Первый удар (1/2)

Среда 19:53.

Ресторан «Сент-Клемент».

Метёт снег. Люди в тёплых пальтишках и шубах. Все головы на этой улице убраны в разные виды шапок. Единственные кто выделяются это я, который похож на злодея какого-нибудь мюзикла, и Джейс, похожий скорее на главного героя мюзикла, что противостоит главному антагонисту.

Он был всё в том же чёрном пальто, в котором был в тот день. Людей было достаточно, чтобы потерять кого‒то в толпе, но даже в таком тёмном убранстве Талис выделялся и его видно за километр ‒ хоть глаза выжигай. На лице его была улыбка, на голове аккуратная причёска, а рубашка и брюки выглаженные.

Джейс открыл дверь, первым пропуская меня, при этом по-комичному поклонившись. Ресторан был украшен в тематике нечто похожее на кашу из религии и памятников мирового значения. Люстры в форме колоколов, на стенах роспись с различными узнаваемыми лицами со сборников по истории. На столах скатерть с аккуратной вышивкой на самых концах по всему кругу. На самом столе стоял светильник с тремя ответвлениями с уже зажжёнными фитилями. Само место было очень приятно, но тематика довольно спорная, так что у меня возникло достаточно вопросов по поводу вкусов Талиса.

Он забрал мой дафлкот вместе со своим пальто в самое начало заведения, дабы отнести в гардеробную пока я всматривался в каждую деталь, примечая столько же недочётов, сколько и в Джейсе. Наш столик располагался прямо около большого панорамного затемнённого окна, поэтому я мог с лёгкостью и со спокойной душой разглядывать морды и повадки разных людей. На улице идёт пурга, метя людям в лицо разного рода мусор.

Через некоторое время, Талис вернулся. Прошёл достаточный отрезок времени, который наталкивал на то, что его уже успели узнать и разболтать. Он по-доброму мне улыбался, заглядывая прямо в душу своими большими глазёнками. При каждом видение его сахарной улыбки мне хотелось внутри себя дать ему в лицо кулаком насколько сильно это было возможно.

‒За эти несколько дней я узнал дну вещь, которая вас возможно не устроит. - Он с виноватым выражением лица посмотрел сначала на свою пустую тарелку, разглядывая свою физиономию, а потом на меня из-под лба.-Скажем так, я сам сначала не был введён в курс дела, Виктор.

Моё имя с его уст сейчас звучало как что‒то на подобии извинения, словно лишая смысла добавлять эти слова в свою речь.

Джейс продолжил:

‒Мне предложили работать с вами, точнее, даже не предложили, а скорее заставили, мол, вам нужен кто-нибудь для достижения ваших дальнейших целей. Вашей подписи для этого не требуется. Всё уже, по сути, решили за нас двоих.

Меня моментально пробил гнев после его слов. Я не мог верить ни его словам, ни тому, что без моего согласия мне могли кого‒нибудь пристроить как хвост. Я старался слушать его, потому что эта тема касается меня, но мысли всё больше набирали обороты, и я уже не мог разобрать его слов, размазанных туманом, как сопли.

Мне надо было разобраться во всём. Уладить конфликт внутри себя и в дальнейшем думать о своих будущих действиях. Уйти просто так я не мог-меня заперли в мысленной клетке, не давая выйти. Меня впервые пугала возможность исхода, что я снова буду ни с чем. Я не мог просто смириться и работать с ним. Я не мог быть с ним достаточно долго и не сделать ему что-либо.

От куда вообще появился Джейс? О нём заговорили примерно месяцев пять назад, судя по всему, когда он окончил обучение в именитом университете нашего края. По началу никто не мог верить в его способности, но слухи из учебного учреждения вылезли быстро прямо в общество. Им заинтересовались высшие лица Пилтовера, давая поблажку на будущие промахи в своих открытиях. Его буквально вылизывали в первые же дни. По сути, он даже не брался за работу, а лишь светил своим лицом на различных мероприятиях.

Джейс сидел прямо напротив меня, по виду уже смирившись с ситуацией, словно это он всё и устроил. Локти его были на столе, давая ему некую опору, когда же кисти его были сложены в замок. У него были заметны синие вены, выпирающие так, чтобы завлечь в них нож. Только вены, но уже заставляют тебя схватить нож в руку и провести по ним лезвие- чтобы эти бугры просто-напросто исчезли с мощных рук Талиса.

Сам он нервничал, и это было очень заметно, судя по его трясущейся ноге под столом. Он огляделся по сторонам, при этом увидев всё пространство вокруг, подозвал официанта жестом на секунду поднятой руки и за всё время ожидания он не повернулся ко мне, я смотрел на его лицо в анфас минуту-две.

Он взял себе на приём пищи не так много, как я ожидал. Скорее всего, в нём заиграла некая совесть, что, когда он будет насыщаться- я буду сидеть над пустой тарелкой. Я не слишком сильно нуждался в трёх приёмах пищи на день. На мой измученный как раненое животное организм хватало и одного. Я мог запихнуть в себя кусок какого‒нибудь залежавшегося яблока, и мне бы хватило этого как минимум на часов так восемь, а может даже и одиннадцать.

Мне всегда хотелось некого совершенства в себе, но такие трюки прокатят скорее только на таких людях, как Джейс и прочих крупных здоровых людях. Я же был относительно среднего роста, впадшие щёки, мешки под глазами. Моё затворничество лишь дополняло образ того самого врага общества. Мне нравилось думать о разных исходах жизни человека, нравилось разбираться в том самом совершенстве. У идеала нет придела, сколько бы раз я не слышал обратное. Понимание совершенства и идеала сами по себе были слишком расплывчаты, что каждый мог иметь право на своё мнение пока не началась бы кровавая бойня из кучи мёртвых, замёрзших голубей на каждом шагу. Все они- далеки от понимания моих мыслей, выставляя себя лидерами мнений они делают из себя лишь клоунов, не способных здраво мыслить.

Я ненавидел и при этом хотел ощутить каждый сантиметр и каждую границу человеческого тела и разума. Моя рука тянется к коже, словно змея под гипнозом шарлатанов с огромными шляпами. Мой палец ровно на месте одной из его родинок прямо на руке, и я вновь ощущаю незаменимое чувство того электричества и мурашек, что проявляются на мне еле заметно. Он не чувствует, когда я опережаю его ещё на один шаг в осторожности. Я притрагиваюсь ещё раз мизинцем.

Рука Джейса дрогнула. Но он продолжил наблюдать за чем-то, чего я сам не хотел замечать. Нельзя было продолжать. Я не мог оторваться, но моё сосредоточенное лицо точно могли приметить, как нечто мерзкое и недопустимое в современном обществе. Мои руки снова были дальше, всё так же сложены на столе.