Глава 13. Предрешённый (1/2)

Боль. Мы слишком много времени готовы жить, посвящая себя иллюзиям и страданиям. Нам нравится делиться с другими своими проблемами, но как только мы остаемся с ними наедине, то чаще двигаемся по инерции. Закрываясь в своем домике, мы ничего не решаем, лишь создаем себе ложное пространство безопасности, когда самое время — собраться с духом и выйти из скорлупы наружу. Туда, где свет. Туда, где есть решение.

***</p>

Утренний воздух гудел под остывающим после полёта вертолётом. Рядом проносились тяжёлые сонные шмели, иногда стукаясь со смешным звуком «чпок» о лобовое стекло или лопасти. Такое утро в народе называют добрым. Природа радуется новому дню, но у всего, что бывает добрым, сегодня была та самая обратная сторона.

Уилл падал. Он падал каждой клеточкой тела, едва цепляясь за неустойчивую почву реальности, якорясь взглядом за знакомое лицо. Падал, когда стоял в приёмной больницы или сидел на сидении вертолёта. Он то и дело проваливался глубоко в свои прошлые кошмары, как в зыбучий песок. Призраки той жизни ютились в его вдохах, желая проявиться через боль в плече, через шепот пробужденного леса, через запахи цветов в приемной или скрип ботинок на полированном полу. Осуждение Джека настигло его первым, едва он переступил порог больницы. Воспоминание смотрело на него карими глазами, качая головой, и Уилл лишь одними губами прошептал «прости». Он подвёл, не рассказал, подставил под удар, пытался защитить, пытался помогать во вред себе… Джек сочувственно кивнул и указал на кровоточащее плечо. Ему словно и не нужны были извинения. Его тревожило, что Грэм подставил себя под удар. Эта была элементарная забота, которая, возможно, была и раньше, но тогда один не хотел привязываться, помня опыт прошлого, а второй был не в состоянии проникнуться тем немногим, что все же было, предпочитая оставаться в тени собственного воспаленного разума и не подпуская близко к себе других. Кроме Ганнибала.

— Ты мог бы сказать, что тебе нужна помощь, — гуру стоял перед бывшим профайлером, сцепив руки в замок перед собой. На нем был все тот же серо-синий костюм с бордовой рубашкой, что надолго отпечатался в памяти Грэма. — И не мне сказать, нет. Уже нет. У тебя тут есть те, кто способен помочь.

Уилл отвёл взгляд, комкая влажные, белые, в солевых разводах полы футболки. Он был готов к осуждению, к крикам, порицаниям, но не к сочувствию, коим гуру его никогда не баловал. Чувство беззащитности незаметно подкралось сзади и ударило по нервам, на время дезориентируя.

— Не говори ничего. Я понимаю, — Джек обернулся, когда две каталки пронеслись вперёд по коридору. Звук колес был отчетливо слышен в тихом помещении, отскакивая от стен и возвращаясь острым осколком вины к вздрогнувшему омеге. Кроуфорд взглядом холодно скользнул по двум окровавленным телам и вернулся к Уиллу, чье сердце не находило себе места в тесной грудной клетке и пыталось вырваться наружу вслед за неподвижно лежащим мужем. — Ты выбрал его. Выбрал свое счастье. Я не осуждаю тебя за это. Просто хочу сказать, что я никогда не просил от тебя доказательств твоей уникальности и ценности. Я тоже совершал ошибки в своей жизни, и за многие сейчас раскаиваюсь и расплачиваюсь. Постарайся меньше вредить себе, чтобы показать Ганнибалу свою ценность. Он видит её глубже и сильнее, чем кто-либо другой, ты сам знаешь. Я не просил подвигов от тебя, так почему ты уверен, что он просит? Поговори с ним об этом, когда очнется. Мне ты не доверял, но ему обязан, иначе зачем все это?

Джек замолчал, ища в лице Грэма понимание, и поджал губы, увидев, что попал в самое больное место, принеся туда хоть немного успокоения. Он не тронул омегу, но его незримая поддержка тянулась тонкой водянистой линией из прошлого и постепенно растворялась в солнечном свете, переливаясь красными, желтыми и лазурными треугольными бликами.

Иногда плохое застилает глаза своим мраком, не давая увидеть то немногое хорошее, что, действительно, было. Чувство вины не успело до конца рассеяться вслед за видением, на место которого встал озабоченный, но все такой же улыбчивый Мартин.

— Ты как? — фиолетовые глаза обеспокоенно изучали лицо омеги, и Уилл отвёл взгляд в пол. Ещё не хватало, чтобы новые знакомые подумали, что он сумасшедший. Грэм снова прятался, сам не осознавая ещё, что переступил новую черту внутри себя, когда защита от всего, что тащилось следом мёртвым грузом, спала. Теперь он как садовник с большими ножницами срезал все нити, избавляя себя от ноши. Джек был первым, с кем он окончательно попрощался, мысленно поблагодарив за поддержку и совет. — Пол заберёт машину и привезёт тебе одежду на смену. Я повешу ее в шкаф в палате.

Уилл не помнил, успел он сказать что-то в ответ или нет, когда земля вновь ушла из-под ног, образовывая зияющую черную бездну, по краям которой торчали корни деревьев, копошились насекомые, а изнутри веяло холодом. Его тут же подхватили, не давая окончательно упасть. Ослабевшее от травмы тело подводило, и Уилл позволил себе отпустить контроль и провалиться в неизвестность, падая в подземный колодец и медленно считая про себя до десяти.

Все краски вокруг перемешались, создавая причудливый узор пластилина, но чем больше он смешивался, тем темнее становились цвета. Что-то незримое стояло рядом с Уиллом, покуда пластилиновая реальность создавала новый антураж. Она лепила знакомые объекты декора, показывая и словно спрашивая, чего бы хотелось самому Уиллу, но тот молчал, озираясь по сторонам и стараясь ни о чем не думать.

Из центра груди потянулись две тонкие, звенящие нити, которые дрожали и едва держались. Они цеплялись за ребра рыболовными крюками, и Грэм подумал, что, возможно, будет больно — вытаскивать их острые края из своего тела.

— Не вини себя на счёт Ганнибала. Ему тоже стоит поменьше быть таким самоуверенным и побольше доверять тебе, — раздалось совсем рядом знакомым женским голосом, когда Уилл остановился в счете на цифре семь.

Омега посмотрел направо, где рядом с ним на край кушетки присела Алана. Все такая же красивая, с красными губами и в ярком костюме, какой она ему запомнилась с последних встреч. Семейное положение пошло ей на пользу, сделав из нее притягательный райский цветок.

— Другом я тоже был так себе, — Уилл еле чувствовал свое тело, не понимая своего положения в пространстве. Вот он лежал на кушетке в палате больницы, но он же сидел в спальне на полу, прислонившись спиной к своей кровати. Темные краски комнаты были слишком знакомыми.

— У тебя было мало друзей в жизни, и ты отдавал им столько себя, сколько мог, — она снисходительно улыбнулась и положила ладонь ему на здоровое предплечье.

— Я тебя тоже не уберег, — он поймал её руку, благодаря за жест поддержки.

— Я не обижаюсь на тебя или на Ганнибала. Если бы не он, я бы никогда не приняла ту часть себя, которая в итоге позволила мне завести семью. И тебе пора тоже убрать это сопротивление из сердца, — она сжала руку и нехотя встала.

— Алана, — тихо позвал Уилл и замер, обдумывая свой вопрос, — как это, когда внутри тебя жизнь?

Она понимающе посмотрела на него и расцвела, вспоминая свою беременность. На щеках загорелся румянец, а глаза заблестели.

— Будто заново рождаешься и больше не хочешь жить по прошлым сценариям. В тебе просыпается столько любви и умиротворения, что хочется просто жить каждую минуту, глубоко дыша, — ее слова отозвались в душе задумавшегося Уилла, что неосознанно положил руку на свой пока ещё плоский живот.

— Ганнибал справится, Уилл, если справишься ты. Не позволяй своим сомнениям управлять собой. Та жизнь, что ты видел, не наступит, пока ты не приложишь к этому усилие, — она смотрела все так же мягко, слегка улыбаясь той самой дружеской улыбкой, что и раньше.

— Я стараюсь, но… дерьмово получается, — он неловко улыбнулся в ответ и почесал затылок, чтобы чем-то себя занять. Откровенности заставляли нервничать и прятаться. — Я боюсь сорваться, боюсь увидеть в себе то, что я пытаюсь усмирить в Ганнибале. И не просто увидеть, а стать этим. Этот волк, это… животное. Оно постоянно нарывается на стычки с Ганнибалом, чтобы тот продемонстрировал свою силу. Свое положение в нашей паре. А мне… кажется, мне это нравится.

Он закинул руку за голову и потянулся, глядя в потолок. Неужели он это сказал?Признался в этом в первую очередь самому себе… и не дай бог об этом прознает его звереныш, это же потом из спальни не вылезешь с его-то аппетитами и фантазией Ганнибала.

— Тебе надо лучше заботиться о себе. Ганнибал вряд ли хотел бы, чтобы ты себя мучил через бесконечный анализ и чувство вины, — рядом раздался другой женский голос, и Уилл повернул голову налево.

— Эби… — Грэм протянул руку, чтобы коснуться щеки девушки. Жёлтый платок на красивой шее скрывал все следы его былых ошибок. — Ты давно не приходила.

— Зачем тебе призраки прошлого, когда ты счастлив, — она положила голову ему на плечо. — Как назовёте малыша?

Уилл втянул воздух носом. Он об этом даже не задумывался.

— Надеюсь, обойдемся без всяких Патроклов, — все же ухмыльнулся он, но ухмылка тут же сошла с его лица. — Эби…

— Не надо, не извиняйся. Мы с тобой прошли большой путь, когда ты ждал и искал Ганнибала. Я не злюсь на тебя или на него. Ты будешь хорошим папочкой. Позаботься о своём волчонке как следует. Помни, что мы можем пробить все преграды, а можем просто зайти с другой стороны, — она встала и, взяв Алану за руку, вышла из комнаты.

Уилл сидел ещё какое-то время, придвинув колени к груди и прикрыв глаза. Последние нити полностью погасли и болтались на нем посеревшими ошметками его собственного прощения себя. Внутри разворачивалась целая борьба с тем, что будет дальше. Оставался самый сложный этап, где эмоции были свежими и яркими, и он не был к нему готов.

Раздался негромкий звон, и Уилл открыл глаза. Теперь он стоял в их с Ганнибалом ванной. Горячая вода струилась из крана, наполняя помещение влажным, тяжёлым воздухом. В своих руках мужчина обнаружил полотенце, которым вытирал окровавленные руки. Рядом валялось три рыболовных крючка.

Сзади послышались тихие шаги, и омега чуть не взвыл, не желая верить в эту временную реальность.

Ганнибал остановился в зоне видимости рядом со своей парой. Он был в зелёном костюме в крупную клетку, как во времена своей работы психиатром.

Омега часто заморгал, стискивая челюсть, которую свело от боли в самом сердце, словно за все клапаны зацепилась сразу сотня острых крюков и потянула в разные стороны.

— Нам… нам нужно поговорить, — Уилл отвернулся, укладывая на бортик грязное полотенце. Оно никак не расправлялось и то и дело норовило упасть или на пол, или в воду. Нервная система омеги не выдержала и обрушила на организм все эмоции, которые накопились в теле. — Да какого хрена…

— Уилл… — чужая одежда почти вся испарилась. Шёлковое нижнее белье осталось на своём месте. Этот внешний вид был более уместен в ванной комнате и менее располагал к серьезным разговорам.

— Заткнись. Пожалуйста, — он покосился на любимое тело и набрал в легкие побольше воздуха. — Ты держал в узде свою тварь столько лет. Теперь она испортила все, что мы с тобой так долго строили. В итоге ты… а я… — он зло хлопнул полотенцем о бедро, не замечая, как заалела и загорелась кожа. Ему не хватало сил сказать вслух обо всем, что произошло. Принятия не происходило, как бы он ни старался. А значит, ему придётся вернуться сюда вновь.

Его выворачивало наизнанку от ноющего чувства отвратительности своих же мыслей и ощущений. Он закипал, и гнев рвался наружу отвратительным прогнившим демоном, изрыгая из огненного нутра такие же по своему смыслу слова обвинения, лишь подтверждая ими собственную слабость и никчемность. И Уилл не в силах был ослабить этот поток.

— Не стоит истязать себя понапрасну, — раздалось совсем рядом. Полотенце перехватили и аккуратно отложили в сторону.

— Вот скажи, ты хоть раз, хоть один маленький разочек был собой без этой твари? Был человеком? Твои пристрастия, вкусы, умения… это твое или его? Где ты, а где он? Где? Кому из вас нравится смаковать мою боль? — его голос стал ниже и тише. Он едва не рычал, морща нос и хмуря брови. Шипящие слова сквозили ложным обвинением, скрывая все переживания, как прогнившая осенняя листва скрывает чистый ручей. Омега уперся рукой в бортик ванной, не желая показаться на глаза своему альфе. На светлой плитке появились капельки темной крови из небольших отверстий рядом с ребрами.

Теплые руки скользнули вокруг его талии, нежно обнимая поперек. Горячим вздохом примирительно обдало шею сзади.

— Уилл, мы оба помешаны на тебе и оба тебя очень любим. Разве не ты сам хотел всего, что мы с тобой делали? — чужие губы опустились вниз по шее, вызывая мурашки. Руки не отпускали, прижимая крепко к себе. Уилл чувствовал жар чужого тела и больше не мог ругаться. Ему хотелось остаться так, в таком положении как можно дольше. Чувство защищенности постепенно возвращалось, прогоняя всех демонов, что еще тянули свои грязные ручонки к шее омеги, и заживляя ранки.

Он продолжил говорить уже намного спокойнее, не вкладывая в слова и половины прежних эмоций:

— Я не хотел этого…

Чужие зубы неожиданно вонзились у основания шеи, и Уилл едва не вскрикнул от острого, желанного ощущения.

— Не лги мне, Уилл, — шершавый язык зализывал укус. И у Грэма задрожали ноги, а во рту стало очень сухо. Он прикрыл глаза, поверхностно дыша.

— Этого… этого хотела та дрянь, что есть у меня со своим кошмарным даром эмпатии, который испортил мне всю жизнь. И вот сейчас этого ничего нет. Я один на один с собой. И знаешь, чего я хочу больше всего?..

Он резко отпихнул от себя Лектера и развернулся на пятках, чтобы уйти, как его грубо поймали за запястья, стискивая их и не давая сбежать.

Ещё одна желанная грубость заполнила без остатка ноющее сердце.

— Ты хочешь, чтобы я проявлял свою силу и защищал тебя, несмотря на то, что мы с тобой равны в отношениях. Ты хочешь отдаваться мне без остатка и забирать ровно столько же, потому что я принадлежу тебе. Хочешь видеть, как я присваиваю тебя себе каждый раз, каждый день, — слова Ганнибала жалили своей правдой не хуже ос, но яд от них отдавался сладостью мёда на языке. Он хотел этого всего. Хотел прямо сейчас, хотел каждый день, но бежал от этих желаний как можно дальше.

— Нам ничего не принадлежит в этом мире, — сдался он, утыкаясь в чужую грудь со светлыми волосами.

— Нет, — Ганнибал не разжимал рук, но опустил голову, касаясь губами кучерявой макушки.

— Это неправильно… быть так привязанным. Я не могу отпустить тебя, — Уилл попытался высвободить руки, чтобы их сжали ещё сильнее, и, получив желаемое, тихо застонал.

— Не отпускай, — прошептали сверху.

— Но если ты уйдешь… — Грэм с ужасом уставился в лицо своей паре. Темные глаза напротив светились расплавленным янтарем с любовью и уверенностью.

— Мне хватит сил сражаться за свою жизнь, Уилл, потому что в ней есть ты. И теперь не только ты, — стальная хватка разжалась, чтобы притянуть свою пару к себе и прильнуть ладонью к низу живота. Омега от этого жеста едва не задохнулся. По органам разлилось такое приятное тепло, что невольно захотелось спать.

— Я думал, что без своей тьмы я буду чистым, но все желания, от которых меня разрывало раньше… они остались, — его словно баюкали в сильных руках, ограждая хотя бы временно от всех переживаний.

— Наша темная сторона, будь она оборотнем или опытом, всегда рядом с нами. Принимаем ли мы ее, живем ли ею или работаем над ней. Все это вопрос выбора и времени. Свою сторону я принял и жил с ней, разрешая вести по течению. Она уберегла меня от голода и смерти, сделав самым опасным хищником среди людей. А затем пришел ты. Лучшее, что случалось со мной, — Лектер поднял Уилла за подбородок и прильнул к приоткрытым губам.

Между ними проскочила искра. Словно через этот поцелуй Уиллу передали что-то очень важное, что поможет ему там. За этой гранью.

— Ганнибал, — Уилл оторвался от желанных губ, чувствуя, как время тает. Число восемь уже уходило с периферии сознания. — Как мне найти тебя?

Он долго молчал, немигающе глядя на своего партнёра, словно прислушивался к чему-то.

— Ты уже нашёл. Почувствуй, когда будешь один. И приходи снова. Ты знаешь дорогу, и знаешь, что там есть для тебя. Используй те комнаты, чтобы создать нужное виденье. И лучше не заходи в чёрные двери, это тебе ни к чему, — образ Ганнибала ужесточился. Черты лица стали более острые, все эмоции закрывались непроницаемой маской.

— Что? Что я за ними увижу? — Уилл почувствовал себя неуютно и отрешенно покосился на дверь, откуда послышался шорох. Под ней начала расползаться бордовая лужа крови.

— Только боль, — голос альфы был хриплый и надсадный. Омега перевёл взгляд на мужа и едва не отшатнулся. Всё его тело покрывали серьёзные укусы и глубокие царапины, словно он защищался от дикого зверя.

Не успел Уилл среагировать на это, как дверь с грохотом открылась, впуская в ванную комнату глубокую и липкую, беспросветную тьму. В ней было что-то чересчур знакомое, что просачивалось под кожу, пропитывало органы и не давало дышать, затягивая горло плотной пленкой. Сознание резко перелистнуло страницу дальше. Это было девять.

Уилл чувствовал железистый вкус мести, когда разрывал чужую плоть, вырывая под яростные хрипы твердое яблочко кадыка и переламывая щитовидный хрящ. Раскуроченное, но еще живое тело под ним трепыхалось, как бабочка на булавке, захлебываясь собственной кровью, пока желтый свет глаз не погас полностью, словно перегоревший и почерневший от времени уличный фонарь.

Осмотрев труп, Грэм вытер расстегнутым рукавом джинсовой рубашки окровавленный рот и перевел взгляд на полную луну. Он был собой. Человеком. Где-то рядом маячила звериная тень, не разделяя его пиршества. На дне собственных суженых зрачков все еще плескалась неудовлетворенность. Ему было крайне мало всех мучений этого ублюдка Николаса. И даже сорванный до хрипа голос от криков его не порадовал. Убийство не закрыло звенящую боль в груди, лишь очернило все то, чего он так долго добивался.

Услышав голоса, он обернулся и увидел открытую дверь, за которой стоял он же вместе с Ганнибалом. На светлую плитку в дверной проход натекала густая лужа крови. Метнув взгляд в сторону трупа, он замер, не зная, как сделать вдох. На грязном асфальте лежал платиновый, растерзанный им же зверь.

Омега закрыл глаза и протяжно завыл, падая на колени рядом с бездыханным волком. Высокие ноты скорбящей песни сердца взмыли в небо черными птицами, чтобы вновь упасть на землю мертвым дождем и ядовитыми стрелами, поражая все незаживающие раны. Он склонился над своим альфой, зарываясь руками в слипшийся мех. Десять.

Яркая вспышка боли от стрелы, что вернулась с неба, поражая свою цель, вывела Уилла из обморока, и он неосознанно схватился за свое прокушенное плечо, чем напугал молодого врача, что заканчивал накладывать швы.

— Спокойно, все хорошо. Я сейчас добавлю обезболивающее, — инструменты зазвенели рядом, и Уилл наконец-то сфокусировался, понимая, где находится.

— Нет, не надо. Это было просто резкое пробуждение. Простите, что напугал, — омега прилёг обратно и расслабился, унимая зашкаливший пульс.

— Я почти закончил, — оповестили его, на что получили едва заметный кивок.

Уилл отвлекал себя, перебирая в голове все последние диалоги, выискивая в образах нужные детали. Он всеми силами бежал от мысли, что стало легче, прикончив тьму Ганнибала в том видении. Страх, что ему захочется это повторить, постепенно растворялся под мокрым взглядом голубых глаз изнутри. Проблему убийством не решить, внутренних демонов не победить через тьму, ведь это их естественная среда обитания.

«Зачем тебе призраки прошлого, когда ты счастлив», «Можно зайти с другой стороны», «Мы оба тебя очень любим», «Ты уже нашёл, почувствуй и приходи снова»…

Мужчина дал проверочный сигнал зверенышу внутри. Не увидев волчонка, Уилл заволновался, но после заметил едва заметный силуэт. Омега постепенно приобретал цвет, сначала бурый от свежей, ещё не до конца запекшейся крови, словно только недавно был на охоте, а после свой собственный каштановый. Он сидел тихонько, как комочек, иногда поскуливая и глядя куда-то дальше себя во тьму. Что там, Уилл толком не знал, но предполагал. Как обойти с другой стороны, чтобы соединиться со своим омегой — тоже. Все мысли сводились к каким-то препаратам, отключающим его от реальности и суициду. Но все это было не тем, что нужно.

«Ты уже нашёл. Почувствуй и приходи снова», — эти слова били набатом в висках, как долбанное осознание, но ни фига оно таковым не было, потому что Уилл не понимал, как это, мать твою, провернуть снова. Он был там, это точно. Он был в одной из комнат, создавая образ ванны и приглашая какую-то часть Ганнибала на разговор. Он был там со своим волком и ничего не сделал. Не спас свою пару, хотя был так близко к нему. Твою ж…

По привычке он глубоко вдохнул носом, чтобы не разматериться совсем.

— Не старайтесь, не получится, — ему улыбнулись в ответ, на что Уилл вздрогнул и вопросительно поднял брови. — Запах. У меня его нет.

— Простите, — Уилл устало потёр лицо и слегка смутился. — Вы тоже…?

— О, нет-нет, — мужчина уже забинтовывал плечо. — Я бета. Или как у нас тут принято говорить, стерильный альфа. Мои рецепторы не работают, у меня нет гона, поэтому очень легко работать в клинике.

— Я думал, что здесь существуют только альфы и омеги, — честно признался Уилл, надеясь, что своим невежеством не обидел молодого доктора.

— Не удивительно. Стерильных альф и омег называют бетами, но вся информация о них тщательно скрывается, так как за последние несколько лет усилилась смертность тех, кто вне рамок стандартов. Это касается и Истинных пар. Кто-то намеренно убивал бет и Истинных, даже если они были подростками или детьми.

У Грэма от этой новости волосы встали дыбом, а в голове вновь возник образ Николаса с его обвинениями про «бракованность». Кровавые руки тянулись сквозь рассказ доктора, не оставляя сомнений в том, кто это делал.

Захотелось не ноги повредить этому ублюдку, а шею переломить и причинное место, да так, чтоб мучился подольше. Но злость быстро сменилась внутренней пустотой и отрешенностью. Ему нужно было подумать обо всем, что произошло. Рассмотреть, как под лупой, каждый момент последних суток. Внутри возникло ощущение, что он что-то упустил. Маленькую деталь, которая является решающей в этом лабиринте.

Он хотел было задать еще вопрос, но резкая боль в голове прервала его на полпути. Слова так и застряли в глотке, когда виски буквально взорвались, а черепная коробка едва не поджарилась.

— Можно мне аспирин? — единственное, что он тогда спросил.

Меньше чем через час Уилл сидел в глубоком кресле, поджав под себя ноги. Невинный жест, не свойственный ему ранее, но так радующий звереныша, сейчас являлся ничем иным, как поддержкой своему волку. Омега внутри сидел абсолютно зеркально, прислонив голову к незримой преграде между ним и миром. Пушистые ушки были грустно опущены, голубые глаза потухли и лишь иногда скользили взором по самому Уиллу, которого раздирало и съедало заживо волнение.

Человеческое тело, лишенное на время проявлений волка, болело и временами прошивалось спазмами то в плече, то в животе. В висках тоже беспощадно кто-то стучал как по наковальне, но в аспирине Уиллу отказали, обещая принести травяную настойку.

Всегда активный мозг сейчас воспроизводил сцены прошлого. Собственный укор проносился сквозь них большой матерной тирадой. Он должен был тогда остановить альфу, пусть лучше бы случилось с ним самим что-то, и они бы исправили это вместе.

Грэм очередной раз глубоко вздохнул, глядя на спящего мужа. Прошлое уже не вернёшь. Глупо было сейчас сидеть и сожалеть о том, что сделал в порыве, желая защитить себя и свое внезапное потомство. Но его снова невольно возвращало на момент их ситуации на пляже. Что-то цепляло его взгляд и тут же ускользало прочь. Это злило и одновременно засасывало. Он чувствовал, что вот-вот найдет ответ на свой немой и призрачный вопрос.

Также Уилл понимал обиду своего омеги. Ещё совсем молодой волк, эмоциональный, вспыльчивый, поэтому с особым рвением пытался докрутить момент до понимания, почему Ганнибал не справился со своей животной частью. Чужая рука, способствующая падению, была по локоть в крови и держала грязные ниточки, тянущиеся к альфе. Образ владельца руки был очевиден, но связь не складывалась, словно не хватало кусочка пазла.

— Мистер Грэм, — послышался низкий и приятный голос, вырывая Уилла из размышлений. Он так глубоко задумался, что не услышал, как в палату вошли. — Меня зовут Алан Берг. Я занимаюсь травмами и посттравмами пациентов, подвергнувшихся влиянию Голоса.

Уилл встал, слегка пошатываясь. От резкого подъема перед глазами все ненадолго покрылось темными пятнами, стирая на время все границы. Через ватную завесу поднявшегося шума в ушах он едва расслышал знакомое до мурашек чужое рычание, но вместо радости от внутреннего волка пахнуло леденящим кровь ужасом. Следом в темноте проявились два кроваво-красных глаза. «Сунешься, и я убью сначала тебя, а потом и Ганнибала», — донеслось до них. Чужая пасть щелкнула где-то совсем близко, когда волчонок дернулся в сторону Уилла, выталкивая его обратно в реальность.

Мужчина проморгался и повел здоровым плечом, словно смахивая с себя ледяную корку чужого страха. Его звереныш испугался альфы Ганнибала и защищал его человеческое сознание. Эта мысль была настолько абсурдной, и снова подвох ускользал от него, как шустрая ящерица, оставившая в руках извивающийся хвост досады.

— Интересный у вас профиль, — Уилл пожал протянутую руку и поморщился усилившейся боли в висках.

Алан был с ним почти одного роста. Длинные чёрные волосы были зачесаны назад и убраны в аккуратный хвост. Смоляные глаза выдавали острый ум, но опущенные уголки скрывали печать старой, глубинной печали.