Глава 2. Обречённый (1/2)

Порой ты можешь приоткрыть дверку в куда-более интересный мир, чем привык видеть и ощущать. Границы условны, дуальность мира рождается лишь от внутренних ограничений, но чистый разум может проникнуть так глубоко туда, где нет страданий. Это истинный путь к освобождению.

***</p>

В темноте нет ничего страшного, кроме самого человека, что рождает своим умом личных подкроватных монстров. Темнота, в которую угодил Уилл была осязаема. Она урчала что-то себе под нос, пока несла на сильных руках обмякшее тело молодого мужчины. Кровь клюквенным сиропом стекала с кончиков пальцев и звучно капала на мраморный пол. Где это они? И кто это — они?

Почти ласковая теплота чужих рук сменилась колким холодом алтарной возвышенности, куда его положили словно жертвенного ангца. Грэм чувствовал, как тает его человеческая оболочка, рушится едва полюбившийся привычный мир. На кону была не его жизнь, но то, кем или чем он было до этого.

— Отсюда уйдет кто-то один из нас, — наигранно безразлично прошептал незнакомый голос. Слова падали наземь и хрустели, словно ледяные снежинки в моменты, когда в тишине слышно, как падает снег.

— Я хочу увидеть его, — так же тихо прошептал Уилл, приподнимаясь на локте и потирая опухшие веки. Ресницы слиплись твердой корочкой, не желая являть взору то, что происходило вокруг. И как он ни тёр — не мог разлепить их.

— Глупец, — зло шикнули в ответ. Что-то со свистом пролетело совсем рядом, звонко ударяясь о скулу, отчего мужчина потерял опору и упал обратно на спину.

Уилл пытался просканировать пространство, но чувства подводили его. Эмпатия, что была его зрением, защитой и проклятием в жизни, сейчас не работала. Он словно был сам внутри чьих-то чувств.

Внезапная догадка заставила дрогнуть алтарь, на который положили раненое тело.

— Ты и есть я, мы можем… мы можем выбраться отсюда вместе. Стать единым целым, как Ганнибал со своей тьмой, — мысль скользнула сквозь сомкнутые губы и разошлась по каменным стенам громким эхом, поднимаясь к высокой купольной крыше.

— Ошибаешься, они ещё не едины, но близки к этому, хотя мы с тобой тоже неплохо уживались, особенно, в те моменты, когда другим нужен был мой дар. И теперь я хочу занять твое тело целиком. Это будет для меня настоящей радостью. Мне больше не придётся скрываться в твоей тени. Мой дар расцветет и поможет другим оборотням здесь. Но самое главное, я дам своему волку то, что он так долго жаждал. Я подчинюсь ему и буду этим наслаждаться вместе с ним, — прозвучало в самой голове Грэма, больно давя на виски, словно в отместку за все эти обесценивания и страдания.

— Без меня ты будешь просто животным, похотливым зверьком в руках Ганнибала. Домашним питомцем или рабом, которого кормят, трахают и выбрасывают на помойку или усыпляют, когда он надоедает или заболевает. Не думай, что спасая других, ты облегчишь себе страдания от мыслей, что ты надоел своему волку, и той вины, что пойдёт за тобой хвостом, когда ты лишишься всего. И зачем нужен будет твой дар, если самое главное чувство покинет тебя?

Боль немного отступила. Никто больше не пытался его стукнуть или убить на месте, поэтому он аккуратно продолжил:

— Если ты будешь раздвигать перед ним ноги по первому требованию, то он быстро потеряет к тебе всякий интерес. Он любит играть. И ты знаешь, что Ганнибал много лет жил без особой нужны в интимной близости, и влюбился в нас не за умение брать в рот. С чего ты взял, что, став мной, ты сможешь сохранить тот интерес, что вызываем в нем мы вместе? — Грэм осторожно присел и внезапно ощутил чужое присутствие рядом с собой. Чье-то горячее тело тяжело дышало и стучало ногой по каменной поверхности.

Сдвинув руку чуть дальше, он наткнулся на человеческие пальцы. Кто-то вздрогнул, когда Уилл накрыл своей ладонью мокрую и дрожащую конечность.

— Ганнибал такое же животное, как и я, — глухо отозвались в ответ.

— Ты ошибаешься. Он стал таким лишь благодаря той тьме, что он носил в себе всю жизнь. Она вела его, сделав каннибалом, хладнокровным убийцей, прирожденным охотником, — Уилл искренне улыбнулся, едва ли замечая, как сухие губы потрескались в двух местах. — Так же, как и ты вел меня по жизни через эмпатию, сделал прирожденным рыбаком и хорошим профайлером.

— Ты хочешь остаться в своём теле, да? Даже если оно изменится, и нас будет в нем двое? И ты будешь считаться со мной и выпускать меня наружу, когда мне этого захочется? — после недолгого молчания тихий голос перестал быть угрожающим и пропитанным злобой и болью. В нем светились нотки понимания, детской наивности и лишь капелька ревности на самом дне.

— Ты так говоришь, словно я могу заточить тебя в себе. Конечно, я хочу жить дальше. У меня ещё есть парочка незавершенных дел с Ганнибалом. И тебе придётся меня отпустить. Я знаю, что нахожусь внутри наших с тобой чувств, ведь мой привычный сигнал к анализу не сработал, — дружелюбно пожал плечами Уилл и вздохнул. — Ганнибал неразлучен со своим зверем. Они оба любят контроль. Мы можем тоже попробовать стать целым, но я не уверен, что мне понравится подчиняться, что так активно хочешь через секс показать ты.

На мгновение холод под пятой точкой стал просто невыносимым, а дальше в воздухе разлилось тепло, а перед прикрытыми веками воцарился свет.

— Ты увидишь, что именно через подчинение я хочу тебе показать, — чужая рука схватила его собственную и сильно сжала, — я обещаю, тебе понравится то, что ты откроешь в нас. Поверь, это в моей природе подчиняться своему альфе в некоторых вещах. Но у нас теперь есть некоторые сложности с равенством в паре, поэтому предлагаю попробовать кое-что, чтобы ты убедился в моей правоте.

Уилл почувствовал, как внутри быстро забилось сердце. Его собственное, что так неотрывно было связано с Ганнибалом.

— Что ты придумал? — отчего-то хрипло спросил он. Трепет, волнение, нежность воскрешались в нем, как тонкие паутинки, создавая прекрасный узор взаимных чувств.

— Это ты придумал там, в лесу, а я тебя поддержу в этой идее. Мы станем с тобой альфой в наших отношениях с Ганнибалом. Во всех смыслах, начиная с постели, — голос уже звучал тембром самого Уилла, — у нас будет месяц. Ты почувствуешь, чего искренне желаешь сам, и я приму любой твой искренний и осознанный, без обмана себя и нашей пары, выбор.

Тяжесть спала. Боль в теле улетучивалась, как и ощущение капающей на пол крови. Ощущение пустоты в груди заполнялось той новой частью себя, что до этого играла лишь второстепенную роль.

— Он ждет тебя, — прошепталось будто своими губами, и в голове вспыхнули ярким тёплым светом голубые глаза, — и, Уилл… спасибо.

Грэм наконец-то открыл глаза, но оказался не в лесу, как предполагал, а в каком-то странном, но очень знакомом месте, которое невозможно было перепутать с чем-то другим, ведь в жизни его в таком виде просто не существовало. Он стоял в центре огромного каменного зала с полом из белого мрамора, величественными колоннами и потолком, оформленного как в Сикстинской капелле.

Это явно был… Дворец памяти Ганнибала. Но как он тут оказался?

Слова «он ждет тебя» услужливо всплыли в памяти, подсказывая, кого здесь стоит искать.

Впереди, в просторном светлом коридоре, стены которого усыпали весьма габаритные картины, было множество закрытых дверей разных размеров, конструкций и материалов. Уилл шёл вперёд, кожей чувствуя, что где-то здесь его точно ждут. Он двигался медленно, не замечая почти невидимой тени, что неотрывно от него двигалась шаг в шаг за спиной.

Через несколько минут блужданий он наткнулся на тёмного цвета деревянную с витиеватой резьбой дверь. Именно перед ней по спине прошелся холодок и зашевелились волосы на затылке, хотя никакого ветерка или сквозняка тут не было и в помине. Недолго думая, он нажал на ручку и вошёл.

— Твоего послушания надолго не хватает, Уилл, — Ганнибал стоял рядом с ним, наблюдая, как в комнате на краю кровати сидит другой Ганнибал, а у него на коленях лежит полуобнаженный другой Уилл, прикусывая свой кулак. Оба были очень возбуждены, практически на грани какого-то нечеловеческого экстаза. Тот Ганнибал смотрел на того Уилла с таким обожанием, любуясь каждым дюймом тела Грэма, что настоящий Уилл почти физически ощутил на себе этот восхищенный взгляд.

— Где это мы? — шатен смутился и отвёл в сторону глаза, предпочитая рассматривать тёмный лацкан пиджака в изумрудную полоску. — Этого же в жизни у нас не было, значит, это не событие прошлого в памяти Ганнибала.

— Не было. Но могло бы быть, — кивнули ему в ответ, открыто пялясь на приятное зрелище в комнате, что приносило уйму удовольствия. Приторно сладкий оскал исказил довольное лицо и озадачил партнера.

— Тебе бы хотелось… такое попробовать со мной? — Уилл непонимающе разглядывал эту вкусную улыбку. Во рту скопилась слюна от желания слизать её, распробовать, но он подавил этот позыв в себе, стараясь сосредоточиться на сути всего происходящего.

— А тебе? — Ганнибал провел рукой по небритой щеке своей пары, наблюдая как она под нежесткой щетиной вспыхивает красным заревом. — Видишь ли, иногда ты такой непокорный, что хочется тебя вот так перевоспитать, подчинить, чтобы ты расслабился и позволил себе открыться всем желаниям и их исполнению, — их губы неожиданно слились в теплом поцелуе, наполненном такой искренностью и чистотой, словно распускающаяся белая роза на рассвете коснулась своей девственностью обоих мужчин.

Уилл блаженно прикрыл глаза, напоследок улавливая как тот, другой Уилл, кончает на светлый пушистый ковёр от ещё одного шлепка по красной заднице, и как ведёт от этого того, другого Ганнибала.

Может быть он действительно такого хотел бы…

— Тебе пора, мой мангуст, — Ганнибал внимательно посмотрел напоследок в голубые глаза и усмехнулся, видя в них легкие нотки протеста. — Потом ещё прогуляешься по комнатам. Поверь, ты найдёшь в них много интересного, но в жизни оно как-то… приятнее. Со временем ты поймёшь, как сюда попал и почему, а сейчас иди. Просто иди, я уже ищу тебя снаружи. И помни, я всегда был честен с тобой и жду того же от тебя. Иди, чтобы я успел тебе помочь. Будь хорошим мальчиком, Уилл, будь послушным щеночком и не делай глупостей.

Тьма, полыхнувшая из красных глаз, резко сомкнулась вокруг тела, оставляя звучать в голове лишь тихий шепот последних слов.

Очнулся Уилл на сырой земле с ощущением сладкого поцелуя на губах и дрожи в продрогших конечностях. Вокруг было темно, лишь изредка мимо пролетали желтенькие огонечки-светлячки, и на небе выглядывала пузатая луна. В носу стоял запах мокрой травы, сосновой коры и чужого желания, что со слюной омерзительно впечаталось чуть ниже ребер.

Он не сразу смог подняться: тело ломило и лихорадило, прошиваясь насквозь дикой болью, словно все кости в один миг переломались, а теперь заново собирались. Вся футболка была в запекшейся крови, прилипшей к мощному укусу, и мокрой от вечерней росы. Отпечаток на коже явно был не человеческий, судя по расположению зубов и глубине раны. Это все не было плодом его воображения или каким-то бредом. И ощущение того, что в теле он не один, тоже грузило слегка пошатнувшуюся психику.

— Где ты там, гребаный животный засранец? Если мы вместе теперь, то бери свои и мои конечности в руки и тащи нас домой. Я не хочу сдохнуть в этом лесу так и не дождавшись предложения от Ганнибала, — Уилл почти шутил, но зверенышу внутри было от этого не легче. Мыслительные процессы тупили и отключались под тяжестью ужасающе близкой трансформации, и он то и дело едва не проваливался в небытие от распирающих диким огнём ощущений.

Дойти до дома стало целым испытанием на силу воли и желание жить — собственное и животное сознание то и дело пытались ускользнуть, ноги не слушались, темнота вокруг в какие-то моменты сгущалась и не давала увидеть узкую тропинку. Но в голове звучал тихий шепот: «я уже ищу тебя снаружи», даря силы на новый рывок. Так он шёл, держась за деревья, иногда оступаясь, царапаясь, но снова поднимаясь.

— Давай же, уже скоро… — Уилл представлял твёрдое плечо своего партнёра и долгожданную кровать, на которую он приляжет и отключится на время от всей этой боли. — Впереди есть все необходимое, чтобы выжить, нужно только сделать еще один шаг. Мы должны это сделать, мать твою. Давай, волчонок, ещё один шаг. Если мы с тобой выживем, я уступлю тебе любое из желаний Ганнибала на счёт нашей задницы. Так что, не смей вырубаться, а шевели конечностями.

Зверь внутри надрывно скулил, явно не ожидая такого поворота событий, но упорно старался помочь хоть чем-то. Получалось плохо, но сдаваться он не собирался, тем более что впереди его будет ждать вкусненькое вознаграждение. Он уже тысячу раз укорил себя за этот дурацкий укус. Если бы он только знал, через какое дерьмо им придётся проходить, в жизни бы не согласился на такой кошмар.

А там, впереди, Ганнибал быстро шел навстречу, пробегая какие-то менее скользкие и заковыристые участки леса с фонарем в руках. Внутри он ощущал сильное беспокойство, которое шло не только от него самого, но и от тьмы, что скреблась под коркой. Это придавало скорости и концентрации. Он знал, что его паре нужна помощь, чувствовал отголоски его упорства и боли.

Едва завидев фонарик, Уилл вытянул ободранную руку вперёд и через мгновение буквально упал в объятия Ганнибала.

— Я обещал тебе дойти, обещал быть хорошим… я разрешу тебе воплотить твою фантазию... ту, что за дверью, только помоги, — едва осознавая, что несет, прошептал Уилл, крепко держась за накрахмаленную рубашку и пачкая её в кровь.

— Я так горжусь тобой, — будто в два голоса ответил Ганнибал, целуя свою живую пару в солёный лоб и бережно подхватывая под руку.

Идти осталось немного, но с каждым поворотом тело Уилла становилось лишь горячее. Лектер не позволял себе хоть немного усомниться в том, что они не успели. Его любовь всегда был сильным, всегда поражал своей живучестью, поэтому мужчина стойко верил, что и в этот раз тот выживет, несмотря ни на что или вопреки всему.

— Еще немного, mano meilė, мы почти пришли, — сквозь одышку прохрипел Ганнибал, беря Уилла на руки. Усилием воли все ощущения сводящих мышц были отодвинуты на дальний план, концентрируясь лишь на самом главном — тяжелом дыхании рядом и опасно медленном сердцебиении.

Он невольно вспомнил, как нес Уилла из владений Вёрджеров, вроде бы просто выполняя свое обещание, но как уже тогда искренне надеялся увидеть хоть еще один взгляд, адресованный ему от этой мордашки. Сейчас же он желал всего Грэма рядом, живого, теплого и любящего.

В лесу тихо шелестела листва, переливаясь холодным черно-зелёным оттенком в свете практически полностью округлившейся луны и её спутниц-звезд, когда двое мужчин успешно пересекли порог дома.

Внутри Уилла все гудело, росло, вырываясь из давнего плена. Новая сущность, которой было так нестерпимо тесно в хрупком человеческом теле, готовилась выйти в свет, готовила самого Уилла к этому появлению. Превращение обещало быть мощнее, чем становление дракона, потому что, то, что живет внутри, было абсолютно реальным.

***</p>

Спать хотелось неимоверно, но отключиться Уилл себе пока не позволял, погружаясь в пучину обезболивающего, что растекалось охлаждающей негой по венам. Лишь иногда он морщился, когда кости перекатывались под кожей, едва не разрывая ее. Во рту было суше, чем в пустыне, но глотки воды не помогали справиться с этим жаром. Даже под закрытыми веками жгло роговицу, отчего глаза жутко слезились.

Ганнибал наблюдал за метаморфозами с тщательно скрываемым ужасом и одновременно интересом. Одна часть его принимала это как естественный процесс, запущенный слишком поздно, чтобы пройти безболезненно. Вторая часть заставляла сердце заходиться в бешеном ритме, наблюдая, как больно его паре, и он ничего не может сделать, чтобы еще хоть как-то облегчить эту муку.

Процесс становления был похож на процесс рождения: каждый помогает друг другу в прохождении этого нелегкого пути. И Лектер был рядом, готовый сделать все что угодно для обоих созданий, что сейчас не могли успокоиться, находясь в одном пока ещё хрупком теле.

— Сначала меня вышвырнули с моего личного алтаря, а после пинком прогнали из твоего Дворца памяти со словами, что ты меня ждешь. Не ты как ты, а то самое, что живёт в тебе. Мы так похожи с тобой. Быть может, я когда-нибудь тоже научусь принимать эту часть себя, приручу свою тьму, как это сделал ты, — Уилл откашлялся и улыбнулся, облизав потрескавшиеся и местами кровоточащие губы. Загорелое лицо все больше приобретало черты фарфоровости с бисеринками пота. Он упорно продолжал рассказывать всё, что с ним произошло, повторяя некоторые моменты, чтобы добавить шарма своему приключению. Или отвлечься от всего того, что ещё предстояло пройти.

Ганнибал прикоснулся большим пальцем к чужим губам, смахивая алую каплю, но так и не смог облизать подушечку с лакомым кусочком своего партнера.

По комнате раскатывался грозовой тучей тяжелый запах морского песка и чёрного перца. Казалось, что каждый миллиметр воздуха наполнялся самым ярким ароматом, что отпечатывался на каждом уровне тела. Запах был настолько зачаровывающий, что профессор машинально глубоко вдохнул и задержал дыхание, едва прикрыв глаза.

— Ты все еще обижен на меня, mungo? — наконец выдохнул Лектер, касаясь горячей от лихорадки щеки своего возлюбленного.