Глава 3. Лорита. Трудности адаптации (2/2)
Минута, пока Мэтт ковыряется с замком на воротах, тянется бесконечно, а затем время, словно спохватившись, так ускоряет темп, что мне кажется, будто кто-то включил быструю перемотку. Между створками просовываются чьи-то руки, Мэтт отпрыгивает в сторону. Ворота с протяжным стоном распахиваются под напором навалившихся на них тел, и во внутренний двор вваливается, как мне чудится поначалу, целая толпа зомби. И этих иначе уже и не назовешь — одежда их изодрана и залита кровью, на теле зияют рваные раны. Вокруг кривящихся в каком-то подобии усмешки ртов — еще свежие багровые пятна и подтеки, определенно следы недавнего пиршества. Взгляд жутких, подернутых мутной белой пленкой глаз просто-таки парализует на месте. И двигаются они не в пример быстрее, чем виденные мною до этого обратившиеся. Гарольд и Мэтт несколько раз стреляют, один из наступающих, покачнувшись, спотыкается — пуля попадает ему в ногу, однако они упрямо и неотвратимо прут вперед, перекрывая парням путь к машинам.
Словно во сне, чувствуя себя в какой-то дурацкой компьютерной стрелялке, выпрыгиваю из салона и, ухватив пистолет обеими руками, прицеливаюсь в женщину с растрепанными волосами. Краем сознания отмечаю униформу работника «скорой помощи», болтающийся до сих пор на шее стетоскоп и криво висящий бейджик с именем «Элен». Фамилии не рассмотреть из-за запекшейся на пластике крови. Нас с ней разделяет уже лишь капот автомобиля. Где-то совсем рядом, но при этом — будто в параллельном мире, рявкают выстрелы остальных, кто-то отчаянно кричит.
«Пейнтбол, — думаю я, ловя на мушку ее голову. — Это просто пейнтбол. Стреляй и беги, Лори».
Палец плавно, как учили, давит на спусковой крючок. Хоть Гарольд и предупреждал меня про отдачу, я не ожидала, что она окажется такой сильной. Рука дергается, пуля бьет женщину в плечо. Из ее окровавленного рта вылетает душераздирающее сипение, она бросается вперед, и, почти на автомате, я стреляю снова. На этот раз выстрел оказывается точнее, и беспокойница сползает на землю и замирает буквально у моих ног. Чуть повыше ее левой брови теперь темнеет пулевое отверстие, крови практически нет. Только тут я наконец начинаю воспринимать и остальную картинку: стоящий в нескольких шагах от меня белый как полотно Мэтт с зажатым в руке пистолетом, лежащий ничком и нелепо дергающийся в пыли мужчина, тоже в медицинской униформе — похоже, пуля перебила ему позвоночник. Третье тело, распластавшееся посреди внутреннего двора, принадлежит юноше лет шестнадцати. Ран на нем, кроме только что нанесенных выстрелами, нет, однако все лицо перепачкано кровью, точно у полакомившегося вурдалака. Белесые глаза закатились.
Гарольд, пошатываясь, стоит у двери служебного входа. Оружие выскальзывает из его обмякшей руки. Уставившись на мертвецов, он судорожно сглатывает, затем вдруг отворачивается, и его буквально выворачивает на крыльцо. Меня тоже начинает тошнить. Тело сотрясает дрожь. Впервые в жизни я стреляла в человека. И даже притом, что у меня нет страха от вида крови, такое ее изобилие — точно перебор для моей психики. Приходится несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы справиться с подступающей дурнотой.
— Ты в порядке? — кричит Кристи, бросаясь к брату. Гарольд вымученно улыбается и показывает большой палец.
— Никого не укусили? — дрожащим голосом спрашивает Кэсси, нерешительно открывая дверцу автомобиля. До синевы бледный Кевин выбирается, неловко прижимая к себе ружье. Таким манером он сам себе еще, не дай бог, чего прострелит. Команда мечты, блин…
— Все в порядке, всем вернуться в машины! — громко говорит Мэтт. Хвала вселенной, хоть он не собирается познакомить нас всех с содержимым своего желудка. А то бы я точно не вынесла и присоединилась к честной компании в этом малоприятном начинании. Этакий апокалиптический аналог трубки мира — поделиться друг с другом обратной, мать ее, перистальтикой. От этой мысли пробивает нервный, совершенно неуместный смех. Мэтт без лишних церемоний вталкивает меня на переднее сиденье, сам тяжело шлепается на водительское место и заводит двигатель. Недобитый зомби продолжает вяло дергаться, и я прикрываю глаза, чтобы его не видеть. И очень надеюсь, что омерзительный, совершенно непередаваемый звук, с которым колеса машины переезжают какую-то его конечность, лишь плод моей разыгравшейся фантазии.
— Двигаемся друг за другом, стараемся не разделяться! — кричит Мэтт в прихваченную из магазина новенькую рацию. Гарольд что-то неразборчиво отвечает. Открыв глаза, отстраненно смотрю на проплывающую мимо улицу. Ехать приходится медленно, через жилые кварталы, чтобы обогнуть пробки. Народу встречается мало, и все увиденные мною люди непременно бегут или, по крайней мере, идут быстрым шагом, то и дело нервно озираясь по сторонам. На повороте тревожно перемигиваются маячки брошенной «скорой помощи». Дверцы ее распахнуты, на боку машины отчетливо выделяется багровый отпечаток ладони. Опрокинутая каталка забрызгана свежей еще кровью.
Воображение довольно живо дорисовывает недостающие детали — зараженный подросток, которого везут в больницу, обращается и нападает на врачей. Вероятно, водитель, встревоженный криками, остановил машину и бросился на помощь… или же наутек, что тоже нетрудно понять. Во всяком случае, этого участника действа на сцене сейчас нет. Когда Мэтт буквально протискивается по тротуару мимо «скорой», нам слышно, как надрывается рация в ее кабине. Вызовы сейчас, наверно, следуют один за другим.
А через пару десятков ярдов взгляд натыкается на месиво из плоти и внутренностей, в котором можно только угадать очертания человеческого тела. Сожран почти подчистую… Самое жуткое, что эта кровавая масса все еще дергает конечностями и даже пытается ползти — должно быть, мозг, уцелел и, возрожденный вирусом, норовит подчинить себе то, что осталось от тела. Чтобы даже в таком состоянии искать… пищу, то бишь живых. К горлу с новой силой подкатывает тошнота, и я поспешно отворачиваюсь. Вот что случается с теми, кто не успел принять решение или недооценил опасности. Перед глазами вновь встает искаженное, потерявшее все человеческие черты лицо женщины-врача, которую я застрелила. Руки начинают запоздало трястись.
— Что ж… молодец, что не растерялась, — говорит Мэтт, на мгновение покосившись в мою сторону.
— Куда мы едем? — сцепив пальцы, чтобы унять дрожь, спрашиваю я. Не хочу обсуждать, как разнесла голову тому, кто еще недавно был человеком. И до последнего пытался спасать чужие жизни, оставаясь на посту даже в это безумное время, а после смерти превратился в монстра. Не хочу об этом думать. Если мы намерены выжить, нам надо перестать воспринимать зомби как людей. Это тела, просто тела, поднятые вирусом. Застрелить их — значит, упокоить, а не убить. Невозможно убить того, кто уже мертв.
— У родителей Кевина есть коттедж в тихом местечке на приличном расстоянии от города, — говорит Кристи. — Мы подумали… там будет безопасно.
Я не спрашиваю об ее собственных родителях — насколько помню из разговоров с Гарольдом, они живут на другом конце страны, туда сейчас не добраться. Словно подслушав мои мысли, Кристи, помолчав, прибавляет:
— В последний раз мы разговаривали с мамой два дня назад, потом связь пропала. Они с отцом собирались отправиться на старое дедушкино ранчо…
Голос ее слегка дрожит. Ну вот хотя бы в одном мне подфартило: волноваться решительно не за кого. Ну не за тетку же, в самом деле. Тем более, она там в Альварадо, поди, всех зомби живо уже построила и научила кланяться при встрече, вытирать ноги перед тем, как вломиться в чужой дом за жратвой, и мыть мертвые конечности, готовясь приступить к трапезе.
Наши машины едва плетутся через город всеми закоулками, чтобы избежать заторов. Все больше встречается безнадежно застрявших в пробках автомобилей, брошенных на произвол судьбы их владельцами. Мимо проплывает «Кеймарт», на стеклянных дверях — табличка «закрыто», и это почему-то пугает не меньше, чем вид никем не убранных растерзанных трупов на дороге. Потому что супермаркет работал всегда, невзирая на праздники, трауры или эпидемии. То, что он закрыт — одна из весточек о том, что все плохо, намного, намного хуже, чем внушают нам с экранов телевизоров. Когда мы сворачиваем, замечаю, что одна из витрин разбита, все кругом усеяно осколками, а внутри копошатся какие-то фигуры. Зомби? Мародеры? Мне не хочется это выяснять.
Мэтт включает приемник. На всех волнах, разумеется, обсуждается эпидемия. Голоса у дикторов, зачитывающих сводки и призывающих граждан сохранять спокойствие и не покидать дома без крайней необходимости, кажутся мне насквозь лживыми. Как и заверения в том, что ситуация вот-вот будет взята под контроль, в карантинные зоны уже высланы военные подразделения для поддержания порядка. Перекрывая бормотание радио, истерично завывают сирены. Мы проезжаем мимо моста, соединяющего две части города. Он тоже забит машинами. По реке неспешно ползет небольшая лодчонка. Возможно, она сейчас как раз и есть самый удачный транспорт, чтобы без проблем покинуть Ричмонд.
На безлюдной набережной, по которой я раньше любила гулять, маячит одинокий силуэт. Человек стоит на коленях, низко опустив голову, точно молится. Заслышав шум мотора, он медленно выпрямляется и поворачивается в нашу сторону. Теперь я могу рассмотреть, над чем он там склонился: это буквально разорванное на куски мертвое тело. И эта тварь не молится — она его жадно жрет. В скрюченных пальцах зажаты какие-то внутренности. Белесые глаза, скользнув по машине, возвращаются к своей добыче. Во мне жгучей волной поднимается острое отвращение, смешанное с ужасом.
С одной стороны, хочется зажмуриться и заткнуть уши, отгородившись от этой новой реальности. Но теперь я испытываю и совершенно новое и незнакомое для себя желание: заставить Мэтта остановить машину и стрелять, стрелять в мерзкую мертвую тварь, пока не опустеет магазин. Заглушить звуки разрываемой плоти отрывистым рявканьем «ругера» и стереть с лица земли то, что ходить по ней не должно. Злость лучше страха, поэтому я сосредотачиваюсь на ней. Мы выживем, просто обязаны выжить. Не может вся история человечества завершиться вот так — под чавканье тупых, злобных гадин, которыми движет лишь желание сожрать все живое!
Женский силуэт выныривает перед капотом словно из ниоткуда. Мэтт бьет по тормозам, пытаясь избежать столкновения, машина замирает в считанных дюймах от девушки. Первое, что я непроизвольно отмечаю — огромные перепуганные серые глазищи на перепачканном, заплаканном лице. Не зомби… Живая.