Глава 1. Милое письмо от лучшей подруги. (2/2)
Я специально сразу же пишу об этом, чтобы ты не расстроился, как прошлым летом, что мы ничего не сообщаем тебе. Конечно, я не смогу написать ничего важного, вдруг письмо попадёт не в те руки, но, поверь, за эти два дня больше ничего просто не успело произойти.
Надеюсь, мы, как обычно, встретимся все вместе после твоего Дня Рождения! В Норе или… ну, ты понял где, да? Мы оба так будем по тебе скучать! Но даже если ничего не выйдет, ничего страшного, встретимся первого сентября на платформе девять и три четверти.
Я знаю, что тебе там грустно и одиноко. Держись, всё будет хорошо… Только, пожалуйста, пожалуйста, будь осторожен!
Твои Гермиона и Рон</p>
Сминаемый ладонью листок пергамента негромко зашуршал. Сил сидеть больше не было. Стоять тоже. Гарри привалился спиной к стене, новость просто оглушила его, наполнила вязкой тишиной, казалось, в ушах сейчас зазвенит.
…Гермиона и Рон…
Вот сияющая улыбкой Гермиона выходит навстречу им из больничного крыла. Может, в этот момент он и осознал, как недоставало ему девушки, какими мучительными были недели без неё? Они обнимаются, потом Гермиона поворачивается к Рону и… подаёт ему руку. Почему? Ведь тогда он не то что не понял, даже не задумался! Что блестело в её глазах? Неужели тогда он этого не понял?
А на третьем курсе, когда они узнали про казнь гиппогрифа? Ведь она бросилась на грудь рыжего и рыдала на ней. Не на его — Гарри критически осмотрел себя, на грудь крепкого высокого парня. И на свидания в Хогсмид они ходили вдвоём, и Мерлин знает, чем там занимались. Логическое мышление начало отказывать Поттеру, он вновь и вновь перебирал отрывки воспоминаний, однозначно трактуя любую сцену.
На четвёртом курсе она постоянно мирила их с Роном, и, наверное, надеялась, что тот позовет её на бал. Не позвал. Обиделась, бросила рыжему в лицо ту фразу: «Пригласи меня…» Да почему же до его тупой башки ещё тогда всё не дошло? Зачем он влюбился, зачем? К чему были эти полтора года мечтаний о несбыточном?
Когда он ворвался к ним в спальню, на Гриммо, 12 после турнира, Волдеморта и смерти Седрика, после Дурльскабана и дементоров, что это было? Чувство вины, да! И Рон, и Гермиона явно его испытывали. За что? Чем они занимались вдвоём? Гарри крепко обхватил себя руками под коленями и заскулил, застонал. За что?!
И на пятом курсе у них всё было хорошо. Такая радость — старосты Рон и Гермиона! Вечерние обходы, разговоры по душам, наверняка поцелуи в закутках, а как они флиртовали друг с другом на занятиях в комнате-по-требованию! Каким красавчиком, «статным мачо», как сказала незнакомая ему девушка из Рэйвенкло, стал его рыжий, похоже опять нихера не друг. Восхищение прямо звучало в голосе Гермионы, когда она хвалила его за то, как ловко он придумал отвлечь внимание дозорной дружины, проклятым амбриджским слизням. Она чуть не прыгнула на него с поцелуями!
Вот оно что! Осознание всего произошедшего неожиданно что-то включило внутри Поттера, и он почувствовал себя точно так же, как и на том кладбище, когда Волдеморт пытал его Круцио. Только сейчас ощущения, наверное, были даже сильнее, правда, болело не тело.
Он встал и начал расхаживать по комнате. Два шага вперёд — уперся в запертую снаружи дверь, разворот, два шага назад — ударился коленями о загруженный вещами столик с надломленной ножкой.
«Она никогда не любила меня. Она всегда любила его, только его, ещё со второго курса! Но Рон практически никогда не замечал её как девушку, кроме… Да, кроме Рождественского бала! На балу она была с Крамом, знаменитым ловцом, звездой мировой величины — вот поэтому Рон обратил на неё внимание и начал ревновать. Точно! Она точно так же использовала меня: поцеловала, чтобы заставить ревновать проклятого Рона Уизли!»
«Мерлин, какая же это подлость!» — влюблённого парня буквально корёжило изнутри. «Грустно и одиноко?!» — горячие слёзы жгли глаза. Сначала Сириус, а теперь… Произносить её имя было невыносимо даже в мыслях. Он стерпел предательство рыжего, а теперь пришла её очередь? Наверное, она рассчитывает на его способность всегда и всех прощать?
Он шагнул влево, запнулся и рухнул на кровать, снова вскочил, никак не находя себе места. Вновь и вновь перед его глазами вставали всё более и более противные картины, калеча его изнутри. Не выдержав пытки собственными мыслями, раздираемый противоречивыми чувствами, он встал и, выбив одним ударом проклятую дверь, вышел из дома, не обращая внимания на гневные окрики Петуньи и Вернона.
Тисовая улица постепенно скрывалась в сумерках, уличные фонари ещё не зажглись, но в некоторых домах хозяева уже начали включать свет. Гарри видел только асфальт перед собой. Он, не задумываясь, куда-то шёл. Куда? Зачем? Ненавистный пергамент жег руку, но бросать его почему-то не хотелось. Он вдруг понял, чего ему хотелось. Унять эту сильную боль и свалить отсюда очень, очень далеко. Если раньше два противоположных чувства уравновешивали друг друга, то теперь одно, и очень сильное, буквально придавливало к земле. Парень ускорил шаг.
Гарри уже покинул пределы Тисовой улицы и по неосвещенной дороге шёл к шоссе, ведущему в Лондон, когда рядом раздался визгливый выкрик — и Поттера опутали знакомые верёвки Инкарцеро, нога не смогла сделать шаг, и он тяжело упал на бок, больно ударившись бедром.
— Ну наконец-то, малыс Потти. Я тут целый день кругами хожу! Уже хотела посылать за тобой это грязное животное!
Солнце закатными лучами ещё озаряло улицу, и света было достаточно, чтобы разглядеть поигрывающую палочкой очень знакомую черноволосую женщину с безумным выражением лица и лихорадочно блестевшими глазами. Рядом стояла полицейская машина и безвольно опустивший руки мужчина в форме. Гарри, с которого чудом не слетели очки, отстранённо и безразлично рассматривал участников разворачивающейся драмы, будто происходящее вовсе его не касалось.
— Ну что, Потти! Сейчас мы посчитаемся за тот случай в Министерстве! Круцио!
Красный луч вырвался из палочки сумасшедшей ведьмы и впился в связанного парня. Однако вопреки ожиданиям Лестрейндж ничего не произошло. Поттер, который должен был сейчас орать и извиваться, даже в лице не изменился. Вернее изменился — оскалился.
— Колдовать разучилась, сумасшедшая сука?
Беллатрикс посмотрела на палочку и повернулась к полицейскому.
— Круцио!
Мужчина рухнул на землю и истошно заорал, царапая пальцами асфальт. Она прервала заклинание и, подойдя к Поттеру, вновь использовала на нём второе непростительное.
— Что с тобой не так, Поттер? Говорят, на кладбище ты орал, как те свинки Лонгботтомы.
— Так там был ваш безносый ублюдок, а не сумасшедшая шлюха! Давай свою аваду!
Лицо Лестрейндж перекосило, и она с силой ударила его в бок носком сапога.
— Не смей говорить о Повелителе, полукровная дрянь!
Больше всего Гарри сейчас хотелось, чтобы всё это закончилось. Совсем закончилось. Окончательно. Убогие поездки в Хогвартс и обратно, «друзья», хорёк и его квадратные идиоты, Дамблдор и сальноволосый ублюдок, которого кто-то лишенный чувства юмора назвал преподавателем. И для осуществления этого желания идеально подходила Лестрейндж.
— Ваш поганый выродок даже на человека-то не похож.
Ведьма что-то яростно завизжала, пиная его ногами куда придётся. Снова лопнула губа, удар ногой в челюсть наполнил рот кровью и осколками зубов. Гарри закашлялся, выплевывая все это на дорогу, и только сейчас у него мелькнула мысль о том, что он не чувствует боли. То есть чувствует, но ту же, с которой он пришел сюда.
— Тебе палочка-то зачем? Дерёшься как маггла!
Этого тяжело дышащая Лестрейндж вынести уже не могла.
— Авада Кедавра!
Яркая вспышка на мгновение выхватила мертвенно-зелёным светом лежащее тело Гарри и асфальт с пятнами крови. Поттер вздрогнул, поражённый заклинанием, и его тело расслабилось. Взбешённая ведьма стояла, направив палочку на стекленеющие глаза мальчишки и чувствовала, что её снова поимели. Совсем как тогда, в Министерстве. Она развеяла верёвки, и из безвольно упавшей на землю руки вывалился скомканный лист пергамента. Левитировав письмо к себе, Лестрейндж прочла его и безумно расхохоталась.
— Говорили тебе, Потти, грязнокровки — зло! Что ж, я знаю, с кем я встречусь в следующий раз!
Повернувшись к уже поднявшемуся с земли полицейскому, Беллатрикс взмахнула палочкой:
— Проваливай домой, животное, и забудь об этом дне!
Шум заводящегося двигателя и хлопок аппарации прозвучали одновременно. Вскоре всё стихло, кроме небольшого ветерка, продолжавшего шевелить растрёпанные черные волосы.