XII. Reach for the shining stars. (2/2)

— Прости за мою бестактность, но он твой парень?

— Чт-Нет, нет, нет, — затараторил Томлинсон. — Мы… Мы друзья. Да, друзья, — больше для себя повторил он.

— Это хорошо, — Ник хихикнул. — Дай ему время. Если он говорит, что ты единственный, кто в этом заинтересован, то, возможно, он просто не привык рассказывать о таком, — бармен впился взглядом в янтарный напиток. — Или у него был горький опыт, который не хочет повторять.

Луи еле заметно кивнул, но едкий вкус тревоги все же не исчезал.

— Мы не роботы, Луи. Уважай его решение, каким бы оно не было. У вас все будет хорошо, несмотря на существующее недопонимание, — Ник приятно ему улыбнулся и отложил грязный бокал в сторону.

— Да, ты прав. Спасибо тебе, — еле воротя языком, промычал Томлинсон. — Хорошего вечера, Ники, — шатен встал со стула и направился к выходу, чтобы перекурить.

— И тебе, Луи, — прокричал он ему вслед.

***</p>

Резко распахнутая дверь, с силой врезалась в лицо Луи, отчего тот громко зашипел и схватился за нос. Тогда ему казалось, что хуже эта ночь не станет, но после данного инцидента ситуация все же ухудшилась.

Парень стоял в проеме с широко открытыми глазами и ртом.

— Упс, — произнёс низким голосом юноша и подбежал к шатену, хватая его за талию, чтобы тот не упал. — Прости, прости, я не хотел. Мне очень жаль, — быстро тараторил он.

— И тебе привет, — промычал Луи, продолжая шипеть от боли. — Почему я попадаю в такие ситуации из-за тебя?

Гарри виновато смотрел на него, всем своим видом вымаливая прощения. Он подхватил Луи и вывел его на улицу, где было меньше народа, попутно массируя его плечо, пытаясь расслабить.

— Прости, я… это было не специально! Сильно болит? Что у тебя болит? — он переминался с ноги на ногу, рассматривая его лицо, боясь к нему прикоснуться.

— Нос! Болит нос, Хазза, — шатену было принципиально назвать его ласковым именем, показывая, что он не очень то и злиться. — Кажется, ты мне его сломал.

— Я не сломал его тебе. Дай посмотрю, — Гарри аккуратно отвёл руку Луи от лица и начал щупать носик, надавливая то здесь, то там, чтобы оценить масштаб катастрофы.

— Ну да, он сломался сам. Чисто случайно. Подул сильный ветер, толкнул дверь, а стоял прямо перед ней, ожидая удар, — Стайлс чуть засмеялся, но все также не отвлекался от работы.

— Ну да. Так все и было. Противный ветер! Хочешь я его убью? — шатену на долю секунды показалось, что Гарри звучал как маньяк, поэтому насторожился.

— Думаю, мать Природа тебя за это покарает, — голубоглазый громко замычал, когда младший слишком сильно надавил на нос. — Больно! Вот тут очень больно. Пожалуйста, давай закончим, — умоляюще попросил Луи.

Ему было плевать, если он вёл себя как ребёнок. Томлинсон был слишком пьян, чтобы думать об этом.

Кудрявый резко убрал руку от его лица, ещё сто раз извиняясь, что вызвало улыбку на лице Луи.

— Знаешь, когда у меня что-то болело, мама всегда целовала это место, — шатен, шатаясь, смотрел на Гарри стеклянными глазами, думая, что ответить на это, но его потоп мыслей прервало мимолетное касание пухлых, влажных губ кончика носа.

Луи зажмурил глаза, фокусируясь на этом моменте. Его дыхание будто перехватило, а любой намёк на движение покинул его тело.

Гарри отстранился и убрал руки за спина, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Луи ещё некоторое время не находил в себе сил открыть глаза и пытался научиться заново дышать. Слишком резко, слишком неожиданно, слишком много всего за одну ночь.

Все же он посмотрел на стеснительного юношу и шумно выдохнул сухой воздух через приоткрытый рот.

Он легонько дотронулся до носа, проверяя, на месте ли он. Да, старший был в глубоком шоке.

— Вау, твой волшебный поцелуй и впрямь творит чудеса! Почему люди раньше до этого не додумались? — обстановка слегка напрягала его и он старательно пытался перевести все в шутку, и судя по застенчивому смешку Гарри, у него это удалось.

— Милые кудряшки, — более тихим, чем планировалось голосом проговорил он и закусил нижнюю губу.

Луи все ещё шатался, а слова и действия Гарри выбили землю из-под ног окончательно. Он резко схватился за голову, щупая витиеватые волосы, давно позабыв о них.

Луи завизжал как ребёнок, подбежал к Стайлсу и начал щупать его кудри, оценивая, у кого они лучше.

Младший с нежной родительской улыбкой смотрел на этого счастливого ребёнка и диву давался: как может такой взрослый человек выглядеть таким крохотным и быстро отвлекаться, забывая о боли.

Старший взял одну свою прялку и поднёс ее к прядке зеленоглазого, старательно, насколько это возможно в рьяном состоянии, переплел их и произнёс:

— Смотри, наши блудные кудряшки занимаются блудом, — он сам громко завизжал от своей шутки и начал топтаться на месте, чуть заваливаясь назад.

Гарри незамедлительно схватил его за запястья и потянул на себя, что тот не свалился, и прижал к груди. Луи уткнулся носом в его чуть приоткрытую кожу, видневшуюся из-под недоконца застегнутой рубашки, и начал вдыхать его приятный запах.

Он пах как только что расцветшая роза, пыльца которой оседала на бархатных лепестках. Позже начал раскрываться кисловатый травянистый запах, который дополняли нотки сильно пахнущих лилий.

Он водил носом по мягкой груди, иногда останавливаясь и долго втягивая приятный аромат.

— Моя розочка, — наконец добавил он, выдыхая.

Гарри все это время не отрывал от него взгляд, умиляясь действиям парня. Он нежно поглаживал его спину, поднимаясь к лопаткам, массировал их, а затем обеими руками растрепал волосы, отчего Луи начал бубнить как пятилетний ребёнок.

— Не порть мой образ, кудряш! Ты теперь не один такой. Я разделяю твоё негодование, но надо быть сильным, — шатен надул губки и сделал шаг назад, крутя головой по сторонам и поверяя, не видели ли их.

— Так, а какой у тебя образ? — Гарри подал тело вперёд, разглядывая уставшие черты лица парня.

— Я думаю, это образ справедливо можно назвать образом Луи Томлинсона, — гордо, вскинув подбородок, сказал он.

Младший издал хихикающий звук и выпрямился, но глаза все также бегали по силуэту юноши напротив. Такой хаотичный и беспринципный.

Гарри долго думал об этом, но наконец признал, что Луи потрясающий человек, чтобы просто стоять рядом с ним и восхищаться тем, какой он есть.

Эти мысли вызвали не просто ямочку на щеке, а целую Мариинскую впадину на половину лица.

— А ты у нас кто, Хазза? — неожиданный тонкий голосок привёл Стайлса в чувства и он встряхнул годовой, фокусируясь на вопросе.

Он запустил руку в волосы, чуть поправляя их.

— Дориан. Ты сказал, что я чем-то похож на него и, — Гарри не мог найти подходящих слов, чтобы объяснить, почему его выбор пал именно на этого персонажа.

— Но ты сказал, что не хочешь быть как он, — Луи стыдливо добавил это.

Его не привлекала идея того, что теперь младший хотел походить на него.

— Я думаю, что Хеллоуин — тот самый праздник, когда можно перевоплотиться в пугающего тебя человека и чувствовать удовлетворение, — он задрал голову, смотря на мерцающее небо. — Сродни тому, что ты посмотришь страхам в глаза, — после недолгой паузы все же добавил он.

— Нам надо отвлечься. Не хочу, чтобы эту светлую голову засоряли мировоззрения каких-то Дорианов, — Томлинсон вновь приблизился к нему и дернул за выпавшую из общей копны, кудряшку.

— Хочешь, чтобы мою светлую голову заполняла непоседливость каких-то Луи? — добавил он, улыбаясь.

Старший надул губки и взъерошил его волосы, наказывая за такте словечки, а затем сказал:

— Что значит «каких-то Луи»? Я такой один на всем белом свете! — он по-детски топнул ножкой и скрестил руки на груди.

— Да, ты такий один — это точно. Драгоценный бриллиант среди похожих друг на друга стекляшек, вообразивших себя драгоценными камнями, — Гарри направился на задний двор здания, идя медленно, чтобы старший от него не отставал.

— Именно! Я бриллиант! Хорошо, что ты это понимаешь, — шатен глядел по сторонам, думая, куда его ведёт брюнет.

— Куда ты меня ведёшь? — все же спросил он.

— Ты сказал, что мне надо отвлечься. Я знаю одно хорошее место, Лу, — Стайлс сделал акцент на последнем слове, произнося его очень громко и звонко.

Луи замер в оцепенении. Его часто так называли, но теперь он хотел придушить каждого, кто так делал, лишь из-за того, что у них это получалось не так одобрительно, ласково и добродушно. Он улыбнулся, больше самому себе, но эту улыбку мог увидеть весь мир, а затем ослепнуть- настолько ярко он светился.

***</p>

Разгоряченные, уставшие тела лежали на холодной бетонной крыше, где за ними наблюдали одни лишь звёзды, фокусируясь на каждом любовном моменте. На голове Луи уже не было того спокойствия, что подарило ему утро- только бурная смесь выпрямившихся и ещё «живых» кудрей. Он скрестил руки на груди и чувствовал, как благоговение и счастье медленно растекаются по его телу.

Он прикрыл глаза, в желании остановить время, прожить этот момент снова и снова. Только сейчас, когда ветерок поддувал его пылающие щеки, он почувствовал что-то пристально напоминающее свободу. Они вдвоём — одни. Никакого шума, ничего лишнего.

Голова чуть кружилась из-за выпитого алкоголя, но это не тяготило, а наоборот, удваивало наслаждение.

Шатен повернул голову в сторону и сосредоточился на нежных, буквально нарисованных чертах лица Гарри. Пара прядок прилипли ко лбу из-за пота; его пухлые губы были приоткрыты, а свет луны на фоне выделял этот идеально чёткий контур его детского личика. Луи переводил взгляд на дергающийся кадык, каждый раз, когда зеленоглазый жадно вдыхал воздух.

Гарри Эдвард Стайлс.

Он олицетворяет спокойствие. Для многих он является источником гедонизма; люди тонут в эйфории, находясь рядом с ним, или просто наблюдая со стороны. Таким он останется для обычных прохожих навсегда. Но если мимо пройдёт человек, что захочет заглянуть поглубже, то, возможно, увидит намотанный клубок нервов, который порой достигает пика, чтобы взорваться.

Вечно неуверенный, стеснительный и осуждаемый, он будет скрываться от чужих глаз, бояться показать свою истину. Изо дня в день его единственным костюмом будет улыбка, за которой, зарывшись под одеяло, будет плакать маленький подавленный ребёнок.

Обдумывая все это, Томлинсон остановился на том, что единственным, вечно всеми отмечаемым праздником, останется парад лицемерия.

Ему не хотелось заострять внимание на негативных моментах, когда дело касалось Гарри. Особенно, когда они оставались вдвоём. Даже если Луи был олицетворением хаоса, зеленоглазый одним своим появлением приводил его в чувства и останавливал кавардак в его голове.

Что произошло и сейчас. Зелёные огоньки умиротворения вцепились метровой хваткой в бушующий океан. Он тщательно всматривался в радужку Луи, заботливым взглядом проходился по уставшим векам и ресницам, опускаясь к чуть впалым щечкам, доходя до пухлых красных губ.

И вот опять. Он снова видит Стайлса таким уязвимым. Луи не уверен, что когда-нибудь привыкнет к этому, но это определенно то, что ему так нравится в этом человеке.

Дыхание давно сбилось из-за атмосферы, а эта чертовски возбуждающая кудряшка не улучшает ситуацию.

Через пару мгновений, которые напоминали шатену десятилетия, их глаза плавно переплыли на один уровень. Пышный веер ресниц медленно и лениво то опускался, то поднимался, убаюкивая. Это казалось чем-то интимным. Они просто смотрели друг на друга, но это был тот самый момент, когда ты чувствуешь себя в безопасности, поддерживая зрительный контакт.

Сердце Луи билось в бешеном ритме, а щеки залились красным цветом.

Он был таким уютным и нужным. Чем-то недосягаемым, но находящимся на расстоянии вытянутой руки.

В тот момент Луи понял, что он видел в его глазах больше мира, чем вокруг.

Он видел в его глазах те вещи, о которых многие бояться мечтать.

Целая Вселенная, спрятанная за зелёным занавесом. Яркие звёздочки, цветные переливы и большие блики, напоминающие луну.

Да, это точное описание.

Луи напоминает солнце. Светящаяся звезда, дарящая людям радость и тепло каждый день. Он был олицетворение слова «счастье».

Гарри был луной. Томной и красивой. Она открывала все свои секреты только ночью, когда никто не мог ее увидеть и осудить. Лишь ночные жители улавливали это и прятали в своей памяти.

Но когда он оставался с Луи, то для него не существовало осуждение.

Лишь для него он открыл свою душу. Лишь для его глаз — столь чистых, добрых и невинных.