Том 1. Глава 18. Лисий демон Цао Юань Лу (2/2)

Чжао Ли кивнул, и глаза его на мгновение вспыхнули ярким пунцовым светом.

– Нужно, чтобы ты помог мне кое с чем, – сказал он. – В поместье находится человек, от сохранности которого зависит благополучие Тао Хуа. Если он умрёт, на всю семью Чжао незамедлительно падёт опасное проклятие.

– Проклятие? – удивился Чжао Ин Цзи. – Но разве оно может появиться лишь из-за гибели обычного человека?

– Определённо, нет. Но этот смертный ещё до своего рождения был одарен благословением Богини, а это полностью меняет дело. Прямо сейчас его жизнь находится в опасности по вине твоего отца. Если один из Чжао не поможет ему до того, как связь тела и духа полностью нарушится, боюсь, мне придётся полюбить белый цвет[10].

– Вот как? – равнодушно спросил Чжао Ин Цзи. – Но почему именно я должен кого-то спасать? Разве Хао Бин, Цзы Хэ или Мин Я не могут этого сделать?

– Я не говорил о долге, – Владыка демонов нахмурился. – Я лишь сделал предупреждение всем Чжао, на которое, до сих пор, так никто и не откликнулся, – он вытянул руку, в ладони которой тут же возникла чаша, до краёв полная вина. – По всей видимости, другие дети Чжао Цзуна – такие же ленивые ослы, как и ты, – сказал он, медленно смакуя напиток.

– Старейшина груб, – Чжао Ин Цзи деланно зевнул, давая понять, что беседа его порядком утомила. – Вместо того, чтобы показывать дурное воспитание, лучше бы объяснили, о ком идёт речь.

– О, ты узнаешь его сразу же, как только увидишь, – силуэт Чжао Ли начал постепенно блёкнуть, как ткань, выгоревшая на солнце. – Это лотос – самый яркий из всех, что здесь растут.

***</p>

Будучи охотником, Чжао Ин Цзи прекрасно знал о том, на что способны демоны. Ни один из демонического отродья не сделал бы того, что противоречило его личной выгоде, а значит, Чжао Ли в самом деле был заинтересован в том, чтобы помочь одаренному благословением.

Очень скоро ему пришлось усомниться в правильности своих суждений, ибо юноша, найденный им у пруда с лотосами, совсем не походил на того, кого один из Богов мог наградить своей печатью. Он был бледен и тощ. Черты его лица заострились, а веки почернели.

В первое мгновение Чжао Ин Цзи показалось, что тело, безжизненно повисшее тряпкой у него в руках, давно окоченело, но, наклонившись к юноше, он с облегчением обнаружил, что тот – всё ещё жив. Отнеся драгоценную ношу в свою опочивальню, он зажёг несколько свечей, чтобы взглянуть на неё поближе.

Чжао Ин Цзи нельзя было назвать впечатлительным. В детстве мужчине нередко приходилось видеть изувеченных заклинателей, пострадавших от чудовищ, и останки тех, кто проник в поместье со злым умыслом. Узрев тонкое тело, с ног до головы исполосованное плетью, он совершенно не удивился этому, ибо его отец был способен на зверства и похуже. Юношу не убили линчи[11], не сварили его живьём и не прорастили в нём несколько побегов бамбука, за что он уже мог благодарить Великих Бессмертных.

Некоторые ссадины достаточно было промыть и смазать заживляющей мазью, иные же требовали частичного удаления верхнего слоя плоти, которая местами уже начала гнить, кроме того, судя по странной циркуляции энергии, в несчастном находилось в общей сложности около тридцати игл, частично закупоривших его меридианы.

Избавиться от них можно было лишь кровопусканием, поэтому Чжао Ин Цзи, обработав нож, сделал с десяток глубоких надрезов. Всё то время, что он пытался вывести иглы из незнакомца, юноша молчал в глубоком забытьи. Он не издал ни единого стона даже тогда, когда его кожи коснулось раскалённое лезвие, уничтожающее остатки скверны в загноившихся ранах.

Несколько раз тщательно промыв тряпицы, напитавшиеся кровью, в чистой воде, Чжао Ин Цзи заметил ещё один порез в два цуня[12] шириной, что расположился немногим ниже солнечного сплетения и был оставлен не плетью, а ножом. По верхнему его краю проходила изогнутая линия и виднелся один из пяти лепестков цветка сливы – фамильного знака Чжао. По всей видимости, юношу клеймили, но он решил избавиться от метки, срезав её вместе с кожей.

Сам Чжао Ин Цзи поступил бы точно так же, поэтому недовольство, вызванное необходимостью встать посреди ночи и потащиться в сад спасать невесть кого – понемногу начало сменяться одобрением, ибо мужества мальчишки оказалось достаточным для того, чтобы решиться на причинение себе вреда в угоду принципам, а это дорогого стоило. Почувствовав к нему жалость, Чжао Ин Цзи достал из бездонного рукава склянку с редкой мазью, сваренной из крови дракона, и осторожно нанёс снадобье на след от клейма.

Окончив втирать лекарство, Чжао Ин Цзи машинально протянул руку ко лбу мальчика, чтобы утереть с него пот, но его ладонь замерла в воздухе.

«Это была необходимость», – подумал он. «Всё, что я делал этой ночью, было лишь для того, чтобы избежать родового проклятия. Сейчас, когда опасность миновала, я не должен трогать то, что принадлежит отцу. Я не имею на это никакого права».

Отбросив кусок чистой ткани в сторону, он уже собирался было выйти из покоев, отдав слугам необходимые распоряжения, как вдруг, его мозолистую ладонь тронули пальцы, ободранные и худые.

Слегка приподнявшись на кровати и сжав его руку, мальчик посмотрел прямо в глаза Чжао Ин Цзи. Его взгляд впервые за долгое время приобрёл осмысленное выражение, будто он только-только начал отходить от долгого тяжёлого сна. Налив немного тёплой воды, Чжао Ин Цзи осторожно поднёс чашу к его губам, но юноша резко отшатнулся, расплескав всё до единой капли.

– Не хотите пить? – спросил Чжао Ин Цзи. – Я попрошу служанку приготовить Вам кашу.

Всё так же молча мальчик опустился обратно в кровать, накрывшись с головой. Из-под одеяла виднелись лишь кончик его носа, да рука, крепко сжимающая чужие пальцы.

– Как Вас зовут? – спросил Чжао Ин Цзи, уже и не рассчитывая на какой-либо ответ.

Юноша свернулся в комочек, прижав колени к груди.

– Юань Лу, – тихо пробормотал он.

Чжао Ин Цзи был вдоволь наслышан о наложнике, в считанные дни снискавшем себе славу коварного лиса-распутника: несколько месяцев назад родной отец собственными руками передал его в поместье Чжао. Из-за того, что он никогда не видел Цао Юань Лу лично, образы, возникающие время от времени у него в голове, отличались один от другого: иногда сын Верховного Заклинателя представал пред ним высоким и сильным мужчиной, иногда – обольстительным и нежным, подобным гибкой деве со взглядом лани, но всё это оказалось далеким от реальности.

Воочию узрев то, на что Чжао Цзун потратил последние остатки благоразумия, Чжао Ин Цзи вдруг понял, что был бы не против оказаться на месте своего отца – уж он-то ни за что не заставил бы столь хрупкий цветок страдать от незаслуженной боли.

[1] Иероглиф «Лу» в имени Цао Юань Лу записывается как «鹭» – «цапля», но в устной речи, если не знать написание, можно спутать его с иероглифом «Лу» (碌), который переводится как «заурядный», «посредственный».

[2] Остатки персика (余桃) – выражение, означающее гомосексуальную связь.

[3] Яо Ху (妖狐) – демонический лис, лиса-оборотень – существо из китайской мифологии, способное накладывать чары на людей и бессмертных.

[4] Юань Цзин (愿景) – «видение».

[5] Лян Ван (兩亡) – «две смерти».

[6] Юн Хэн Шуй (永恆睡) – «вечный сон».

[7] Цао Юань Лу говорит о том, что Повелитель так долго вершил зло, что его грехов накопилось слишком много, и теперь он может использовать их в качестве товара.

[8] Иероглиф «Цзи» в имени Чжао Ин Цзи записывается как «紫» – благородный фиолетовый оттенок, совпадающий с цветом его глаз.

[9] Ли (丽) – «роскошный», «яркий», «блестящий».

[10] Белый – цвет траурных одеяний в Китае.

[11] Линчи (凌遲) – вид казни, при которой от тела преступника долгое время отрезаются кусочки плоти.

[12] Цунь – мера длины, равная расстоянию между двумя складками, которые образуются на второй фаланге при сгибании среднего пальца руки, ≈ 3,333 см.