На станции метро в одиночестве. Почти. [Вилбур] (1/2)

Уши заполняет звенящая тишина.

Вилбур сидит на полу станции метро, опершись о стену и прикрыв глаза. Он не помнит, сколько уже сидит здесь, перестал считать. И ему было бы легче, если бы тени, окружающие его, издавали хоть какие-нибудь звуки, но они были такими тихими, словно правда хотят надавить на нервы.

Раздраженным вздохом он безмолвно предупреждает Мексикан Дрима, чтобы он не подходил к нему ни на шаг, и тот, неуверенно глянув на него, ругается на другом языке перед тем, как исчезнуть.

Вил ненавидит это место, но понимает, что заслужил быть здесь.

Первое время он корил себя, винил в каждом слове и действии, потом пытался пробиться в останавливающиеся на станции вагоны, каждый раз ударяясь о невидимую преграду, хотя тени спокойно заходили внутрь. Каждый раз Шлатт оттаскивал его от дверей, что закрывались, даже если Сут тянулся к ним как к спасительной соломинке.

Шлатт оттаскивал его и кричал, называл сумасшедшим, говорил успокоиться, сесть и сидеть, ожидая, пока Афтерлайн наиграется с их нервами и наконец отпустит, чтобы они смогли переродиться. Про ад он никогда не говорил. Для него самый настоящий ад уже был здесь.

Но каштановолосый никогда не обращал на него внимания, плакал и бил с силой руками по полу, на котором сидел, скрутившись. Однажды мужчине даже стало его жаль. Вилбур переживал нахождение здесь хуже остальных. Мужчина попытался успокоить парня, когда в очередной раз вагон оказался не предназначен для него, но выглядело так, будто Вил и не почувствовал его прикосновения.

Баран звал его по имени, тормошил по плечу и волосам, но остался без внимания. После, когда Мексикан Дрим пришел, то же самое случилось с ним тоже. Вилбур не просто игнорировал их, он правда не ощущал и не видел.

-Я один... Я заслужил это все... Я просто отвратительный человек, отвратительный сын, отвратительный друг... -Шептал будто в бреду кареглазый, обхватив себя руками и покачиваясь вперед-назад.

-Вилбур?.. -Тихо подал голос мексиканец, сев рядом с ним и положив ладонь на колено.

-Потому они оставили меня... Предали и оставили... Я с самого начала был один, с того самого дня, как Шлатт забрал Ла'Менбург себе... С того самого дня...

-Кто предал тебя?.. Томми?..

-Что? -Вдруг включается Вил и смотрит на сидящего рядом парня.

-Кто предал тебя, Вилбур? -В голосе МД странная забота и аккуратность. Он поглаживает собеседника по ноге.

-Все... -Он закрывает руками лицо. -Все...

Тело Вилбура начинает подрагивать. После он снова расплачется.

***</p>

И теперь Вилбур сидит в углу на полу станции, обняв собственные колени. Чем дольше он тут сидел, тем больше его накрывала апатия. Ныне же он сдался и отдал ей себя. Он или сидел, или лежал, или дремал. Каждый его день, месяц, года были одинаковыми. Из ниоткуда появлялись новые тени. Кто-то напоминал стариков, кто-то совсем еще детей.

Дети и молодые беззвучно метались вокруг, в них он узнавал себя - испуганные, умершие слишком рано или слишком резко. И со временем они тоже успокаивались. Садились на лестницу, на пол или скамейки, изучали надписи на стенах или рекламу так, будто видели их впервые.

Некоторые из детей, со временем, смирялись с тем, что они находятся здесь. Некому было объяснить, что они тут делают и сколько им ждать. И они просто дни напролет играли друг с другом, бегая по станции наперегонки или играя в салки.

Через пару месяцев или лет обязательно приходил вагон метро и забирал большую кучку теней. Дети молча прощались с новообретенными друзьями и убегали за дверь, которая вскоре закрывалась, увозя отбывшие свое души обратно в мир живых.