Часть 11 (1/2)

несмотря на то, что за окном конец ноября – погода довольно тёплая и солнечная. после учёбы, скар заскочил в общагу за вещами, а после запрыгнул в автобус и уехал загород. ему даже удалось немного подремать в дороге. в наушниках играли ебейшие треки okinaw’ы. тамагочи, фиеста, эскизы и так далее. к скару подсела какая-то девка лет пятнадцати и глазела на него, как на музейный экспонат, который ни в коем разе нельзя трогать. он не выдержал и бросив «дай пройти» уселся в самый конец душного автобуса. даже чёрный худи свой снял. на нём чёрная свободная футболка, на шее крупная цепочка с кулоном замкá, чёрные обтягивающие рваные джинсы и чёрные конверсы.

дорога заняла полтора часа, может больше. медик чуть не проебал свою остановку. быстро схватив рюкзак и худи, он пулей вылетает из автобуса. его встретил небольшой посёлок с парой магазинчиков и маленькими дачными домиками.

но ему нужен только один. и это двухэтажный огромный коттедж. единственный на всё захолустье.

волосы раздувал холодный ноябрьский ветерок. скар ёжится. холод пробирает до костей. смысла одеваться нет, всё равно скоро зайдёт в дом.

он не спеша брёл по просёлочной дороге. слушал музыку и думал о своём. как же давно он тут не был… год? два? да нет, всего лишь три месяца. но чувство – будто его не было здесь всю жизнь.

через пару метров, среди сосен и лиственниц – показалась крыша знакомого коттеджа. сердце то ли ёкнуло, то ли неприятно кольнуло. по коже прошёлся табун мурашек. прям село мурашково. на лбу выступили капельки пота. деваться ему некуда, раз приехал – будь добр, закончи начатое.

он подходит к невысокой калитке, заросшей кустами роз. увядших роз. отворяет её. проходит по каменной тропинке к дому. осматривается.

«ничего не изменилось», — такие мысли всегда посещают парня по приезду в это такое родное? нет, чужое место.

тот же небольшой пруд с квакающими лягушками и декоративными лебедями, тот же сад с яблонями, те же кусты малины (напоминают о хэйдзо. он редко здесь бывал, но что вспомнить – определённо есть), та же клумба с ещё живыми белыми и фиолетовыми лилиями, засохшие кустарники красных роз по периметру калитки, а на заднем дворе его любимый розарий (тоже засохший) с ветхими качелями.

и вот он на пороге этого гиблого места.

сердце колотится просто бешено.

скарамучча нервно сглатывает и делает глубокий вдох.

жмёт на звонок.

один, два, три раза…

«ещё не поздно уйти, ну же!», — кричит одна сторона медика.

«нет блять, стой на месте, ты обещал ей!», — кричит другая сторона.

обе пытаются перекричать друг друга, но спор сторон прерывается скрипом входной двери.

из-за неё выглядывает тёмно-фиолетовая макушка, а позже и немного морщинистое лицо уставшей женщины лет сорока. её бездонные фиолетовые глаза, прикрытые достаточно густой чёлкой, смотрят прямо на медика.

— сынок…

женщина бросается на скара и заключает в крепкие материнские объятия. её мягкая ладонь беспрерывно гладит такие же тёмно-фиолетовые волосы парня. прижимается щекой к щеке.

скарамучча крепко накрепко обнимает мать в ответ.

из глаз предательски сочились слёзы. одна горячая слезинка всё же стекает по щеке медика и падает на плечо женщины, расползаясь мокрым пятнышком на сиреневом, в белый горошек платье.

темноволосый шмыгает и зарывается носом в сгиб шеи. вдыхает аромат лилий и сладкой выпечки – аромат детства. забинтованными пальцами теребит длинную косу.

эи отстраняется от сына и, взяв его за плечи, осматривает с ног до головы. её тонкие и сухие губы трогает довольная, но усталая улыбка. парень улыбается в ответ и рукой убирает волосы назад.

правой рукой.

— что с пальцами, дорогой?! — женщина в панике хватает руку скара в свои тёплые ладони. она вся дрожит.

— всё в порядке, мам. неудачно на гитаре сыграл, — поспешил успокоить эи, поглаживая левой рукой её плечо.

— ты мне не врёшь? — с опаской интересуется мать, поглаживая перебинтованные пальцы.

— не вру.

— ты проходи, чего в дверях стоять..?

женщина отходит на приличное расстояние, пропуская сынишку в дом.

скар захлопывает скрипящую дверь и бросает на пол рюкзак. вешает кофту на крючок и снимает кеды. аккуратно ставит на полупустую полочку для обуви.

— там, наверху, твои тапочки с ушами. сходи надень.

— хорошо, — губы трогает счастливая улыбка.

медик уже подходит к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж, как его остановил голос матери:

— а рюкзачок то!..