37. Боишься (Македонский, Сфинкс, Слепой) (1/2)

— Ты боишься Слепого?

Сфинкс нависает надо мной, и я непроизвольно закрываю глаза, словно бы и впрямь от страха. Он лишь наклоняется ближе. Не пытается вытащить из меня признание, не пытается напугать. Только помочь. Всматривается своими тёплыми кошачьими глазами, словно бы говоря, хоть и не вслух:

«Брось, Македонский, я же не желаю тебе зла».

Его взгляд пристальный, чувствую, словно он проникает под кожу и скребется, добираясь до самой души. Я убираю руки от глаз, невольно поднимаю подбородок. Он зачаровал меня, приклеил сердцем к себе своими разговорами, своим голосом, и будет жестоко отвечать ему обратным.

— Ну так боишься?

— Да! — выпаливаю. Голос хрипит, но он всегда подводит, когда волнуюсь.

Не то чтобы это правда. Не боюсь я Слепого, по крайней мере, не в том смысле, в каком это видит Сфинкс. Но я и не вру. Слепой меня пугает. Пугает тем, что всегда молчит, а я знаю, что порой может таиться за молчанием. Пугает тем, что пропадает ночами, и я слышу, вижу его во всех коридорах сразу, будто он и не человек вовсе, а растворившийся по Дому ночной сквозняк.

Я вижу, как он возвращается по ночам, когда пытаюсь помочь кому-нибудь с кошмарами. Сфинкс запретил чудеса, но я оправдываю свои опрометчивые поступки для себя, чтобы было спокойнее. Говорю себе, что это только помощь. Такая малость, которую я могу дать им в благодарность.

А Слепой видит чужие сны. Как — я не очень хорошо представляю, не думал, что от рождения незрячим вообще что-то снится. В ту ночь, в первую ночь, когда я застал его, а он — меня, он подошёл ближе. Опустился на колени на пол рядом с кроватью, у которой я тихо шептался с чужим кошмаром. Не знаю, как Слепой понял, где я. Я не спросил: было ясно, что он всё равно не ответит. Даже если захочет.

Он опустился рядом со мной. Задумчиво поковырял ногтем и так уже раскорябанную до крови губу и вдруг просто пожал плечами:

— Знаешь такое чувство, когда кому-то должен? — сказал он. — Я его не люблю. Не привыкай к нему.

Я поднял голову, глядя на спящего над нами Табаки с его кошмарами, и кивнул. Слепой всегда изъясняется так странно, полутонами. Но, кажется, я действительно тогда понял, о чём он говорит. Я запоздало сообразил, что ошибся, кивнув, и пробормотал неловкое «да».