех спутников в системе (возможно, за исключением Титана, чья поверхность не фотографировалась). На нем видны следы потоков, разрушивших прежний рельеф, поэтому считается, что недра этого спутника могут быть активными до сих пор. Кроме того, хоть кратеры могут наблюдаться по всей поверхности, на некоторых участках эти образования имеют небольшой возраст – всего несколько сотен миллионов лет. Это должно означать, что часть поверхности Енцелада все еще меняется. Считается, что причиной активности является влияние разогревающих Енцелад приливных сил Сатурна.
Рея* – имеет старую, сплошь усеянную кратерами поверхность. На нем, как и на Дионе, выделяются яркие тонкие полосы. Эти образования – по-видимому, состоят из льда, заполняющего разломы в коре спутников.
«Лимон»* – «Лимонами» в Америке называют автомобили, у которых после покупки обнаруживается серьезный дефект.
”Моби Дик”* – основная работа Германа Мелвилла, итоговое произведение литературы американского романтизма. Длинный роман с многочисленными лирическими отступлениями, проникнутый библейской образностью и многослойным символизмом, не был понят и принят современниками.
Шарики* – в девяностых годах героин в Лос-Анджелесе продавали в шариках, а кокаин – в пакетиках.
Не кошерный штрудель со сливками* – в первой половине 20 в. штрудель часто готовили с топленым жиром, вместо масла, особенно в военное время, (религ. пригодный для употребления в пищу и не противоречащий канонам ортодоксального иудаизма), который евреи при обычных обстоятельствах есть не стали. Но вдобавок еще сливки. Культура евреев не позволяет им есть продукты звериного происхождения вместе с молочными продуктами.
Дездемона* – персонаж трагедии Уильяма Шекспира «Отелло». Дездемона в трагедии стала олицетворением женской нежности и доблести одновременно; любовь, связавшая её с Отелло, погибла из-за того, что герои попали в совершенно аморальную среду.
Мимикрия* – обозначение некоторых особенных случаев чрезвычайного внешнего сходства между различными видами животных, принадлежащих к различным родам и даже семействам, отрядам. В узком смысле мимикрия — это сходство между двумя (и более) видами организмов, которое выработалось в ходе эволюции как защитное у одного или обоих видов.