Глава 4. Холод и темнота (1/2)

Холод. И темнота.

Кайра попыталась открыть глаза — естественное движение для любого, кто только очнулся. В них словно попал песок. Песок с тьмой. Ругнувшись сквозь зубы, она осторожно дотронулась до век рукой. Потерла. Темнота не убавилась. Она не видела ничего, даже собственные пальцы.

От холода застыли ноги и ломило поясницу.

Кайра кое-как поднялась на корточки, но вставать в абсолютной мгле не решилась, осталась полусидеть, опершись коленом на холодный каменный пол. Болело всё тело. Болели ступни, словно бы порезанные. Болело горло и кружилась голова.

На ней была только рубашка. И, вероятно, только потому, что она натянула ее, прежде чем уснуть на плече у Ассаи, иначе б оказалась здесь полностью обнаженной. Саннр подери.

— Эй… — нерешительно окликнула она темноту. — Есть здесь кто-нибудь?..

Эхо причудливо вернулось к ней, дробясь на насмешливые осколки.

От темноты вокруг хотелось зажмуриться. Только этот детский наивный жест не помог бы ей. Сглотнув и пытаясь прогнать мысли о чужом взгляде из темноты, Кайра встала. Ноги тут же засаднили еще больше.

Шаг вперед, еще шаг, еще… Она двигалась осторожно, очень осторожно. Тщательно ощупывая ногой пол впереди. Все истории о темницах, в центре которых замерли в ожидании колодцы, тут же всплыли в ее памяти. Заключенные кидались искать выход… и находили мучительную смерть от голода в колодцах, откуда нет выхода, с переломанными ногами.

Пока было спокойно. Только пол, от холодного камня которого сводило ноги, темнота и вымораживающая тишина.

Стена выросла перед ней совершенно неожиданно. Она почему-то не сообразила, во что уткнулись пальцы ног, потеряла равновесие и врезалась плечом, еле успев отдернуть голову. Стена… так близко? Или просто она лежала неподалеку? Или…

Заставив себя не гадать попусту, она двинулась вдоль стены.

Час прошел или два?.. Она не знала. Не знала и то, дошла ли до того места, откуда начала движение. Стоило бы как-то его отметить, но у нее только рубашка, а здесь так холодно… Вымотавшись от вынужденно медленного движения в темноте, Кайра просто села. Хотелось плакать. Хотелось кричать, только бы кто-нибудь пришел сюда и вытащил ее на свет. Или просто принес факел, а лучше два. Что вообще происходит? Кто ее похитил? И как?..

От вопросов желание разрыдаться становилось еще сильнее. Она всхлипнула, закусив тыльную сторону ладони в попытке сдержаться. Нет. Она не будет плакать. Она никогда не плачет, когда какие-то проблемы. Только когда безопасно и хорошо, когда рядом Асс, Тэа или Халл, впрочем, чаще всего как вчера ночью, в рубашку Ассаи, когда так пьяно, горько и хорошо одновременно, когда желание тела борется с тоской, высасывающей душу… От мыслей о теплых надежных руках становилось только хуже, и она заставила себя отбросить их — и встать.

Никаких слез. Она сильная. Она справится. И для начала — «осмотрит» свою камеру. Ее обязательно нужно осмотреть. Нужно, чтоб в голове сложилась картинка, как здесь всё устроено, чтоб использовать любой шанс сбежать.

Что это какая-то темница, камера или подвал, она даже не сомневалась. На хотя бы запертую комнату уже как минимум полом и температурой воздуха не тянет. Надо понять, насколько она большая. И, конечно, найти дверь. Неважно, что она будет заперта. Ждать тюремщика лучше у двери. Конечно, если ее не оставили здесь на медленную смерть.

Помедлив, она стянула рубашку. Какое-то время постояла, пытаясь убедить себя разжать пальцы. Тонкая ткань, хорошая, не из дешевых, сейчас казалась ей единственной защитой и едва ли не спасением, и расстаться с ней было невыносимо. Но… больше ничего нет. Совсем ничего. Даже в волосах ни одной ленты, хотя лента — слишком мелкая вещь, чтобы делать отметку из нее.

Нат, помоги мне.

Мысли о давно умершем помогли, как помогали и всегда. Почему-то от них всегда становилось легче. Словно бы он по-прежнему стоял незримой защитой рядом с ней, где-то за плечом, оглянись — и увидишь. Она на миг прижала рубашку к себе, вдыхая ее тепло — иллюзорное, учитывая, как здесь холодно. Мысленно взмолилась и светлым богам заодно. Потом аккуратно расстелила рубашку на полу у стены, постаравшись растянуть как можно больше, чтоб не промахнуться потом мимо. Холод кусал кожу, и свернуться комочком казалось единственным возможным выходом, но она знала, что это самый плохой вариант. Западня, тупик, смерть. Это как в дороге зимой. Нельзя останавливаться, если недостаточно теплой одежды. Нельзя замерзать. Замерзнешь — и уже не найдут, разве что останки по весне, и то, если зверье не растащит.

Немного размяв руки и ноги, она снова двинулась, держась рукой за стену.

А еще — начала считать шаги.

Дойдя до тысячи, она наткнулась на дверь. Тяжелую, окованную железом, прочно закрытую. Ни ручки, ничего. Стук тоже ничего не дал, кроме боли в костяшках. Бесполезно… звук только тонет в глухой древесине, дверь явно очень толстая. И почему только сейчас попалась? Значит, до этого обошла помещение не полностью, хоть и казалось, что прошло много времени… насколько же оно большое?.. Впрочем, сознание может обманывать ее. В темноте шагается медленно. Она и не представляла раньше насколько. Может быть, она прошла недостаточно много, и времени тоже прошло совсем чуть-чуть.

Две тысячи. Скорее бы, скорее…

Три тысячи. Как же хочется есть.

Четыре тысячи. Где же рубашка? Как холодно, светлые боги, как же здесь холодно.

Пять тысяч… Пожалуйста, я хочу дойти. Пожалуйстапожалуйстапожалуйста.

На шестой тысяче шагов, сбившись в очередной раз, она остановилась.

Рубашки так и не было. Той двери — тоже.

В тишине постоянно чудился чей-то взгляд. Далекий, тяжелый взгляд.

— Да есть здесь кто! — крикнула она в темноту.

«Кто… о-о… то…» — ответило ей со всех сторон.

Обхватив себя за плечи, она стояла, прислонившись к стене. Такой же холодной и каменной, как и пол. Да она ведь здесь замерзнет куда быстрее, чем умрет с голоду! Где же рубашка, где же, где… Не выдержав, она рванулась вперед — просто побежала, уже не осторожничая, впрочем, не забывая касаться рукой стены.

Быстрее, быстрее, быстрее, только бы добежать до рубашки, чтобы хоть что-то, чтобы знать расстояние, чтобы не сойти с ума…

От падения вышибло дыхание. Она успела подставить руки, больно ударившись об пол локтями и чуть не свернув запястье. Нат учил ее падать, но так давно, так много лет назад, и тело словно нарочно упало неловко, неуклюже.

Рубашки не было.

Она заорала во весь голос, уже не сдерживаясь:

— Ублюдки! Выйдите сюда, вы!..

Осеклась: толку от крика, если кто и видит ее сейчас, то только посмеется над ней. Посмеется… «Аристократ должен всегда выглядеть достойно». Это иногда говорил Нат, а вот Ассаи повторял часто, возводя эту идею во что-то действительно важное…

Рубашка, где-то же осталась лежать рубашка, почему она не оделась полностью первым же делом, когда услышала тот проклятый звон?

Звон. Стакан, остро пахнущий рассолом… страх и липкая влажность, обхватившая запястье…

Нож! Она же брала нож! И она до последнего не выпускала его из рук, а значит…

Значит, он выпал из ее руки где-то посередине этой клятой гигантской камеры. Нужно было обшарить всё вокруг себя сразу, как только открыла глаза, тогда был бы шанс… Упущенная теперь возможность.

Уже не сдерживаясь, она зарыдала в голос. Сил держать лицо больше не осталось.

***

</p> Утро встретило стылым холодом, рассыпавшимся по всем конечностям. Открыв глаза, какое-то время Риэр просто лежал, глядя вверх, в темный полог палатки. Не сказать, что он прямо мерз, однако чувствовал себя неуютно. Осень, скоро и зима. Он не любил зиму. Вернее, не любил ночевать на улице в человеческом облике, но нельзя дать увидеть лишнее своим нечаянным спутникам. Он бы предпочел вообще ничего им не показывать и не объяснять. Вот совсем ничего. Пока они не найдут их подружку. А потом… Потом уже не нужно будет никаких объяснений.

Он задумчиво прикусил губу, покосился на соседа по палатке — тот лежал тихо, вытянувшись в напряженную струну, на спине, — но, судя по дыханию, спал, а не притворялся. Нет. Без объяснений не получится. Ему просто не позволят. Ни этот аристократишка, ни — тем более! — эта непонятная рыжая девица. Он неуютно пошевелился от этой мысли.

Провал по социальным взаимодействиям… Да, провал, но ведь он как-то смог их убедить вчера? Находясь, в казалось бы, совершенно патовой ситуевине? Значит, можно попробовать идти по грани и дальше. И дай Луны, чтоб получилось.

По-своему, в этом был даже своеобразный кураж.

Он прокрутил браслет на запястье. Мертвый кусок металла — вот чем сейчас он стал. Вместе с тем, Риэр по-прежнему что-то ощущал… Тонкая нить, зовущая его в одну конкретную сторону, словно бы потягивающая прямо за вены. Острая, тоже тонкая, боль. Он больше не сомневался, что это и есть Зов, неведомо как перекочевавший из браслета в его руку.

И сон… Риэр нахмурился, вспоминая. Снилось что-то странное, он точно знал это, но никак не мог выцепить из обычной сонной мути ничего цельного. Помнил только отчаяние и страх. Помнил холод — да, точно, холод, поэтому еще ему показалось, что холодно, когда только проснулся, сейчас-то уже почти нормально.

Аристократ пошевелился и что-то едва слышно вздохнул. Риэр поморщился. Это же надо быть таким тупым, чтоб спать спокойно рядом с не пойми кем?! И рыжая их тоже хороша, он точно слышал: это она отправила белобрысого в палатку к нему. Приглядывать за ним, — ну надо же, отмочила. Как эта сонная туша собирается за ним приглядывать?