"Копай, могильщик". (1/2)

Смотреть на свою могилу, будучи бестелесным духом — мучительно для призрака. Осознание неотвратимости смерти... Оно может продолжать пугать даже после свершения её. Хотя жизнь моя тоже не была сказкой, дабы теперь тосковать о ней. Разве жить, но с душевной болезнью, было бы лучше?

Вот и стоял я среди живых, охваченный беспредельной грустью, и даже мои весьма забавные попытки прикоснуться к ним не могли поднять мне настроение.

Призрак человека, похороненного заживо, с приподнятым настроением... Можете ли вы представить себе такое?

”Входит, — подумал я, когда моя полупрозрачная рука погрузилась в плоть одного из присутствующих, — и выходит”.

Потом я встал между своим убийцей и несчастной матерью. Безмолвный зрительный диалог... Вы оба смотрели друг на друга, окружённые столь же неразговорчивыми людьми, и только я один ворочался во все стороны.

Сделайте кто-то уже что-нибудь. Похороны были таким скучным мероприятием...

Я опустил взгляд на призрака покойного ребёнка. Он тоже был нем и неподвижен. Застывшее сознание маленького человека, ещё не успевшее вобрать в себя весь мир... Быть может, это и к лучшему в каком-то смысле. Ребёнок, умерший внезапно и ещё не успевший испытать за свою жизнь сильного эмоционального потрясения, сможет уйти в место получше, чем мир мёртвых.

А там я видел только таких же страдальцев, каким был я.

Неспешно я приблизился к матери усопшего. Её страх... Нет, она не даст похоронить своё дитя. Она боялась, что под землёй ему будет плохо. И не хотела отпускать его.

А ты и не знал, что тебе следовало бы сказать ей, убийца. Ты вообще умеешь хоть как-то взаимодействовать с заказчиками помимо того, что бы просто говорить им: ”Соболезную”?

Твоё счастье, что я был рядом.

”Отдай ему своего ребёнка, иначе его душа не обретёт покоя”, — передал я ей так, что она услышала это как посторонний голос в своей голове. И ещё больше выпучила глаза.

”Верь мне — я позабочусь о нём, — продолжил я. — Только тело его мёртвое необходимо предать земле...”

— Кто ты? — наконец проговорила она.

О да, ты, убийца, и все прочие удивились этому все сразу. Я услышал в мыслях одного из присутствующих даже, что ”мать точно уже сошла с ума”... Вы все были подобны каким-то остолопам, будто играющим лишь роль декораций. Почему никто из вас не стремился должным образом успокоить несчастную мать?

”Ангел-хранитель твоего ребёнка. Он будет счастлив в нашей небесной обители...”

— Он попадёт в Рай? — улыбнувшись, вопросила мать.

Я молчал. Не знаю никакого Рая. И Ада — тоже. Знаю лишь этот серый, безрадостный и безликий мир мёртвых... Мир бесконечных страданий.

Если Ад всё-таки тоже существовал, был ли мир мёртвых хотя бы издали похож на него? Если нет...

Не представляю тогда, какие муки испытывают покойники в Аду.

”Да. И он будет счастлив вместе с нами”.

По-прежнему улыбаясь, мать молчаливо передала покойного сына тебе в руки. Я видел, как в тёмно-карих глазах твоих вспыхнула нежеланная тревога. Должно быть, вид мёртвого тела ребёнка наконец заставил тебя содрогаться изнутри... Ты засыпешь землёю это маленькое невинное создание, навсегда отделив его от тех, кто плакал по нему сейчас. Ты знаешь, что в этом нет ничего преступного. Но ты скорбишь внутреннее вместе со всеми.

Освободи душу мертвеца.

Исполни своё предназначение, могильщик.

Чуть дрожащими руками ты вновь уложил тело мальчика в гроб. Поправил сбившуюся чёлку, разгладил погребальный костюмчик... И долго смотрел на него, не в силах закрыть крышку.

— Ангелы ждут моего сына, — сказала мать. — Помогите ему освободиться...

Ты смотрел на её улыбку с тем же волнением, что и на её слёзы совсем недавно... Ты ведь, как и я, тоже не верил во всяких ангелов. Но всё же ты не верил и в призраков. А я стоял сейчас прямо напротив тебя.

И жалел, что не мог дотрагиваться до физических объектов. Иначе я придушил бы тебя прямо на месте...

— Убийца...

Ты передёрнул плечами, словно вдруг почувствовал холод. Жаркий солнечный день... А сердце будто покрывалось корочкой льда. Как ужасно закапывать людей, правда?

Чувствуй этот страх, чувствуй эту боль.

— Закопайте, — повторила мать, продолжая широко улыбаться. Остальные провожающие смотрели на тебя с тем же нетерпением. Закопай ребёнка под землю...

Ты отвёл от них свой собственный взгляд, невольно зацепился им за мальчика в гробу. Он тоже ждал, когда ты закопаешь его.

У кого тебе попросить дать тебе сил?

Ведь ты атеист.

И я впитываю в себя твои негативные эмоции, чувствуя, как губы мои растягиваются в улыбке столь же радостной, как у матери, наблюдающей за похоронами своего ребёнка.

***</p>

Могильщик передал бутылку водки сослуживцу.

— Не отдавай её мне.

Тот молча кивнул головой. Напряжённым взглядом он изучал его чуть покрасневшие глаза. Он всегда считал его человеком намного более морально выносливым, чем был он сам... А тут и он едва не расплакался и начал хлестать водку прямо из горла.

Детские похороны — одна из самых страшных вещей, существующих в мире.

”Бог вознаградит вас за успокоение моего сына”, — с улыбкой сказала мать и протянула могильщику еду для поминок и алкоголь. Он съел один кусочек для приличия, хотя уже с вожделением смотрел на выпивку.

И женщина отдала ему всю бутылку.

Благодарность заказчиков всегда была так кстати после столь тяжёлых похорон... Пусть даже если администраторша кладбища была против чаевых в виде спиртного.

”Не хочу, чтобы кто-то из них спился на работе, — объясняла она окружающим людям (вдруг те обратились бы когда-то за услугами ритуальщиков), — поэтому благодарите их напитками, что не содержат градусов...”

Одним из тех, кто возмутился по этому поводу больше всего — и кто, впрочем, не имел к этому прямого отношения, — был, конечно, сторож.

”Это давать нельзя, а это — можно... У нас что, зоопарк? — хмурился он. — Ребята, берите всё, что дают! А женщина пусть лучше не лезет в дела, в которых она это... не тю-тю”.

Молодые землекопы тотчас поддерживали его.

”Правильно! Долой цепи матриархата!”

”Пусть сама сначала попробует похоронить человека, а потом говорит, что можно обойтись без спиртного...”

Землекопы постарше смотрели на это, пожимая плечами. В отличии от своих юных сослуживцев, которые ещё могли бы считаться подростками, они не стремились протестовать против чего-то. А делали всё нежелательное втихаря.

Матриархат, патриахат... Когда-нибудь все люди всё равно умрут. Зачем было тратить драгоценное время всеобщего существования на деление мира между Венерой и Марсом?

Ведь в конце концов они будут жить вместе, как и всегда.

”Вы сделали нас своими рабынями!” — кричали домохозяйки.

”Вы сделали нас своими рабами!” — в ответ кричали рабочие завода.

”Что-то плебеи слишком разорались”, — отметила бы тёща могильщика, восседая в массажёрном кресле с косметической маской на лице.

”Дорогая, они не плебеи, — ответил бы тесть, занимая ту же позицию в соседнем кресле. — Они просто менее финансово обеспечены, чем мы...”

”Это слишком долго выговаривать. Я буду говорить короче — плебеи”.

— Возвращайся домой, — сослуживец гладил могильщика по руке, а тот даже не смотрел в его сторону. — Ты уже отстрадался за меня...

— Я должен посетить одну могилу... — ответствовал тот уже несколько сбивчивым голосом.

— Зачем?

— Надо. Ну-ка, дай...

Он вновь потянулся за бутылкой водки. Сослуживец с неохотой отдал её. Он ещё никогда не видел его пьяным, поэтому не мог судить, насколько буйным тот мог стать. Или он просто завалился бы спать...

Здесь ведь могло быть всего два варианта.