Часть 1. Событийность. Глава 1. Раненый (2/2)

— Тебя хотят пригласить туда на работу? — Ганнибал сидел в плетеном кресле, думая о том, стоит нарисовать картину маслом или все же дать шанс акрилу. Что сможет наиболее сочно передать здешние закаты и рассветы? Грифель в этом плане был бессилен.

— Не думаю, что это мой вариант, но я не против оставить там свой телефон, если вдруг кому-то здесь понадобится надомная помощь, — он ухмыльнулся в свой стакан и перевел взгляд на спокойного партнера. — Тебе придется смириться с тем, что у меня будут штаны, которые не жалко запачкать маслом, а еще я буду иногда вонять потом, металлом и прочей дребеденью.

Лектер отзеркалил ухмылку, играя пальцами рук, что были сцеплены в замок на коленке, и встал, неспешно подходя сзади к своей паре.

— Ты всегда очарователен. Будь ты в масле, крови или собственных выделениях, я люблю тебя в такие моменты одинаково сильно, — медленным движением руки он слегка отодвинул мягкую ткань халата от привлекательной шеи и чувственно прикоснулся к ней губами. — За штаны не переживай, они уже лежат на твоей полке в гардеробной. Одни я взял тебе для работы, зная, что ты не вернешься к деятельности профайлера, вторые — для твоего хобби в своем гараже. Более дерзкий и легкоснимаемый вариант, в котором ты будешь выглядеть и чувствовать себя великолепно, mano meilė.

Солнце поднялось над горизонтом, окрашивая каштановые кудри и платиновые волосы в теплый оранжевый цвет.

Уилл повернул голову вполоборота, медленно, миллиметр за миллиметром сокращая расстояние между их лицами, пока теплые губы не соприкоснулись в долгом, тягучем поцелуе. Они могли простоять так вечно

Солнечный свет уже достиг области талии, где покоилась рука Лектера, когда они оторвались друг от друга. Грэм ткнулся лбом в чужую скулу, прижимаясь спиной к грудной клетке Ганнибала и затих, поглощая всю заботу, что шла к нему от партнера и стараясь заглушить свою тревожность.

— Может, съездим сегодня прогуляться по резервации? Я приметил на карте несколько интересных мест, которые мы могли бы посмотреть после мастерской. Здесь есть консерватории и некоторые учебные заведения, куда ты мог бы пойти преподавать.

Молчание было не особо долгим.

— Я уже отослал резюме в несколько учреждений. Здесь довольно культурное общество, думаю, что меня возьмут на одну из должностей, — Ганнибал развернул Уилла к себе, обняв гладкое, недавно выбритое лицо двумя руками и вглядываясь в самую глубину прекрасных голубых глаз, — может, ты захочешь преподавать со мной?

Уилл удивленно замер, а после искренне рассмеялся, оценивая шутку по достоинству, но видя абсолютно серьезное выражение лица Ганнибала, тут же замялся и, не найдя ничего лучше, чем сказать, что он замерз, вышел с балкона, кинув напоследок, что он собирается выйти на утреннюю пробежку перед поездкой в город.

***</p>

С такой ноткой любви, игривости и расслабленности с щепоткой раздражающих недомолвок, противоречий и тревог со стороны Уилла подходила к концу вторая неделя, как они тут обосновались. Терпение Ганнибала в целом не имело конца и края, но эмоциональная шкала Уилла всегда имела предел. Они оба ждали этого взрыва, когда наконец спадет завеса перед теми грызущими мыслями, что плотно засели в умной кучерявой голове. Но пока они оба держали видимость мира, наслаждаясь им насколько было возможно, неспешно прогуливаясь по уютным улицам или читая вечером перед камином, наблюдая за детьми на детской площадке или читая письмо с приглашением на встречу в медицинский центр.

Каждое, даже самое простое действие сейчас имело значительное отражение в их будущем. Они постепенно менялись, все больше приближая себя к моменту истины, и каждый ждал этого по-своему.

Им еще не открылись все тайны того места, куда они попали, но они уже были заворожены той силой, что там жила долгие века. И что-то внутри них с нетерпением ждало своего часа, когда расправится мощная спина, скользнут по земле когтистые лапы, а пространство пронзит громкий вой. Так представлял это себе Ганнибал. И абсолютно никак не представлял себе это Грэм, стараясь лишний раз даже не касаться этой темы. Ему хотелось хоть на время сохранить тот новый маленький мирок, что сформировался у них двоих.

Теперь они встречались за ужином, довольные после своих занятий, и обменивались новостями: у Уилла появилось ещё три новых заказчика на сбор и починку мотора, ведь катера тут были в ходу, а кто-то через свои связи даже умудрялся отправлять их в «большой мир». Лекции Ганнибала тоже имели свой успех — с каждым днем в консерваторию прибывало все больше народу посмотреть на обаятельного профессора, почувствовать на себе всю его любовь к искусству, проникнуться идеями разных эпох. Это был грандиозный прорыв, и Лектер не скрывал от Уилла свой триумф и наслаждение, не забывая попутно любоваться личным произведением искусства в виде своего любимого.

Хрупкая, иллюзорная идиллия воцарилась между ними, сближая их еще больше, пробуждая более глубинные чувства и желания. Личная тьма Уилла постепенно давала о себе знать, пробудившись полностью. Она проталкивала какие-то странные, бестактные желания, окатывала волнами резкого возбуждения и липкими снами, совращая разум и одурманивая его, но молодой мужчина старался глушить даже зачатки этой необузданной энергии в себе, не принимая ее как часть себя и пытаясь отрицать, что что-то из возникших вдруг фантазий действительно может ему понравиться. Так радикально действовать он пока не хотел. Не сейчас. Но как все знают, иллюзия не вечна, и рано или поздно придется посмотреть правде в глаза.

Этим вечером Уилл засыпал в постели в одиночестве, пока Ганнибал заканчивал последние приготовления к своей завтрашней лекции. Внутри родилось необоснованное беспокойство, которое никуда не девалось, затаившись где-то в кишках, поэтому уйти спать пораньше было довольно объективным решением.

Нервозность оправдывалась и тем, что в последнее время Уилл все реже желал какой-то интимной близости, не позволяя своему партнеру зайти дальше поцелуев. Он боялся, что его внутреннюю плотину прорвет, и тот водоворот непотребных и опасных желаний просто засосет его, проглотит целиком и полностью. В итоге он был холоден, сдержан и непривычно голоден, постепенно возвращая себе недавно отринутое чувство вины.

Сон подступал медленно, придавливая собой беспокойное тело. Стальные объятия морфея сковывали в образах рокового события с Драконом. Тело ощущало каждое движение: вот он кинулся с ножом, но не нож распорол брюхо дракону, это сделали острые как кинжалы когти. Он видел все будто со стороны, как два волка разорвали жертву, погруженные в пучину ярости и жажды крови, и, одновременно, присутствовал там, как гигантский зверь. Его яркие голубые глаза с любовью смотрели в багровые своего визави. Между ними тянулась невидимой нитью прочная связь, которую они практически осязали. Осознание мигнуло яркой вспышкой, и он узнал в животном ту тьму, что видел уже сотни раз в самом близком на этом свете человеке. В Ганнибале.

Он резко сел в кровати, отгоняя от себя остатки ужасного сна. От такого пробуждения неприятно стучало в висках и подрагивало тело.

— Это был всего лишь очередной кошмар, — утешил себя Уилл, растирая ладонями мокрое от пота лицо и хватаясь за волосы.

Паника, злость, обида накрыли с новой силой, когда он заметил странный голубой проблеск в своих глазах в отражении зеркала. Тело впервые ослушалось, не сдвинулось с места, и он понадеялся, что это все лишь очередное продолжение сна.

Ему казалось, что на него смотрели изнутри. Зверь видел его насквозь, чувствовал каждую мысль, каждую эмоцию. Ощущение уязвимости легло поверх всех других, сердце стучало так быстро, что тело начало потряхивать. Грэм зажмурился, стиснув зубы, как ребенок, и попытался глубоко дышать, когда теплая рука успокаивающе обняла его поперек талии.

Внезапно он осознал, что его чувства так явственно делятся надвое. Глубоко внутри него клокотала неимоверная жажда охоты, доказательства через насилие Ганнибалу своей верности, принадлежности, но вместе с этим была еще огромная урчащая нежность, вполне осязаемый страх одиночества, страх оказаться отвергнутым одним единственным человеком, что так идеально подошел ему. И зверь вовсе не был убийцей. Он просто защищал то, что было дорого им обоим — свою любовь и свое уже столько раз разбитое, как фарфоровая чашечка, сердце.

***</p>

— У нас сегодня вечером визит в главный медицинский центр. Готовы наши карты, пропуска и что-то еще, о чем в приглашении написано, как: подготовка перед внутренней трансформацией, — Ганнибал делал резкие штрихи на бумаге, искоса наблюдая за копошением в очередной железяке его пары.

Уилл сидел спиной, напряженно всматриваясь в пробоину, которую стоило или залатать, или поменять всю деталь по возможности.

— Если это твой предлог к разговору, то он неудачный, — парировал Грэм, не поднимая головы, но все же снимая с руки грязную перчатку. Если Ганнибал сейчас это сделает, то Уилл не пожалеет гаечного ключа, который полетит ровно в стопку с бумагой, если не в самого док… профессора.

— Ты сегодня обещал мне во сне прекрасную охоту на дракона. Сказал, что готов его убивать для меня снова и снова. И еще что-то было про похотливые утехи в крови. Я только не понял, в чьей именно, — Ганнибал говорил это как бы невзначай, как что-то абсолютно обыденное, но внутри себя хищно улыбаясь. Ночной запах ярости и удовольствия его изрядно повеселил. Его пара была настолько же идеальной, как и он сам. Два прекрасных хищника, созданных для первоклассной охоты.

Они погрузились в долгое молчание, сидя около выхода из гаража, каждый вроде бы заново увлеченный своим занятием. В воздухе вкусно пахло листвой и озерной водой, а еще чем-то очень притягательным в сочетании с морским песком и черным перцем. И хотя последний запах Уилл вообще не слышал, Ганнибал именно здесь начал ощущать его настолько понятно.

Лектер знал, что ум его мангуста сейчас воссоздавал обрывки того сна. Его пара два или три раза просыпалась ночью, повествуя об одном и том же моменте, что вновь возвращался, ненасильно вырываемый из подсознания. Но он не знал, что язык Уилла в это мгновение ощутил во рту невидимые острые клыки и металлический вкус чужой теплой плоти.

— Есть такая арт-терапия, когда человек рисует свой страх на листе бумаги. Я немного изменил эту процедуру, нарисовав за тебя то, что ты увидел, опираясь только на запах. Посмотришь? — Ганнибал сощурился, замечая перемены в движениях и аромате Уилла.

Не то, что бы ему нравилось видеть агрессию своей пары, но это было так же хорошо, как в те моменты, когда Уилл послушно выгибался под ним, утробно рыча, и пах таким первобытным удовольствием, что крышу сносило. Определенно заниматься со своим партнером любовью было так же приятно, как и убивать с ним плечом к плечу. И сейчас он очень скучал и по тому и по другому, поэтому самая верная тактика была — провокация. Взорвавшийся Уилл всегда такой дикий, что его хотелось связать и утащить в лес, дабы там поглотить его полностью, заменив гнев на вожделение.

— Даже не подумаю этим восхищаться, Ганнибал, и ты, мать твою, знаешь почему. Кто тебе вообще разрешил лезть в мою голову и рисовать мои сны? Очень безвкусно соваться в фантазии другого, если своей не хватает, — Уилл злился и нападал, как загнанный в угол щенок, одновременно сильнее закручивая гайки в моторе.

Зверь Уилла протестующее зарычал, пытаясь как-то вновь обратить внимание человека на рисунок. Детализированный волк был прекрасен в своем размахе: каждый коготь выглядел острее любого металла, каждая мышца была органично напряжена, а шерсть сияла под светом полной луны. А как он изобразил кровь? Каждая ее капля на вид была так вкусна, что ему хотелось, слизать их все с этого шедевра, урча от восторга.

Уилл яростно замотал головой. Этого еще не хватало: стать сумасшедшим животным, как «великий, сгинувший красный дракон», и вылизывать бумагу со вкусом грифеля.

— Почему ты злишься, дорогой? Скажи честно, Уилл, ведь это безумно понравилось тому, что скрывается внутри тебя, — Ганнибал уже безучастно продолжил водить острозаточенным карандашом по бумаге, почти не замечая, как на последних словах Грэм замер. — И твои сны говорят о большем. Мы видели с тобой много однополых пар с детьми и ни одной женщины, слышали вой, но не было ни одной собаки на улице. Ты отказался пока вдаваться в подробности того мира, куда мы попали, хотя так рвался изначально все понять, и взял с меня слово о том, что я тоже на время отринусь от исследований и побуду в придуманном мной и тобой мире. Мы долго не говорили о том, что происходит, и теперь это настигло нас само словно пепельные осадки при плинианском извержении. Ты заметил, что твоя эмпатия начала работать несколько иначе. Твои сны стали другими, и они говорят о нас, о том, что внутри нас. Мы больше не можем это игнорировать, мы должны…

— Хватит! Это было очень некрасиво, Ганнибал. И ты еще спрашиваешь, почему я злюсь? Я не маленький мальчик, чтобы выслушивать всю эту чушь, ясно? Можешь оставить свои психологические лекции для сборищ из университета, если тебе больше некуда их засунуть, — Грэм с грохотом отбросил металлический ключ в сторону, шипя и тихо ругаясь, вытер руки о почти черную от масла и грязи тряпку, машинально засунув её в карман, и решительно повернулся к Лектеру, желая хорошенько приложить того об дверной косяк, чтобы мозги на место встали.

— Грубо, — беспечно отозвался Ганнибал, отрываясь от своего занятия и пристально глядя на свою пару.

— А ты ждал другого, дорогой? — выплюнул Грэм, угрожающее нависая над партнером. Его ноздри раздувались с каждым вдохом, в голубых глазах полыхал яростный огонь, а запах пряного перца стал таким густым, что его можно было резать ножом.

— Что ты хочешь сделать, Уилл? Ударить меня? Измазать мою рубашку маслом? Сделать мне больно только за то, что я хочу разрушить все иллюзии и открыть тебе правду? — Ганнибал смотрел с ответным вызовом, готовый принять любую бурю, лишь бы его партнеру сейчас стало легче, а в их отношениях снова проявилась былая чистота и любовная страсть. Он скучал по своему охладевшему любовнику.

— Ты же знаешь, что я этого не сделаю, хотя очень хочется, — Уилл сжал челюсти и отступил. Больно можно сделать разными способами, и физический сейчас казался наименее привлекательным.

— Уилл, я всего лишь хочу помочь тебе открыться и увидеть, — Лектер был абсолютно честен. Все его намерения были чисты, но Грэм этого не видел. Злость ослепляла, не позволяя сделать правильные выводы и увидеть ситуацию с другой стороны.

— Я не просил, — прошипел он, кидаясь вперед и вырывая из рук Ганнибала листы бумаги. Лишь на секунду он замер, выбирая между «порвать нахрен эту ежню*» и «да пошло оно все в одно место». Второе явно перевешивало вместе с некоторым здравым смыслом, ведь он не хотел обидеть своего партнера, но хотел… чего?

Что-то внутри Уилла нещадно бесилось, обиженно сопело на него самого и жаждало. Жаждало подчинения, мать твою. Сделать все что угодно, чтобы его подчинили, укротили, взяли и присвоили себе любым понятным способом. И Уилла это бесило ещё больше. Он не псина, чтобы подчиняться или тихо сидеть в конуре, чтобы иметь ошейник или приходить в постель к хозяину по первому требованию.

Ганнибал медленно отложил острый карандаш и так же медленно встал. Доминант. Самец. Укротитель строптивых щеночков.

Его тьма сладко улыбалась за тонкой кожей человеческого тела. У них был полный симбиоз, который ждал своего часа, чтобы явить себя истинного в свет, а сейчас им обоим одинаково сильно хотелось быть внутри Уилла, ставшего в последнее время необъяснимо притягательным, а сейчас еще и раскрасневшимся, и очень горячим. Во рту накапливалась вязкая слюна от желания услышать бой чужого сердца, прикусывая солоноватую от пота мочку уха, зарыться пальцами в мягкие каштановые кудри и потянуть их назад, оголяя беззащитную шею, по которой можно провести языком широкую мокрую полосу.

Темные глаза угрожающе блеснули красным огоньком, все существо сейчас готово было атаковать. Ганнибал был хорошим охотником, но Уилл… он был таким же хорошим рыбаком.

Лектер спокойно поднёс руку к щеке Грэма, нежно и собственнически поглаживая её, словно утешая свою пару перед тем самым неизбежным событием, а второй рукой аккуратно забирая листы бумаги. Уилл это видел, чувствовал нутром, знал каждой своей клеточкой. И эмпатии никакой не надо было, чтобы все понять. Да еще и гребаное внутреннее существо Уилла урчало и липло к этой руке, едва не моля сдаться и отдаться в волну бесконечного блаженства.

Грэм тяжело дернулся в сторону, насильно отрывая себя от этого поглаживания, но тело слушалось плохо: оно желало этих прикосновений, оно желало продолжения ласки и того, что намечалось после. Перед глазами уже всплывали картинки, где Ганнибал резко входит в него до самого основания, не разрывая зрительного контакта, не давая отодвинуться, и как его зрачок вожделенно расширяется, а тонкие губы жадно приоткрываются. И все это для него, для Уилла, он может отдаться весь без остатка, расплавиться в этих умелых руках, довериться тому, кто сильнее…

Внутри Грэма все пылало, скулило, скреблось, упрямо толкало отдаться Ганнибалу прямо здесь и сейчас, но мужчина лишь злобно приказал себе заткнуться и небрежно, но с явным нежеланием, отодвинул руку своей пары и вышел из пространства гаража в сторону леса.

— Уилл, почему? — казалось, Ганнибал был немного потерян и подавлен, но это тоже были отголоски внутренней борьбы. Догнать, развернуть, подчинить, пометить. Доказать свою любовь, свою власть и силу, свое право обладать, быть главным. Доказать принадлежность Уилла Ганнибалу: он только его и больше ничей.

— Заедешь за мной через два часа, — буркнул Уилл в ответ, все дальше уходя и заглушая внутренний зов и тревогу. Сердце рвалось обратно туда, где осталась его истинная пара. — Удачной лекции, профессор Ганнибал.

Он шел быстро и анализировал все ситуации, которые произошли за последнее время, начиная с того, что они с Ганнибалом прилично освоились и в совместном быту, и в развлечениях. Ганнибал обустроил шикарную кухню, куда приглашал Уилла готовить вместе с ним. Они уже успели сходить на концерт и в театр, Ганнибал нашёл портного и без долгих размышлений отдал все мерки на заказ двух костюмов, чем Уилл был не особо доволен, учитывая какими жадными глазами на него все потом смотрели в фойе театра. А вот ощущать небольшую гордость Ганнибала за себя, а местами даже ревность, было приятно. Один-один за твой прошлый итальянский образ, Ганнибал.

Помимо светских вылазок, они сходили в лес на пикник и опробовали удочки. Можно сказать, мужчины дышали полной грудью и друг другом впервые в жизни, торопились попробовать все, будто жизни им на это не хватит. Казалось бы, идиллия, что ещё для сердца надо, но внутренние конфликты, съедающие Уилла, мешали ему полностью отдаться и расслабиться. Ему не давала покоя навязчивая мысль, что Ганнибал считает их сожительство — гражданским браком. И та фраза «пока нет детей» тоже не выходила из головы. Уиллу хотелось ребёнка? Возможно, да, но разве Ганнибал способен на такой шаг?

А еще слова, что он готов на все ради счастья Уилла… Грэм хотел проверить, правда ли это, сделав невозможное — выйдя в ведущую роль в семье, подчинив самого неподчиняемого человека, чтобы в итоге что? Да фиг его знает. Может, чтобы Ганнибал уже сделал какой-то важный и такой нужный шаг навстречу к нему, тем более раз тут уж полно однополых брачных пар. И дом был абсолютно не в счёт, потому что деньги для Уилла никогда не являлись весомым аргументом.

Он много раньше думал об их помолвке, решив для себя, что фамилии они оставят свои. Это будет красиво. Возможно, в деталях пафосно, как любит его партнер, но в остальном традиционно. Хотя, может, вообще все это чепуха, и у него просто играют гормоны после всего того, что они умудрились пережить. От этой мысли всегда становилось грустно. Не может же быть такого, чтобы он был всего лишь временной игрушкой для Ганнибала…

А теперь еще к остальным вопросам добавился этот непонятный звериный образ, который все так же никоим образом не укладывался в привычной картине мира. Тут явно все просто поехавшие, если верят, что из человека можно сделать физически тварь. В своей профессии он уже не раз видел тех, чье сознание стало настолько падшим, что смерть казалась слишком милосердной. И самому стать зверем, уступить свой разум каким-то животным инстинктам, ему абсолютно не хотелось.

Лишь однажды он убил хищника голыми руками, хотел бы он повторить это снова? И да. И нет. Он не знал, что из этих ответов перевешивает чашу весов собственного выбора.

От досады Уилл больно стукнул кулаком по дереву, до крови царапая кожу о твёрдую кору, но даже не замечая этого. Громкий не то рык, не то грудной стон сорвался с губ, поднимаясь к небу и пугая птиц, что мирно сидели на зеленых кронах.

— Почему все так сложно, мать твою? — вопрос улетел в пустоту лесной чащи, отозвавшись неожиданным эхом.

Почему другие люди с ним общаются, и он видит их насквозь, а свой разум может только пугать этой кошмарной запутанностью? Где та грань, что отделяет его от безумия? Казалось, что это знал всего один человек во всей Вселенной, и он сейчас проводил свои лекции где-то там, так далеко отсюда.

Уже знакомая тропинка, по которой они в тот раз ходили вместе с Ганнибалом, успокаивала. Ноги сами вели Грэма вперёд, пока мысли одолевали уставшую и разболевшуюся голову. Над верхушками деревьев розовым и красным светом играло закатное солнце, потихоньку умолкали птицы и все тише становился лес.

— Может, дело даже не в том, что Ганнибал занял ведущую роль? Этой ненасытной сволочи внутри такой расклад кажется абсолютно правильным. Что же считаю правильным лично я, да и кто вообще я? — Уилл тяжело вздохнул, ведя тяжелый монолог.

Без кабинета, оставленного в таком темном и удушающем прошлом, не получалось правильно понять, почему он был недоволен и даже взбешен под натиском эмоций. Было ощущение какого-то внутреннего зуда, абсолютной неудовлетворенности, но представлять себя заново пациентом не хотелось, это было очень «грязно».

Уилл шёл довольно долго, не замечая, как знакомый пейзаж сменился другим, как все гуще и темнее становилась листва, и все мощнее и заковыристее торчали из земли корни деревьев. Он пытался поговорить с собой, выудить все противоречия наружу. Пытался поговорить с тварью, что насупилась внутри и абсолютно не собиралась выходить на контакт. Выглядело это более чем прозаично, словно вторая его часть имела достаточно сильное сознание, чтобы даже на время вытеснить его собственное. Это осознание сильно напугало в какой-то момент, но тут ушло куда подальше, освобождая место новым домыслам.

— Или я просто нашёл таким образом себе внутренний щит, не желая открыто признавать, что мне нравится видеть пары, держащиеся за окольцованные руки, целующиеся на людях и балующие своих детей. Хотя суть не в этих жестах, а в ощущении этой... целостности, причастности, — Уилл закатил глаза, представляя, как он сказал бы об этом Ганнибалу там, в гараже, подразумевая, что ему хочется увидеть в их союзе новый уровень, где Уилл почувствует себя частью семьи. — Но он то мог бы догадаться. И подумать, что я сошел с ума на почве своей нестабильности. Взрослый мужчина хочет ощущать себя семьёй с другим взрослым мужчиной. Не любовниками, не... партнёрами. А настоящей семьёй. Какая утопия…

Образ Ганнибала, смотрящего на него как на шизофреника был более правдоподобным, чем Ганнибал, который согласился бы взять его за руку и, ну не знаю, найти суррогатную мать или возможность усыновить малыша. Вряд ли его пара когда-нибудь на это согласится. С другой стороны, он явно принял тот факт, что тут живут звери в шкурах людей. Чем это лучше или хуже такого маленького (нихрена не маленького) желания Грэма?

Уилл на минуту остановился, пожевывая губу и машинально пытаясь найти клочок бороды, чтобы покрутить в руке, но, не найдя ее, лишь рассержено выругался.

Все эти сомнения шли откуда-то изнутри, нарушая цепочку догадок и здравого смысла. И вообще, когда он стал таким сентиментальным, когда он впервые задумался над тем, что хочет создать семью с Ганнибалом? Кажется, это было в Германии около года назад, когда он впервые столкнулся с презентабельной немолодой однополой парой, которые были вместе уже больше двадцати лет и ждали появления уже второго внука. Это так крепко засело в разуме Уилла, что выковырять такое уже не представлялось возможным. Ганнибалу об этом он не рассказал, не решаясь выглядеть нелепо в его глазах.

Часто после этого он представлял их с Ганнибалом в лучах солнца на берегу океана, а рядом с ними бегающих малышей, которые были бы так похожи на них обоих. Вот только сбываются ли такие желания у таких как Уилл, рядом с таким как Ганнибал?

Он запрещал себе думать о том, что у него уже была семья. «Ключевое слово — была». Но он был в ней так же одинок, как и без нее, и лишь с Ганнибалом у него получилось почувствовать себя цельным. Почти целостным. Почти.

Может, он сам не доверял Ганнибалу <s>снова</s> стать отцом? Или не мог предложить ему попробовать сделать это вместе из-за своей трусости быть отвергнутым и брошенным? Мечта получить какой-нибудь новый совместный статус официально была такой сладкой, такой близкой…

— Может, Ганнибал просто не хочет этого со мной? Не хочет официальных отношений, потому что я ему еще не доказал всю серьезность своих намерений и не показал умение заботиться о своей паре…

Умение подчиняться тому, кто по природе должен быть сильнее и заботливее, кретин, — донеслось ругательное изнутри, и Уилл с ужасом замер, насколько громко это прозвучало в своей же голове почти своим голосом. Он реально сходит с ума, да?

Грэм стоял так с минуту, прислушиваясь к глухим ударам сердца, а после его привлекло нечто необычное, чего раньше он не замечал.

Сумерки опустились быстро, время было поворачивать назад, но Уилл застыл на месте и не мог оторвать свой взгляд от двух жёлтых точек, светящихся в темно-зеленой лиственной гуще. Существо, что пряталось там, было совсем не маленьким. Бежать было нельзя, это был бы прямой путь к смерти.

Грэм быстро осмотрелся в поисках ближайшего дерева, на которое успел бы запрыгнуть, или какой-то увесистой или острой палки. В быстро надвигающейся темноте силуэты перемешивались, создавая причудливые тени. Кровь громко стучала в висках.

— Спокойно, спокойно… — тихо сорвалось с губ. Мозг посылал все сигналы, чтобы уже сдвинуться с места.

Вот он, нужный момент и…

— Добрый вечер, мистер Грэм, — донеслось из куста тягучим бархатным голосом. Уилл вздрогнул и завис, буквально прилипнув к земле.

Листья зашевелились, и оттуда вышел мужчина. Лица поначалу не было видно, кроме ярких светящихся глаз.

— А почему это вы гуляете в такое чудное время один в незнакомом, тёмном лесу? Разве ваш партнёр не говорил вам, что это может быть опасно?

Мужчина приближался, а Грэм с презрением косился на него и искал пути отхода. Его кошмарный в этой ситуации эмпатический дар раскрывал все завесы, хотя незнакомец перед ним совсем не скрывал своей липкой заинтересованности, с которой осматривал Уилла с ног до головы, но ощущалось это скорее, как: я буду обладать тобой медленно, смакуя каждый дюйм твоего горячего тела, каждый твой вдох и выдох, но до этого момента я сполна наслажусь беспомощностью и слабостью твоего партнёра, который так и не смог присвоить тебя себе.

— Неужто вы поссорились с тем новым профессором? Это было бы как нельзя кстати, — незнакомец оскалился и, если Уилла не обманывало зрение, слегка увеличился в размерах.

— Нет, мы не… мы не поссорились. Ганнибал уже ждёт меня, у нас сегодня важная встреча. Прошу прощения, мне надо возвращаться. Мой партнер не любит, когда я опаздываю. Не хотелось бы его расстраивать, — Грэм и сам не понимал, зачем что-то объясняет, зачем вообще говорит с этим странным человеком. Что-то внутри него, что не испугалось когда-то «дракона», сейчас же неприязненно сжималось в комок в районе живота, прячась за старым шрамом-улыбкой. Мысли о мести Ганнибалу, о том, что Уиллу пора увидеть, пришли сами собой. Грэм даже не успел их заглушить, они обрушились на него ледяной лавиной, сметая весь инстинкт самосохранения. Животное желание сожрать его целиком стало таким сильным, что сердце заныло, а ноги налились свинцом. Он медленно терял контроль над телом и ничего не мог с этим поделать.

— Жаль. Тогда передайте ему мои поздравления. У него появился новый друг, разделяющий его самую главную ценность, — Уиллу показалось (а показалось ли?), что в темноте сверкнули нечеловеческой формы и длины клыки, а в светлых волосах треугольной тенью зашевелились волчьи уши.

— Что же это за ценность? — он смотрел прямо в глубокие жёлтые глаза, уже зная ответ, чувствуя его, и от этого в горле першило, а зрение становилось мутным. Уилл все еще боролся за свое тело, не желая сдаваться. Рукой он аккуратно шарил в кармане в поисках хоть чего-то тяжёлого или острого, но там, кроме грязной тряпки, больше ничего не было. Ее стоило скрутить, чтобы перекинуть через шею незнакомца и слегка придушить паршивца, чтобы потерял сознание. Времени бы хватило добежать до дома.

Наступила тяжёлая звенящая пауза. Лес словно замолк вместе с этим мужчиной. Пальцы перестали ощущаться, как и остальные конечности. Тьма внутри него торжествовала, предвкушая следующий шаг.

— Вы, мистер Грэм, — чужой шепот слишком быстро обжег ухо. — До встречи. До очень и очень скорой встречи, — рыкнул уже не совсем человек, глядя на выступившую из-за туч почти полную луну.

Дальше Уилл помнил только острую боль в боку, и как от него, сипло смеясь, убегал в лес огромного размера волк с яркими желтыми глазами.