kiss me (2/2)
— Переключайся, давай! — кричит Ким, когда Сонхва значительно разгоняется.
Немного растерявшись, Пак сбрасывает газ, зажимает сцепление и поддевает рычажок передачи снизу, переходя на вторую и снова поддавая газу. Кавасаки довольно рычит и послушно разгоняется, и Сонхва смотрит в зеркало — Хонджун победно прыгал уже достаточно далеко от него.
Сбавив скорость, Пак снова переключается на первую и осторожно разворачивается — лесная дорога достаточно широкая, — и после неспешно катится до Кима.
— Слушай, я даже готов полностью оплатить твою учёбу в мотошколе, если ты будешь катать меня. — довольно гудит Хонджун, как только Сонхва тормозит рядом.
— Я лучше сам всё оплачу. — Пак улыбается и снимает шлем, предварительно поставив подножку. — И когда-нибудь куплю такой же байк.
— Ясно, — он дует губы и скрещивает руки на груди. — не любишь ты меня.
Сонхва слегка подвисает, а после робко улыбается и оставляет шлем на руле, слезает с байка и подходит к надувшемуся Хонджуну вплотную, обвив его талию руками и прижав к себе. Ким на это никак не реагирует, лишь больше супит нос и отворачивает голову. Пак тихо усмехается и склоняется, дабы оставить эскимосский поцелуй, но тот активно уворачивается и в итоге Сонхва слабо кусает его за щеку, отчего Хонджун в миг взрывается смехом и наигранными недовольствами.
— Не любят! — вопит Ким, слабо отпихивая от себя Пака и стараясь как можно больше отклониться от него, насколько это вообще позволяют руки, крепко обнявшие его за талию. — Не уважают!
— Любят! — возражает Сонхва и со смехом наблюдает за Хонджуном, что явно переигрывает. Услышав паковы слова, тот стихает и с прищуром смотрит на него. — Очень любят и уважают.
На мгновение Хонджун мягко улыбается и просто любуется чужой улыбкой и звёздами в глазах, а после, вспомнив, что он, вообще-то, обиделся, вновь ворочается и легко отмахивается.
— Поехали давай ко мне. — переводит тему он. — Я уже проголодался… Но ведёшь ты!
— Плохая идея.
Но Сонхва не отпирается и проходит к байку, седлая его и надевая шлем. Хонджун с хитрющей улыбочкой садится на пассажирское.
Благо, домик Кима буквально самый последний на всей улочке района, а через десять метров от него — густой лес и фырчанье пробежавшей мимо лисы. Доехали они не быстро, ибо Пак побоялся разгоняться выше тридцати километров в час, но, впрочем, никто против и не был; есть своеобразная атмосфера, когда медленно катишься по лесной дороге.
Сонхва с восторгом провожает зверушку взглядом, а та, устремив на людей спокойный взгляд, лишь юрко убегает вглубь леса. Хонджун объясняет, что здесь полно живности, особенно зимой — отчаявшиеся хищники могут выбраться к людям в поисках еды.
— Однажды даже рысь выбежала. — пожимает плечами Ким. — Я отдал ей сырую куриную грудку, и на следующий день она снова выбежала и села у моих ворот. — И в его взгляде столько тепла и радости, словно он рассказывает о собственном питомце, которого очень любил.
— Здорово. Я никогда даже зайца не видел. — нет, он не жалуется, просто говорит. — Моя семья всегда старалась держаться вблизи центра города, а по разным зоопаркам ходить времени не было.
— Значит, завтра мы едем в зоопарк. — улыбается Ким. — И не отнекивайся. Можешь даже считать это свиданием.
Сонхва робко улыбается и оттягивает шарик на языке. Свидание? С Хонджуном? Он что, попал в сказку?
В домике оказывается уютно — никакой роскоши, и по ощущениям, словно они приехали в гости к бабушке. Но, стоит только утеплённым дверям закрыться, как небольшие ладони сразу пробираются под расстёгнутый тренч, забираются под тёплую кофту, холодят разгорячённую кожу. Сонхва немного теряется, но после охотно тянется навстречу и небрежно сбрасывает тренч на лестницу, ведущую на то ли чердак, то ли второй этаж. Секунда — лицо к лицу. Целоваться хочется до обречённого стона, но Пак держится и потому прижимается губами везде, где достаёт — лоб, красноватый нос, ранка на виске, почти заживший синяк на скуле.
— Ты такой ласковый, когда доверяешь. — Ким шепчет, а в голову отдаёт криком.
Сонхва на пару мгновений замирает, даже, кажется, дышать перестаёт. И правда ведь — доверяет. Но доверяет ли ему Хонджун?
Конечно доверяет — успокаивает сам себя Пак. Хонджун ему буквально душу открыл, пусть и не полностью, но и не закрывает её, словно приглашение «проходи, не стесняйся, я тебе всё расскажу, если захочешь». А Сонхва хочет.
«You don't know me».
Сонхва робко улыбается и обнимает его, прикрыв глаза. Хочется просто вот так стоять и обниматься, ощущать размеренное сердцебиение в чужой груди, чувствовать себя нужным. Словно сигареты друг для друга — такие же необходимые.
Позже Хонджун выбегает на участок и возвращается с листьями мелиссы, с довольной улыбкой заваривая им ароматного чая, после — топит печку, рассказывает, как раньше жил здесь совсем один, и лишь один Минги знал, как его старшему тяжело. Сонхва приказали сидеть на диванчике и не соваться на кухонку, объединённую с гостиницей, и Пак послушно взобрался на диван с ногами, обняв колени и слушая звонкий голос, иногда добавляя чего-то или посмеиваясь.
И сейчас не было того… Холодного Хонджуна. Сейчас здесь не тот байкер, который любит прогуливать и постоянно отмалчивается, если дело касается его чувств, не тот популярный парень, от которого в восторге все девушки. И Сонхва так тепло на душе становится, что лишь перед ним одним Ким позволяет отпустить себя и быть таким, какой он есть, без притворств и лжи.
Но это ведь не всегда так будет.
Хонджун включает какую-то глупую передачу с айдолами на стареньком телевизоре и усаживается рядом с Паком, предварительно подав на стол заварной лапши и извинившись — он как-то не подумал, что они остануться здесь на ночь и даже не прикупил нормальной еды. Сонхва лишь фыркает и с удовольствием принимается уплетать рамен.
На улицу постепенно опускаются сумерки, тихо поют цикады. Пустые чашки и тарелки так и остаются на столе — слишком лениво вставать.
— Ну и что с тобой такое? — тихо-тихо тянет Ким.
Сонхва непонимающе вскидывает брови и отрывает взгляд от телевизора, переведя его на Хонджуна. А тот смотрит на него изучающе, словно пытается прочесть, как книгу. Пак слегка пугается такого взгляда, но и не прячет глаз, смотрит в ответ, пока молчание затягивается, утопая в размеренном галдеже телевизора.
— Ты сам не свой. — продолжает Хонджун и, не думая, удобно умещается на крепких бёдрах. Слабо нахмурившись, он тыкает пальцем между паковых бровей и разглядывает тучевой узор в его глазах, в котором бликами играет небольшой экран. — О чём думаешь?
— Ни о чём важном.
— А если серьёзно?
Сонхва тихо вздыхает и прикрывает глаза, откинув голову на спинку.
— Крошка… — небольшие ладони ложатся на его щеки, приятно греют. — Ну я же вижу, что что-то не так.
— Всё в порядке. — Пак слабо улыбается, уместив ладони на кимовых боках и переведя на него взгляд. — Просто… Не знаю. Просто думаю, что рано или поздно всё равно останусь один. Санха и Джин не смогут приехать в этот раз, а ты… Ты тоже наверняка скоро и думать забудешь обо мне.
Первые секунды было слышно лишь тихое пение цикад, треск дров в печке и гул телевизора. Сонхва поджимает губы, замечая, как Хонджун хмурится; небольшие ладони медленно соскальзывают с лица, ложась на плечи.
— Не смотри на меня так. — Пак отводит взгляд в сторону. — Ты ведь всё равно когда-то потеряешь ко мне интерес. Это сейчас мы всё вместе, но ведь позже ты всё равно найдёшь-
Он не успевает договорить; по комнате разносится секундный звук хлёсткого удара кожи о кожу.
— Не смей так говорить и даже думать. — Хонджун едва ли не шипит. — Плевать, что будет с нами после, но сейчас нам обоим хорошо вместе, разве не это главное? Откуда вообще такие мысли?
Сонхва закусывает шарик на языке и пальцами касается наверняка покрасневшей щеки, на которую пришлась пощёчина. Он не спешит отвечать, рвано выдохнув и стыдясь посмотреть на Хонджуна. Ему самому больно от подобных мыслей, так какого же тогда Киму слышать такое из уст того, кто ему далеко не безразличен?
Грёбанный эгоист — ругается сам на себя Сонхва, едва сдерживая всхлип, когда кимовы ладони вновь ложатся на его щёки.
— Хва. Посмотри на меня.
Но Сонхва страшно поднимать взгляд, и он лишь сжимает чужие бока, поджав губы.
— Пак Сонхва. — Хонджун склоняется, повернув его голову на себя и бегая от одного ночного-карего к другому. — Я ни за что не брошу тебя, понял?
— Реальность намного суровей, чем ты-
Договорить вновь не дают. Хонджун слишком резко сократил расстояние меж их лицами и прижался губами к чужим. Сонхва распахивает глаза, оторопев и забыв, как дышать. А Ким явно не собирается отступать — льнёт к нему так отчаянно, отрывается от его губ с тихим чмоком лишь на секунду, дабы слегка склонить голову и поцеловать вновь.
И Сонхва кроет.
Он крепко окольцовывает талию Хонджуна, вмиг забыв обо всех липких мыслях; важнее Кима — ничего и никого. Несмело поддавшись губами навстречу, Пак сдавленно выдыхает через нос и из-под полуприкрытых век замечает, как слабо дрожат кимовы ресницы и что тот вовсе задержал дыхание.
Обречённо промычав, Сонхва отстраняется и мягко гладит по щеке, целует под глазом, в кончик носа, в лоб. Хонджун рвано выдохнул и часто задышал, поджав губы и смотря на Пака со звёздами в глазах, постепенно успокаиваясь.
— Ты не должен был, Джун…
— Но я хотел. — и его едва слышно. Опустив голову, он ребром ладони стирает хлынувшие слёзы. — Прости.
— Сам же и испугался ведь. — ласково растрепав короткий блонд, Сонхва мягко улыбается и оставляет поцелуй на его макушке. — Всё в порядке, кроха.
— Кроха? — сквозь слёзы смеётся Ким.
— Самая крохотная кроха. — он шепчет, окольцевав чужую талию и мягко поцеловав его в висок. — Прости, я не хотел тебя расстраивать.
— На дураков не обижаются. — шмыгает, усмехнувшись. — Но в следующий раз ударю кулаком.
— Договорились.
Хонджун растирает хрусталики слёз и возвращает ладони на паковы плечи. Склоняется, дарит эскимосский поцелуй, прижимается губами к наверняка покрасневшей щеке, хоть во мраке и не видно — догадывается. Ладонями ведёт по телу, шепчет «прости» на ухо, хотя и знает, что на него и не думали обижаться; губами — к виску, лбу, переносице. Извиняется, а сам и не знает, за что. Но Сонхва прощает, прижимает к себе ближе, наслаждается ласковыми касаниями и оттягивает шарик на языке, сдерживаясь. Хочется вновь ощутить мягкость кимовых губ своими, хочется ощутить их теплоту и каждую ранку на них, оставленную зубами от нервности.
Чуть позже, более не разговаривая, они ложатся — Сонхва на спину, а Хонджун на него, удобно уместившись головой на груди, обняв руками и ногами, и доверчиво засопел, разморённый теплом. А Пак обнимает его, разглядывая мелькающий картинками телевизор, и понимает — он тоже хочет тату, на правую ключицу:
«I don't know you».