Монолог Волкова и начало штурма. Бонус-текст. (1/1)
- ”Во время войны не дети хоронят своих отцов, что для нас более привычно в безмятежные времена мира и покоя, а отцы своих детей... Теперь эти слова мудреца Геродота очень актуальны. Я до последнего надеялся на то, что суть этих слов никоим боком не коснëтся меня и мне близких... - В мыслях произнëс отошедший от нервного ти́ка Волков и откинул свою обожженную голову назад, уперевшись затылком в холодную железную перегородку находящейся за его спиной пустующей пулемëтной башни. - Этот маленький вопрос возник в моей голове совершенно случайно: можно ли назвать на официальном уровне ”войной” сомнительную попытку Мунов восстать против царящих уже более полувека устоев нашего аппарата власти? С другой стороны, если хорошенько подумать... Да пошла она куда подальше, эта официальщина! Они убили мою дочь! Они объявил войну, прежде всего, мне! И я приму их вызов. Только так я смогу уйти на покой в самом прямом смысле этого слова. Трепещите, алчные и бесчестные порождения сатаны, именуемые Мунами, справедливость с кинжалом скоро придëт и за Вами! Это только вопрос времени”...
Краем глаза взглянув на ловко справляющегося с не столь податливой рулевой системой бронетранспортëра Бáрта, покалеченный волк слегка прищурился и завёл с самим собой очередной монолог, предварительно зарывшись носом вглубь своего смокинга чьей-то авторской работы, заботливо натянутого на него гиеной после процедуры, которую с двояким смыслом можно было бы назвать ”воскрешением”.
- ”Мне кажется, что бывший фанатик начинает что-то подозревать. А может быть, уже давно всë знает. Даже если это и так, будет намного лучше, если он узнает истину ещё и из моих уст. Но за этой раскрывшейся правдой последует и моя закономерная погибель. Я же сам иду сейчас на преступление против всех нравственных и уголовных законов из-за подобного рода правды. Убийство - самое страшное преступление, но порой именно оно - единственный выход в некоторых ситуациях. Довольно, выдохни, капитан, успокойся. Всему своë время. Не нужно делать глупостей раньше положенного срока, Евгений, это может закончиться плохо. Сначала - смерть Мунов, и уж только потом - моя! Мне не страшно глаголить правду, нет. Мне страшно, что я уйду из жизни не отомстив тому, кто мне еë подпортил. Правильно ли я поступаю? Скорее всего, я никогда не получу однозначного ответа на этот непростой вопрос... Сначала - этот будущий фанатик, потом - МакРедли, сейчас - Муны... Я замарал свои лапы этой пропитанной гнилью и злобой кровью. Но я не считаю себя в чëм-то неправым, в чëм-то виновным. И не стремлюсь к раскаянию. Исключение - лишь та семья... Богом клянусь, я не хотел этого... Но горькие чувства тяжёлой утраты взяли надо мной верх. Я потерял контроль над собой... В остальном, я равноценно забирал у злодеев то, что они отнимали у меня - святое. Для меня святым была жизнь моих близких, а для них же - их собственная. Кто-то скажет, что это неправильно, не справедливо, нужно по закону... А почему-же, я никак не пойму, не справедливо? Ответить несправедливостью на несправедливость - это тоже равноценный обмен. Всë выходит честно. Кто-то парирует это утрерждением, что не нужно опускаться до уровня недостойных, но когда затрагивают самое что ни на есть ценное - все псевдоидеалистические принципы сводятся к нулю! Бекки мне была дорога как никто другой, но никогда не понимала и не ценила мой в неë вклад. Понимаю, что лучше родного отца для неë не было бы никого, но тем не менее, я смиренно ждал и верил, что когда-нибудь она мне ответит теплом на тепло. Однажды это почти произошло, и я был вне себя от счастья, я впервые улыбнулся спустя столько лет гнëта всех свалившихся на меня невзгод. Но один незначительный осадок на моей душе и до сего момента даëт о себе знать: за всю жизнь она меня назвала ”папой” всего один раз. Я очень хочу понять, просто жажду, почему я не заслужил этого ”титула”? Что я не так делал? Я еë любил как собственного волчонка, и пытался изо всех сил дать ей то, что не успел дать своему умершему от саркомы сыну! Но она этого не замечала. Просто не хотела замечать. Для меня она была даже больше, чем всë, я же для неë - ничего. Ну и Господь ей судья! Она всë равно останется для меня моей любимой дочерью, просто потерявшейся в своих внезапно заявивших о себе внутренних проблемах... Я привык бороться за тех, кто мне дорог и за тех, кого я люблю. И эта новая борьба вспыхнула. Я принимаю вызов, ”Шедоу Мун”! Выйти бы только из этого противостояния победителем и не подохнуть раньше срока от лап того, кто всë несвоевременно узнаёт”... - Евгений нервно сглотнул, зашторил веками утомлëнные дневным светом больные глаза, и сжал до хруста костей кисти деревянное цевьë своего старого, но всë ещë безотказно пашущего автомата, стоящего на своëм раздолбанном потрескавшемся прикладе рядом с его сидением, и сам не заметил, как уснул...
Но относительно спокойный сон волка нарушил внезапно разразившийся треск автоматных и пулемëтных очередей по ту сторону брони и с лязгом сыпящиеся на неë, словно град, пули различных калибров.
- Хрен ли там, приехали, друзья мои! - Потерев ладонями друг о друга с задором выкрикнул Бáртош и бросил в лапы толком ещë не успевшего полностью проснуться Волкова бронежилет. - Ад ждëт нас!
- Эге, или их! Они, бл*дь не знают, с кем связались! Я же им, сукам, задницы-то свинцом нашпигую! Если этого не произойдёт - я больше не уорент-офицер Виктор Ярвелля! - С полной уверенностью в своих собственных, чуть ли не безграничных, силах заявил вкинувшийся в бронекостюм мангуст и откинул боковой люк десантного отсека...