Часть 5 (1/2)

Он ехал по весеннему лесу, наслаждаясь первыми более-менее теплыми деньками. Лес перекликался тысячами птичьих голосов. По деревьям прыгали, посвистывая, белки. Где-то вдалеке журчал весенний ручеек, наигрывая свою незатейливую музыку. Влажный лесной полог заглушал следы, но он хорошо слышал, как вдалеке почти бесшумно протрусила лисица, идя по следу пробежавшей ранее мыши. К ручью подошел олень и теперь пил студеную талую воду.

Герман ухмыльнулся, останавливая жеребца. Мечтательно прикрыл глаза, втягивая носом воздух. Жаль, что нельзя было сейчас поохотиться на этого сильного и гордого зверя. Поэтому лесник усилием воли заставил кровь не кипеть в венах, подстегнул коня и поехал прочь, чтоб не искушать, и не травить душу.

Стало жарковато, он стянул с себя бушлат, спрятав его в рюкзак, сам остался в темном гольфе. Выехал на залитую солнцем поляну и спешился. Как же редко выдавались подобные приятные деньки. Хотелось хотя бы на несколько минут абстрагироваться от всех невзгод. Уйти в себя. Просто расслабиться.

Он сел в траве, достал из рюкзака пару бутербродов, фляжку с остывшим чаем и принялся неспешно перекусывать, при этом не забывал зорко вглядываться в окрестности. Если он и расслаблялся, то это не значило, что лесник когда-то терял бдительность.

И тут до уха донесся странный и опасный звук. Влажно и глухо хрупнула веточка под чьей-то тяжелой, но осторожной поступью. Герман замер, проглотив недожеванный кусок/ Прислушался, подозрительный звук, как родился, так и умер, а нового не было. И все же птицы в одной из частей леса с опаской примолкли.

Лесник потянул носом воздух, но весенний лес пах слишком сильно, чтоб почувствовать что-то иное.

Конь, до этого с упоением жевавший свежую весеннюю зелень, внезапно поднял голову и навострил уши и гулко начал втягивать большими, будто у араба ноздрями воздух. Медленно пятиться в сторону хозяина. Герман встал, спрятал недоеденный полдник обратно в рюкзак и закинул тот на плечи. Подошел к коню и погладил по его широкой, лоснящейся шее. Жеребец был напряжен так, что пот выступил из-под его густой еще зимней шерсти.

Он на мгновение присмотрелся к лесу и, казалось, что чаща посмотрела на него в ответ. Черными, туманными глазами, скаля огромную пасть, полную острых хищных клыков. Между деревьями зарокотало, и на солнечный свет вырвался бурый, тощий после зимней спячки и очень голодный медведь.

Герману понадобилось меньше секунды, чтоб взлететь в седло уже бегущего коня и острые медвежьи когти полоснули только воздух, в том месте, где только что стоял жеребец.

— Валим, Ренегат, валим! — рявкнул мужчина, подгоняя животное хлесткими ударами повода по плечам.

Они летели вперед, улепетывая от преследующей по пятам смерти, петляя между деревьями. Медведь пер напролом, причем развил достаточно приличную скорость для своих габаритов, в то время, как коню с всадником было достаточно тяжело уходить от него по влажному лесному пологу, на котором длинные ноги животного скользили или утопали. Поэтому расстояние не менялось. И только показавшаяся впереди промоина с текущим с горы ручьем, обнадежила мужчину, заставив подстегнуть взмыленного жеребца для последнего рывка.

Конь подлетел к самому краю, в мгновенье подобрался и выпрямился, словно пружина. Промоина была широкой, но он легко преодолел это расстояние, а вот медведь, заметив препятствие, попытался затормозить, но по инерции проскочил еще несколько метров, и плюхнулся вниз, прямо в холодную реку.

Герман, услышав недовольный, удаляющийся рев, ухмыльнулся и позволил жеребцу сбавить ход. Сначала перешли на рысь, потом на шаг.

— Молодец, Ренегат, отлично поработал, мальчик! — похлопал он животное по взмыленной шее, когда отъехали далеко от опасного места.

Нужно было возвращаться домой, чтоб сообщить в лесничество о медведе, который пришел достаточно близко к окраинам леса. Хотя, десять километров вглубь, не такое уж и близкое расстояние, но все же.

Трель смартфона заставил что всадника, что коня вздрогнуть и остановиться.

— Твою мать, да что такое?! — мужчина покружил среди деревьев, выуживая гаджет из кармана брюк. Экран высветил, что слышать его страстно желает отец. — Час от часу не легче!

Вздохнул, поправил волосы, чтоб не лезли в уши и снял трубку.

— Алло!

— Hei, sønn, hvordan har du det? (Привет, сынок, как дела? — норв.)

— Начинается, то есть так пообщаться нельзя?

— Nei, det er for viktig. (Нет, дело слишком важное. — норв.)

— Hva skjedde? (Что случилось? — норв.)

— En veldig innflytelsesrik person klaget over din vilkårlighet på arbeidsplassen. (Один очень влиятельный человек жалуется на твой произвол на рабочем месте. — норв.)

— Etternavnet til en person er ikke Wagner for en time? (Фамилия влиятельного человека часом не Вагнер? — норв.)

— La oss si. (Допустим. — норв.)

— Так вот, — голос Германа приобрел слегка стальные нотки, — возможно я и не могу доказать, то, что сын твоего влиятельного друга беспределит, но, просто передай ему, что в следующий раз я приду не только с неопровержимыми доказательствами, но и с прокуратурой! И тогда выкручиваться придется очень долго, что на его репутации скажется не самым лучшим образом. А еще, я найду девочку, которую насиловал его выродок!

В трубке послышалось шуршание, стук двери, после до лесника дошел тихий вздох старшего мужчины:

— Все настолько серьезно?