Глава 16. Блу. Безопасное место (2/2)
— Прости меня, Эл Пи, ты был хорошим парнем, — негромко произносит он, когда еще пара человек помогает ему уложить тело на обочине. Отобрав несколько стрелков получше, Аарон собирает все патроны к дробовикам и винтовкам — у кого сколько есть, и команда возвращается на берег за плавсредством. Лодка тут в каждом доме, похоже, а то и не одна. Остальным велено запереться в автобусе и ждать.
— Пригляди тут… за всем, — неожиданно просит он меня перед тем, как сесть в легковушку. — С нервами и головой у тебя вроде все окей, хотя на ней и творится черт-те что.
— Хорошо, — буркаю я, удивленная его просьбой. Мистер Стилист, блин. Уставной.
Небо, ясное с утра, постепенно затягивает тяжелыми низкими тучами. Начинает накрапывать дождь. Если он разойдется как следует, это может несколько подпортить наши планы. Минут через десять с той стороны, куда уехала группа разведчиков, хлопает одинокий выстрел. Потом еще один. Еще через десяток мимо проплывает моторка. Шум двигателя постепенно удаляется, и я прикрываю глаза, пользуясь выпавшей передышкой. Забитые мышцы противно вибрируют, хотя я всего с пару десятков шагов сделала на улицу и обратно. Не знаю, сколько времени проходит — я, кажется, умудряюсь заснуть под негромкий бубнеж соседей позади — но вряд ли больше пятнадцати минут, как Аарон сотоварищи возвращается с хорошими новостями. Островок не захвачен мертвецами, есть выжившие, просто у них кончились патроны, а тут прыгун Эл Пи так некстати залихорадил и умер, закусив кем-то из родни, и отправился бесчинствовать дальше. Шум нашего клаксона его и привлек.
И, к сожалению, не только его. Темные дерганные силуэты уже мелькают между светлой весенней зелени у самого ближнего к перешейку дома. Стрельба — это, конечно, хорошо. Это дистанция. Но и чертов шум, на который зомбаки слетаются как мухи! Дождь набирает силу, капли стучат все быстрее, оставляя темные пятна на теплом асфальте. Ар начинает эвакуацию со всем профессионализмом, с самых уязвимых — женщин и детей, прирыкнув на сунувшегося было вперед мужичка с подстанции. Вслед за его катером приплывает еще пара моторок, которые в два приема переправляют всех на землю обетованную. Последним приходится отстреливаться, но, благо, тут глухомань, и зомбаков пока немного.
По ту сторону баррикады нас встречает всего восемь человек и одна собака — лопоухий золотистый ретривер. Всего восемь… И один из них, лет двадцати пяти, просто копия Аарона. Вот почему он так рвался сюда. Сын… Сбоку на обочине стоит, опустив стрелу, небольшой экскаватор. Ковш у таких снимается, и можно использовать стрелу как кран. Видно, с его помощью эту Великую алабамскую стену и построили. К ней изнутри лестница прислонена — с нее зомбак и сиганул, не с земли все-таки, слава богу.
Люди здороваются друг с другом как на поминках — тихо, пряча взгляд.
— Это… вас со всего Бирмингема столько? — сдавленно уточняет мини-Ар.
— Еще Лидс, сынок, — отзывается пожилой дядька с подстанции.
— Ну, не со всего, просто сбились в компанию, — поспешно утешает парня отец.
— Две недели назад нас было двадцать семь… Можете занимать любые дома, — помолчав, добавляет тот. — Мы живем всего в трех, вместе экономнее. Предупреждаю сразу — с припасами у нас не слишком хорошо. Если среди вас есть заболевшие — мне придется вас изолировать. Это вынужденная мера. Мама Эл Пи скрыла от нас болезнь сына, и это стоило ей жизни. Хотя все уже прекрасно знают, чем все заканчивается! Ее уже упокоили, об этом волноваться не нужно. И спасибо, что выручили.
— Мы обязательно померим всем температуру, Лэйк, — заверяет его Ар. Спорить, что чувствует себя прекрасно, ни у кого язык не поворачивается. И сколько во взгляде Аарона любви и гордости за сына, который заведует крохотной общинкой, унаследовав лидерские качества отца. А мой папа и понятия не имеет, жива ли я…
— Идемте за мной, — командует Лэйк, поскольку дождь стремительно набирает обороты. Чистенькие улочки — всего три, поднявшаяся уже без газонокосилок трава на бесхозных лужайках, сосны, цветы и простые с виду дома для самого донышка среднего класса. Ни намека на панику, эпидемию, мертвецов. Просто сельская пасторалька. Если бы не могилы с самодельными крестами на тех самых лужайках да отметины на земле там, где раньше были гаражи или сарайчики, пущенные на строительство ограждения. Вот тебе и сотня человек… Наверное, я должна почувствовать какое-то облегчение? Ощутить безопасность? Но ничего такого я не чувствую. Только пустоту и дикую усталость.
Возле большого двухэтажного дома с навесом, самого солидного из местных построек, островитяне раздают нам градусники. Безропотно сунув тот под мышку и продемонстрировав уверенные 97.9 по Фаренгейту (с непривычки аж подпрыгиваю при виде безумной цифры, не сразу сообразив, что это не по Цельсию), перемещаюсь в группу условно здоровых и жду, когда уже разрешат где-нибудь сбросить рюкзак и вытянуть ноющие ноги. Проверка заканчивается, и в компании трех одиноких женщин, две из которых с детьми, я оказываюсь в гостиной одноэтажного дачного дома.
— Здесь… небольшой беспорядок, но это не проблема, я думаю? — произносит провожатый. — Располагайтесь пока, отдохните. Потом подберете себе жилье по вкусу. Места теперь много… Я запущу генератор. Топливо стараемся экономить, но вам надо вымыться.
— Спасибо, — искренне благодарю я, опуская рюкзак на пол. Запах пыли и затхлости, свойственной домам, что долго стоят закрытыми, щекочет нос. Ребятня разбредается по дому, мамочки инспектируют кухню — чада давно просят есть, а я выковыриваю из рюкзака телефон и ставлю его на зарядку. Едва дождавшись, пока на экране мигнет батарея, прогружаю его в надежде увидеть хоть какой-то сигнал… но связи по-прежнему нет. Опустившись на пол, я тупо смотрю на заставку с мохнатой мордой моего любимого пса. Горло сводит болезненный спазм. Погасив экран, я замираю с опущенной головой и сижу так, глядя на черный прямоугольник, пока меня не окликают.
— Мы с Джонни займем ту спальню, — сообщают мне. — Ты не против?
И я вдруг осознаю, что не могу остаться здесь, с этими чужими мне тетками, испуганными и загнанными… не могу сидеть за одним столом за скудным ужином из долгоиграющих снеков. Не смогу говорить, не смогу слушать чей-то ночной сдавленный плач. Черт с ним, с этим душем.
Вырвав зарядку из розетки, подхватываю пожитки и выбегаю на улицу, под ставший проливным теплый дождь. Припускаю чуть не бегом по центральной улочке, смаргивая заливающую ресницы воду, и метров через четыреста оказываюсь на противоположной оконечности острова. Улица заканчивается хорошеньким двухэтажным домиком с двумя чистенькими белыми колоннами по бокам крылечка. Справа его огибает дорожка, ведущая к пирсу. Сбежав вниз, я бросаю рюкзак и стаскиваю осточертевшие ботинки с влажными от пота носками. Господи, какое облегчение! Скинув куртку, кое-как содрав прилипающие к коже джинсы и грязное белье, захожу в воду, застонав от ее ласкового прикосновения к натертым ногам. На самом деле она еще прохладная — на улице около двадцати пяти по Цельсию, но во время дождя вода всегда кажется теплой. Окунувшись с головой, яростно тру лицо, провонявшие дымом волосы, потом возвращаюсь к рюкзаку за куском мыла, намыливаю ноющее от усталости тело, всхлипывая все громче и чаще, смываю, намыливаю и смываю, снова намыливаю и ныряю, уже рыдая в голос, захлебываясь дождем, слезами, рекой, пока кожа не начинает скрипеть, а я не выбиваюсь из сил окончательно.
Завернувшись в полотенце, сунув ноги в расшнурованные ботинки — о, как они при этом протестуют! — я бреду, пошатываясь, к крыльцу с белыми колоннами. Дверь заперта, но ключ обнаруживается тут же, под ковриком. Чужих здесь, видимо, не бывало, а свои не воруют. А может, запасной комплект хранился у какого-нибудь местного смотрителя, и островитяне оставили его здесь, обшарив дом на предмет топлива, свечей или чего-то съестного? Толкнув темно-красную дверь с полукруглым витражным окошком на уровне глаз, оказываюсь в темной из-за ненастья прихожей. Деревянная лестница с крашеными белыми перилами уходит вверх на второй этаж, слева от нее — проход в гостиную и на кухню.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — спрашиваю я, споткнувшись вдруг о вполне рациональный страх — а что, если где-то здесь заперт зомбак? Кто знает, как давно у дачников кончились патроны?! Да нет… Тогда ключи бы точно забрали. Ни Лэйк, ни кто-то еще не говорил ничего такого. Хотя я со своим инглишем вполне могла прослушать или просто не понять… Неприятный холодок между лопаток не дает расслабиться и, вооружившись пистолетом и топориком и натянув куртку для защиты от укусов, я медленно и очень тщательно обследую весь дом, готовая дать деру в любую секунду. Кухня и гостиная пусты, на втором этаже всего две спальни, и там тоже никого, включая стенные шкафы и ванную. Дверь в подвал заперта, и пусть такой и остается. Судя по пустым шкафам и налету пыли, в этом доме с прошлого сезона никто не жил. И не умирал. И слава богу. Я как будто беру его в аренду у, возможно, вполне еще живых хозяев. Одалживаю. Не знаю, почему, но так мне думать легче.
Оставаться в спальне не хочется — это слишком интимное место, что ли… Диван в гостиной меня вполне устроит. Повернув ключ в двери, я натягиваю чистую майку и трусики и ложусь на диван, сдернув с него пыльник. Дождь лупит по крыше, шуршит по асфальту и молодой листве, и это практически все звуки, которые меня окружают. Дождь и мое дыхание. Тело наливается свинцом, словно меня придавило к мягкой обивке бетонной плитой. Пальцы стиснули телефон, но я больше не включаю его. Боюсь. Это так больно… Господи, как же это больно! Слезы не принесли облегчения. Набрав полную грудь воздуха, я кричу до спазма в связках, снова и снова, словно попавший в силки зверек, пока не захожусь сухим лающим кашлем. Но и это не приносит мне ни капли облегчения. Пружина просто раскрутилась, чтобы начать закручиваться вновь. Вот и все.
*Тру крайм (от английского true crime — настоящее преступление) — жанр, основанный на реальных уголовных преступлениях, включающий в себя документальные фильмы, шоу, очерки на эти темы. Существуют целые сайты и форумы для любителей криминальных загадок.