48. Облака замёрзли (Табаки, Слепой, Курильщик) (1/1)

— Облака замёрзли.

Слепой всё же порой выдаёт те ещё формулировки. Куда там поэтам с философами, вот у кого им всем стоило бы поучиться. Конечно, ученикам пришлось бы запастись терпением, потому что поэт сей слишком в обычное время молчалив.

Но оно того стоит.

Наваливаюсь на подоконник рядом с поэтом. Он придерживает за жилетку, опасаясь, видимо, что восторг во мне приглушил инстинкт самосохранения, но ему ли не знать, что инстинкт этот я лишний раз за ненадобностью и не включаю?

— Вот это да, — выдыхаю, и на стекле остаётся маленькое облачко. — Как белизну вылили.

Слепой рядом со мной усмехается. Принюхивается к свежему снегу, выпавшему тоненькой прослоечкой за ночь.

Есть в первом снеге что-то особенное, что даже таких молчаливых личностей пробивает.

Так что, похоже, ждём, что Македонский сегодня песни петь будет.

— Растает к обеду, — говорит Курильщик, подъезжая к нам и пристраиваясь позади.

Жаль, конечно, что он сегодня не захотел стать молчаливой личностью.

— На что спорим? — тут же вскидываюсь я и протягиваю Курильщику ладонь. Тот смотрит на неё оторопело, будто в ней у меня, по меньшей мере, топор.

— Да на что угодно, — он чиркает зажигалкой. — На твой кэмел.

Для Курильщика это сродни контрабанде, так что надо набить цену. Чешу подбородок, прибавляя себе важности для вида. Строю лицо, будто мне решение даётся ой как тяжко.

— Идёт, — выдыхаю деловито и жму ему руку, — Слепой, разбей.

Слепой лениво стукает пальцами по нашим ладоням и снова отворачивается к своим замерзшим облакам. Я затаиваю дыхание, смотрю на него в надежде, что не спалит.

Видимо, на сегодня он свой лимит по словарному запасу исчерпал, потому что молчит.

И правильно. Лучше Курильщику не знать, что на кэмел я сейчас поспорил лордовский.

А ещё лучше не знать об этом Лорду.