Том 1. Глава 19. Учитель всегда будет на твоей стороне (1/2)

На второй день поездки в Лань Фэн, у Бай Цзы Фэна, вынужденного ехать меж двумя братьями, от досады начали ныть зубы: Чжао Мин Я за всё время дороги не произнёс и трёх полноценных предложений, зато Чжао Ин Цзи, в самом прямом смысле этого слова, изливался красноречием по любому поводу и без него.

Река не прекращала течь с его уст[1], и Бай Цзы Фэн, вынужденный безропотно кивать родному брату Главы Тао Хуа, был близок к тому, чтобы навсегда покинуть сей бренный мир, сведя счёты с жизнью, гнусно повязавшей его с главным болтуном клана.

«Чжао Мин Я не просто так предложил мне сделку», – мысленно рассуждал он, отмахиваясь от раздражения, как от назойливой мухи, беспрестанно мозолящей глаза. «Ясно, как день, что он разыскивает Сердце Гуань Тяня, а потому и приблизил к себе единственного подозреваемого, который мог бы скрыться во время его отсутствия. Но зачем с нами поехал его старший братец?».

Поначалу Чжао Ин Цзи скакал, будто невзначай отделяя Чжао Мин Я от Бай Цзы Фэна, но, спустя несколько десятков ли[2], этот порядок пришлось изменить, ибо сыновья Чжао Цзуна скорее загнали бы жеребцов до пены в зубах, чем согласились мирно сосуществовать рядом друг с другом.

Добровольно вызвавшись ехать посередине, Бай Цзы Фэн смиренно улыбался, дабы унять повисшее в воздухе напряжение, но в душе был готов разрыдаться от позора, ибо теперь оба мужчины поочерёдно поглядывали на него, точно на персик раздора[3], и хмурились, когда их взгляд падал на «соперника».

К вечеру, когда сумерки легли на вершины елей, пролив чернила на бледно-голубые иголки, тускло мерцающие в сгустившемся тумане, всей троице пришлось остановиться на ночлег в верховьях реки У Цзи[4]. Оставив Господ Чжао на небольшой полянке, Бай Цзы Фэн отлучился в кустики справить нужду, а вернувшись, обнаружил, что на скуле Чжао Ин Цзи красуется здоровенная отметина, по размеру и очертаниям совпадающая с перстнем Главы клана, а нос Чжао Мин Я посинел и распух, и теперь напоминает запечённый батат, лопнувший на горячих угольях.

Вмиг растеряв остатки последнего терпения, Бай Цзы Фэн взобрался на поваленное дерево и замахал руками, привлекая к себе внимание братьев. Намереваясь отчитать обоих по всей строгости, Бай Цзы Фэн вдруг заметил тёмный силуэт, возникший за спиной Главы Тао Хуа.

– Осторожно! – крикнул он, потянувшись к Юэ Гуану, и очень вовремя – за считанные мгновения все трое оказались в окружении воинов, лица которых были скрыты под масками.

Обнажив мечи, убийцы ринулись в бой, да так стремительно, что совершенно не оставили Бай Цзы Фэну времени на раздумья. Их натиск был силён, а тело, в котором он находился – практически лишено энергии. Бай Цзы Фэн мог бы попытаться использовать приёмы техник другого клана, но это отняло бы у него слишком много Ци, поэтому он мог положиться лишь на знания, перешедшие к нему от Бай Юаня.

Сосредоточившись на использовании Янь Сюэ[5], он довольно успешно отразил несколько атак, но наёмников становилось всё больше и больше. Клинок Чжао Мин Я порхал в воздухе, как крыло зимородка, сокрушая врагов направо и налево. Его техника была агрессивной и требовала определённой сноровки в управлении мечом, без которой он скорее отрубил бы себе пальцы, чем смог удержать в них Фэн Хуан.

Его старший брат действовал совершенно иначе: нацелившись наёмникам точно в область солнечного сплетения, Чжао Ин Цзи одним ударом вскрывал им грудную аорту, оставляя несчастных давиться собственной кровью. Надрез был таким точным и аккуратным, что на его одежды не попало ни единой капли крови, тогда как Чжао Мин Я оказался выпачкан в ней с ног до головы.

Несмотря на все свои старания, Бай Цзы Фэну пришлось нелегко: создавая Юэ Гуан для девятнадцатого, он не мог предугадать, что однажды меч окажется в его собственных руках, лишённых силы. Владение оружием подобного уровня было возможно лишь при наличии у его обладателя полностью сформировавшегося золотого ядра, тогда как тело Цао Юань Лу не могло похвастаться даже жалким его осколком.

Выпады противника очень скоро ослабили оборону Бай Цзы Фэна, и, в конце концов, прорвали её, оставив после себя ранения правого плеча и бедра. Когда один из наёмников вспорол ему бок, а затем нацелился в горло, Бай Цзы Фэн перестал сдерживать накопившуюся ярость, позволив ей вырваться наружу. Перехватив лезвие, устремившееся к его шее, он одним мощным ударом очертил в воздухе восьмёрку, отсекая голову и конечности врага от туловища.

Сменив Янь Сюэ на Фэн Шэнь, Бай Цзы Фэн умышленно использовал наиболее жестокие приёмы, дабы причинить врагам как можно больше страданий перед смертью. Чрезмерное использование энергии сразу же повлекло за собой разрушение нескольких меридианов, но Бай Цзы Фэн не чувствовал боли. Мягко скользя по траве, он упивался духом смерти, исходящим от тех, кого только что коснулся Юэ Гуан, и движения его напоминали танец, зловещий и кровожадный.

Сражение уже подошло к концу, а Бай Цзы Фэн, обезумев, всё кружился на поляне, будто призрак, ожидающий щедрого подношения. Его глаза горели жадным огнём, а дух требовал крови. Казалось, он вот-вот опустится на четвереньки и припадёт устами к одному из тел, чтобы утолить охвативший его голод. Бай Цзы Фэн очнулся от одолевшего его блаженного морока лишь когда Чжао Мин Я осторожно тронул его плечо.

– Говори, – сухо произнёс Глава Тао Хуа. – Откуда тебе известны техники Бай Лао Ху? Свитки с их описанием хранятся в тайном архиве, куда могут попасть лишь члены правящей семьи. Кто помог тебе их освоить? Цзи?

– Мин Мин, – окликнул брата Чжао Ин Цзи, – не горячись. Я уверен, это какая-то ошибка. Ты ведь лучше меня знаешь, что нельзя научиться утраченным техникам, руководствуясь одними лишь свитками. Даже мы с тобой не смогли бы это сделать, не имея наставника из Бай Лао Ху.

– «Ошибка»? – Чжао Мин Я указал ножнами на груду останков. – Сомневаюсь, что кто-то по ошибке смог бы разрубить человека на шесть частей одним лишь ударом.

Споткнувшись о что-то, Бай Цзы Фэн нагнулся, заметив, как в траве блеснули две части расколовшегося от падения нефритового жетона.

– Уже в юности мой отец достиг высокого уровня заклинательства, – отвечал он, небрежно стерев с жетона грязь и сложив на ладони обе половинки, образующие иероглиф «赵» – «Чжао». – Во всех свитках, упоминающих Бай Лао Ху, на первом месте стоит имя Цао И Цзина, а уже потом –Чжао Цзуна. В двадцать один год отец достиг такого мастерства, – голос Бай Цзы Фэна предательски дрогнул, – что в честном бою сумел одолеть Главу Бай Лао Ху. Для чего мне просить об одолжении Цзи-гэ, если я мог обратиться к лучшему ученику Бай Цзы Фэна, который не отказал бы мне в обучении?

– Верховный Заклинатель наставлял тебя? – недоверчиво переспросил Чжао Мин Я. – Как долго?

– Он лишь показал мне азы, – солгал Бай Цзы Фэн, не моргнув глазом. – Как видите, мои навыки не слишком хороши: к своему возрасту я даже не смог взрастить золотое ядро, так что отец оставил все попытки сделать из меня настоящего мечника. Кстати говоря, – добавил он, протянув жетон Чжао Мин Я, – подле одного из наёмников случайным образом обнаружился фамильный знак, который, насколько я могу судить, не принадлежит ни Вам, ни Цзи-гэ. Любопытно, откуда он там взялся? Ведь быть того не может, чтобы кто-то из семьи Чжао нанял убийц, дабы избавиться от Главы клана?

– Хватит, – раздражённо перебил его Владыка. – Надо сказать, ты очень складно обращаешься со словами. Не менее успешно, чем играешь роль дурачка, на которую я вдоволь насмотрелся. Каждое твое слово – неправда, каждый твой жест – сплошной обман. Ты весь соткан изо лжи, Цао Юань Лу, и это я презираю в тебе куда сильнее, чем кровь, связавшую тебя узами родства с Верховным Заклинателем.

– Мин Мин, – снова вмешался Чжао Ин Цзи. – Ты слишком подозрителен. Разве у тебя есть причины сомневаться в Юань Лу?

Лицо Чжао Мин Я скривилось.

– Отвратительно, – произнёс он, сквозь зубы. – Поверить не могу, что ты делаешь всё ради того, чтобы поднять объедки, упавшие со стола давно почившего отца. Но Цзи, – Чжао Мин Я сделал многозначительную паузу, – как сильно бы ты ни вожделел этого лиса, ты никогда не сможешь его заполучить, потому что он обведёт вокруг пальца всех, включая тебя.

«Объедки?», – повторил про себя Бай Цзы Фэн, изо всех сил сжав рукоять Юэ Гуана, дабы невзначай не учинить ещё одно кровопролитие, только на сей раз – над Главой Тао Хуа. «Объедки?»

Прикусив губу, он отвернулся, наклонившись над одном из трупов, чтобы снять с него маску, но вовремя отдёрнул руку, заметив, как из-под фигурной меди показались первые пунцовые цветы, напоминающие волдыри от ожога, очертания которых быстро темнели, сливаясь в одно кровавое месиво.

Бай Цзы Фэн плохо разбирался в том, что касалось разного рода зелий, но ему было достаточно одного взгляда на тело, чтобы в голове возникло название «Шунь Цзянь Син»[6], принадлежащее одному из сложных тактильных ядов, используемых наёмниками для сокрытия личности. В случае опасности достаточно было слегка прижать к лицу смазанную им маску, чтобы яд начал разъедать кожу, лишая убийцу основных опознавательных примет.

Мысленно повторив название, Бай Цзы Фэн вдруг осознал, что ему известно, как изготовить Шунь Цзянь Син. Для начала необходимо добыть несколько крупных пресноводных рыбин, извлечь из них желчь и смешать её с соком молочая. Желчь несколько раз нагревается и остужается, чтобы действие сока усилилось, а затем, в яд добавляются известь, масло из семян ясенца и немного толчёной киноварной пасты для цвета.

На мгновение его виски обожгло резкой болью, а потом Бай Цзы Фэн увидел свои руки, держащие липкий нож. Он сидел на полу небольшой комнатки, пропахшей травами, а на столике перед ним лежал цзюань, в котором подробно описывался способ разделки рыбы, наиболее пригодный для того, чтобы извлечь желчный пузырь, не повреждая его.

– Юань Юань, – крикнул кто-то, и Бай Цзы Фэн вздрогнул, услыхав чужое имя, уже ставшее ему привычным. Вытерев руки тряпицей, он поднялся и подошёл к двери, столкнувшись с незнакомым юношей.

– Юань Юань, – повторил парнишка, – хозяин интересуется, готово ли то, что он тебе поручил сделать?

– Почти, – отвечал Бай Цзы Фэн. – Шунь Цзянь Син осталось окрасить киноварью, а в Лян Ван добавить немного слюды.

Попрощавшись с посыльным, он склонился над одним из ларей, накрытым связкой высушенных цветов акации. Вытащив баночку с киноварной пастой, Бай Цзы Фэн принялся растирать её содержимое в ступке вместе с семенами мака. Его движения были лёгкими и уверенными, словно он являлся лекарем или травником, которому приходилось делать подобное каждый день.

Наблюдая за руками Цао Юань Лу, Бай Цзы Фэн заметил на одной из них то, что удивило и одновременно напугало его – тонкая белая отметина в виде месяца, видневшаяся у основания большого пальца левой руки, была как две капли воды похожа на шрам, имевшийся у него при жизни.

«Кто я?» – подумал Бай Цзы Фэн, опустив глаза на дрожащие от напряжения ладони. «И кем был ты, Цао Юань Лу? Фрагменты твоей жизни не сходятся один с другим, как если бы они были обрывками шкур двух разных волков, но какая из них принадлежит истинному тебе? Та, что скрывает напуганного мальчика, несомого в паланкине к поместью Чжао, или та, под которой лежит травник и убийца, похититель Сердца Гуань Тяня?

Некоторые из воспоминаний, принадлежащих тебе, я вижу столь отчётливо, что мне начинает казаться, будто я сам проживал их когда-то, и чем дольше я нахожусь в этом теле, тем сильнее стирается грань между мной и тобой. Однажды она исчезнет вовсе, и тогда я потеряю себя окончательно».

Подойдя к Се Ину, пасущемуся в отдалении на берегу, Бай Цзы Фэн достал из седельного мешка флягу с водой, и, запрокинув голову, поднёс её к пересохшим устам, но жажда его становилась лишь сильнее. Он пил и пил, так, словно вода вдруг обратилась чистейшим вином, способным утолить его печаль и заполнить нутро, полное сожалений, коловших его сквозь покровы одежд.

Опустошив бутыль, Бай Цзы Фэн попробовал было восстановить энергию, но все его попытки привели лишь ко внутреннему кровотечению.

«Проклятие», – прошипел он. «Полагая, что небольшого количества Ци хватит для того, чтобы управлять Юэ Гуаном, я был слишком беспечен. В результате моего легкомыслия несколько меридианов оказались сильно повреждены, а нижний даньтянь близок к разрушению».

Пошатнувшись, Бай Цзы Фэн схватился рукой за седло, пытаясь удержаться на ногах. С каждым новым вдохом его головокружение всё усиливалось, а тело стремительно немело, становясь деревянным. Когда кто-то подхватил его сзади, Бай Цзы Фэн лишь улыбнулся, бесстыдно позволив себе расслабиться в чужих объятиях.