4. Вай. Добродетель первая (2/2)

***</p>

Лондон всегда казался ей карикатурным. Огромный, с широкими модными улицами, дорогими магазинами, но грязными и опасными подворотнями: от тоннелей под Темзой и нигерийских гетто до трущоб Ньюхэма и Инфилда.

Большинство людей жили здесь, не зная об изнанке, не догадываясь, какой ценой некоторым в этом городе приходилось платить за благополучие. Вай знала. Она выбралась, вынырнула из этого болота, почти задохнулась, но сумела зацепиться за чистенькие улицы и красивую жизнь, о которой раньше и не мечтала.

Но только, выкарабкавшись, она оставила за спиной слишком многое и потому так и не научилась жить как ни в чём не бывало.

Бестолковые идиоты — вот, кто её окружал. Жалкие, слабые: причинить им боль — это даже не поступок, так, нелепая ерунда.

И, что ж, видит бог, она старалась им подражать. Она строила из себя пай-девочку: работала, получила кредит, платила налоги. Всё, что было противно самой её сути, ради дела, ради цели, и кто же мог это разрушить, кто посмел бы бросить вызов, посчитать, что она теперь не даст отпор?

Этот кто-то был. Этот кто-то вторгся в её жизнь, точно навязчивое насекомое, отчаянно мерзкое. Этот кто-то теперь стоял около входа в её магазин, открытый с таким трудом, переминался с ноги на ноги и нервно сжимал изящные руки. Девчонка, без сомнения, никогда не видевшая грязи большей, чем в мусорном ведре её квартиры, дочь самой самоубийственно отвратительной женщины Англии, топталась прямо на пороге Вай.

Это не надоедало и не злило. Это вымораживало до нелепости.

Вай шагает резко и широко, останавливается прямо рядом с девчонкой, нарушая личное пространство намеренно, и смотрит в упор.

— Пришла обвинить меня ещё в каком-нибудь грехе?

Девчонка хмурится испуганно, но не вздрагивает и не пятится.

— Я бы хотела сказать кое-что, но не хочу, чтобы нас видели, — говорит она тихо.

Вай поднимает брови. Эти игры мало ей интересны, желания девчонки — ещё меньше. Но она ждёт, потому что знает: для удара нужно уметь выбирать момент. Девчонка вздыхает с таким видом, будто несёт тяжёлую ношу много лет и проговаривает, аккуратно подбирая слова:

— Мне жаль, что вы столкнулись со всеми этими неудобствами... Вернее, я хочу извиниться...

— Ага, — протягивает Вай задумчиво, глядя ей за спину на подъезд, откуда как раз выходит мать девчонки и с возмущённым видом направляется прямо к ним, очевидно, намереваясь закатить очередной уличный скандал.

Вай этого не дожидается. Она хватает девчонку правой рукой за воротник, притягивает к себе и, с наслаждением замечая в её глазах неподдельное удивление, впивается в её мягкие безвольные губы с мстительной жёсткостью. Это приятно до смешного: какой ужас и шок проступает на лице её матери, как слабо и бесполезно упираются руки девчонки Вай в плечи, даже не пытаясь оттолкнуть.

Всё это кажется приятным даже слишком, когда Вай отрывается, смотрит на чужие припухшие губы и с улыбкой облизывает свои.

— Я принимаю твои извинения.