Глава 12 (2/2)

Борзова случайно стала маминой жилеткой. А потом такая приходит к их третьему и

говорит, мол, Васька, делайте что-нибудь, хоть втроём любитесь, но чтобы

аттестат Воробьёва не загубила. Ну, они восприняли этот совет буквально, —

Полина нервно засмеялась.

— Кто бы мог подумать, что наша Борзова такая мировая тётка!

— с восхищением в голосе выдохнула Яра.

— Мировая, мировая, — подтвердила Диана. — Если бы не она,

не факт, что вас запихнули бы в один класс.

— А вот это что-то новенькое. Расскажешь, Ди?

— Ну, когда вас в садике по разным группам определили, у вас

же трагедия была…

— И не говори, — хихикнула Ярослава, вспомнив, как

возмущённо называла маленькую Лужину козой, за то что Полина, попавшая с Ритой

в одну группу, начала с ней дружить.

— Ну да, ну да. И Аня была дурой, и Рита — козой. В общем,

мы подумали, что второго такого потрясения вы не переживёте да и незачем. И тут

Анфиса говорит, у меня, мол, в школе районной, куда дети наши приписаны, связи

старые, всё устроим. Мы скооперировались и пошли. Приходим к вашему суровому

завучу. Борзова как заправский Терминатор выдаёт: «Чего тебе, Воробьёва?» А

Фиса начинает строить глазки и ныть, что, мол, Людмила Фёдоровна, миленькая, не

за себя прошу, за детей!

Все трое громко расхохотались.

— Я и не знала, что мама так может.

— Я тоже не знала, что Анфиса так может, — Диана собрала

кружки и снова наполнила их чаем. — А вот Людмила Фёдоровна ваша, по-моему,

знала, потому что рявкнула: «Воробьёва, прекращай ныть! Говори по существу,

чего тебе надобно!» Ну Фиса и говорит, глазки в пол опустивши: «А нельзя ли

детушек наших…» «Общих?» — деловито уточняет Борзова. «Ну, почти… В один класс

определить?» «Фамилии!». Слушайте, ваша Борзова на флоте не служила? — уточнила

Диана, делая глоток. — Потому что я её тогда впервые увидела и перепугалась

жутко. А я вообще мало чё боюсь.

— Ну, ты побаивалась бабушку, — хихикнула Яра.

— Твоя бабушка была моей хтонической фигурой. Ничё не знаю,

— отмахнулась Князева-старшая.

— И мою побаивалась, — добавила Полина.

— А это вторая хтоническая фигура, поэтому тоже не в счёт —

как-никак, строгий преподаватель. Ты вообще представляешь, насколько твоя

бабушка сурова, когда входит в лекторий?

— Не, она белая и пушистая.

— И не дай Бог тебе узнать! — Диана передёрнула плечами.

— Бли-и-ин, Марина же моя родная бабушка, — взгляд Зеленовой

на секунду остекленел.

— Поль, всё нормально? — напряглась Яра.

— Не обращай внимания. Позднее зажигание сработало. Вот мы

столько раз слышали, что у неё сын есть, а не видели никогда…

— Где она, с кем она, что с ней, об этом

узнать не пытайся. Это была просьба, и ваших родителей, и самого Васи. Я

его, если что, видела только мельком, — пояснила Диана.

— Да, мне ещё долго переваривать эту историю… — нахмурилась

Полина.

— Думаю, это нормально, — Ярослава сжала ладонь подруги.

— Ты ещё стойко держишься. А могла и истерика случиться, —

улыбнулась Диана.

— Ди, ты же знаешь, я не по этим делам.

— Ну да. Хотя это и не очень хорошо.

— Почему? Какой толк бить посуду и орать?

— С точки зрения решения проблем — никакого. А вот с точки

зрения организма, которому ты позволяешь выплеснуть напряжение, очень даже

большой. Ну, знаешь, чисто с медицинской стороны.

— А-а-а. Ну, я не умею.

— Ни ты, ни Фиса, ни ёжик, — тяжело вздохнула старшая

Князева.

— Лучше было бы, если бы мы все, как бабушка Мила и Денис,

делали «Фыр-р-р»?

— Опять же, с позиции эмоциональной разгрузки — да. В том и

дело, Полинка, что у вас в семье две крайности — либо берсеркствуют, либо…

Вымораживаются. В теории должна быть золотая серединка, но у вас никто не

умеет.

— Чего нет, того нет, — пожала плечами Полина, признавая

правоту Дианы. — Так что там с Борзовой? — вернулась к теме девушка.

— Ну, мы такие: «Зеленовы, Лужина, Князева и Прокопьева».

— А она не уточнила, сколько Зеленовых?

— Нет.

— А то мама могла бы сказать: «У меня мальчик и… М-маль…

Девочка».

— Нет, такого повода Борзова Фисе не дала. Хотя, возможно,

потому и не дала, что хорошо знает твою маму.

— Слушай, Ди, — Ярослава с интересом посмотрела на мать.

— Ум-м?

— Вот мы с Полей и Денисом друг друга знаем с пелёнок.

Сколько себя помним, мы семьями дружили. А как так получилось?

— О, это ещё одна прекрасная история. Мы с родителями,

значит, переехали сюда буквально перед моими родами. Я родила, выписалась из

роддома, ну и как где-то даже порядочная мать, с тобой регулярно гуляла.

Детство Васи и Анфисы прошло в нашем доме. Собственно, съехала Анфиса, только

после того как за Серёжу вышла. Но как-то так получилось, что с ней до родов я

не пересекалась — выходила очень мало, а потом она и переехала. Васю, как уже

сказала, замечала издали — видный парень. Короче, однажды, когда родились уже

вы с Денисом, — Диана посмотрела на Полину, — я гуляла с Ясей и ко мне

прицепилась тётя Света, а тётя Света, вы знаете, это умеет.

— Она суперчеловеколюбива, — фыркнула Яра.

— Не то слово. Она, значит, меня увидела и давай костерить:

«Вертихвостка малолетняя! Чему дитё научишь? Сама недавно из пелёнок вылезла!»

А я пузырь из жвачки выдуваю и выдаю: «Как чему научу? Пить, курить,

материться, бить татуировки на ж-жопе», — последнее слово женщина произнесла

особенно выразительно.

— А вот татуировки на жопе у меня ещё нет. Не порядок, Ди, —

деланно возмутилась Яра.

— Ну, к чести меня сказать, материться и курить я тебя тоже

не учила — ты с этим сама справилась.

— Что есть, то есть.

— В общем, тёть-Света так офигела, что даже на какое-то

время замолчала. И вот я только заканчиваю свою отповедь, наслаждаюсь триумфом,

так сказать, и выруливает из-за угла Фиса с двойной коляской — к Марине

Витальевне пришла. И просто сходу, вместо «здрасте»: «Тёть-Свет, как так можно?

Не успела я съехать — вы уже себе другую вертихвостку нашли?» Поворачивается ко

мне и выдаёт: «Нефиг присваивать мои лавры!»

Девушки снова рассмеялись.

— Чё ты шаришься по моему району? — пробасила Яра,

передразнивая образцовых гопников.

— Ну, примерно так и было, чуть, конечно, поинтеллигентнее,

потому что Фиса — девочка-девочка, но суть такова. Пока мы выясняли, чей

всё-таки район…

— Вы ссорились? — удивилась Полина.

— Да нет, конечно, разговорились о колясках, кому сколько

лет и месяцев, кто под пелёнками… А надо сказать, что и ты, Яська, до этого

хныкала, и Поля возмущалась. Денис как золотой ребёнок спал.

— Ничё не знаю, мы были идеальными детями, — безапелляционно

заявила Полина.

— Самыми лучшими, — Диана с нежностью посмотрела на девочек.

— Были и остаётесь. Ну так вот, пока мы болтали, вы лежали, друг другу агукали

и успокоились совершенно. Плюс две Яськины погремушки перекочевали к тебе в

коляску.

— Я уже в… Сколько мне было? — Князева младшая вопросительно

посмотрела на мать.

— Одиннадцать месяцев.

— Я уже тогда знала, как подкатывать к девушкам.

— Кобель, — фыркнула Полина.

— Не кобель, между прочим, а щедрый галантный кавалер, — Яра

взлохматила волосы подруги.

— Яська, я потом это не расчешу!

— Я тебя расчешу, если сама не справишься. Так что там было,

Ди? Прости, я тебя перебила.

— Ну вот, вы, значит, наладили свою коммуникас-сыю, как

говорит Кирилл, и тут выходит Марина Витальевна. А я тогда уже училась на

первом курсе и Золотову боялась как огня. У нас все её боялись — что-то на

уровне академического инстинкта. Направляется к Анфисе, а я пытаюсь

мимикрировать под обстановку и по-тихому свалить. Я, пискнув: «Здрасте, Марина

Витальевна», отхожу на десяток метров, и тут вы начинаете реветь дуэтом. Кристина

и призрак, ёпта! Денис просыпается и, естественно, подключается. Фиса с

коляской подъезжает к нам. Вы прекращаете, успокаиваем на три голоса Дениса.

Снова расходимся. Дуэт плакальщиц исполняет свою арию на бис. На этот раз

возвращаюсь я, снова успокаиваем Дениса, потому что вы замолкаете сами. Пробуем

разойтись в третий раз, история повторяется. Тут уже Марина Витальевна выдаёт:

«Князева, а вы погулять-то успели?» «Нет», — честно говорю я. «Ну пойдёмте

вместе», — безапелляционно заявляет Золотова.

— Охренеть, — удивлённо произнесла Яра.

— «Охренеть» было, когда нам пришло время всё-таки

расходиться по домам, потому что вы расставаться никак не желали. Пришлось вас

укачивать и разлучать спящими. Через пару дней мы встретились в парке, и наша

песня хороша. В итоге договорились гулять вместе. Так всё и началось. Потом я

познакомилась с Серёжей, с его родителями, я их познакомила со своими. Так

как-то и спаялись. Но у вас, девчонки, это была любовь с первого взгляда.

Ярослава приложила все усилия, чтобы, услышав последние

слова, удержать лицо, а потому не заметила, как порозовели щёки Полины.

— Вечер о-о-охуительных историй, — справившись с собой,

подытожила Яра. — Фиса — Незабудка, у неё нет зависимости, а Эмилию вы

подозреваете в… А в чём, собственно?

— На самом деле, вариантов несколько. Сложно сказать без

консультации психиатра, — Диана нахмурилась. — У неё может быть биполярка,

какое-нибудь шизоидное расстройство — их на самом деле дофига… Блин, хрен её

знает. Так или иначе, она может быть опасна и ей определённо нужна помощь.

— Ди, пиздец по части менталок необратим, да? — в глазах

Полины плескалась боль.

Да, Эмилия лишила их с Денисом матери на долгие четыре года,

но, если её действия — результат помешательства, она всё ещё останется любимой

бабушкой.

— Ну почему необратим, Полинка? Во-первых, стоит исходить из

диагноза. Во-вторых, даже если всё очень серьёзно, возможна ремиссия. Скорее

всего, ей придётся принимать какие-то поддерживающие препараты, но она вполне

может выйти на ремиссию, — женщина успокаивающе сжала руку Зеленовой.

— Думаешь?

— Ну, скорее всего. Большую-то часть времени она адекватна?

— Ну да, — кивнула Полина.

Яра чудовищным усилием подавила зевок.

— О-о-о, кому-то, кажется, пора баиньки, — прокомментировала

Диана.

— Я домой, — Полина встала со своего места.

— Куда? Поль, ну что за фигня? — Диана положила руку девушке

на плечо. — Во-первых, начало двенадцатого. А во-вторых, кто-то, кажется, хотел

завтракать наполеоном? Оставайся. Я вам даже утром какао сварю. Хотите?

— Хотим, — с одинаковым энтузиазмом отозвались дети.

— Ну вот и нефиг нафиг.

Полина рассмеялась и хотела, было, обнять Диану, но

подумала, что это поставит Ясю в неловкое положение.

— Кто первый в ванную? — уточнила женщина.

— Пускай, наверное, Яська — она всё-таки с работы. А я чашки

помою, — Полина пошла к раковине.

— Это пожалуйста, а то я чёт заебалась, — Диана широко

зевнула. — Пойду, загляну к Кирюхе и тоже на боковую.

— Чёрт, я забыла прочитать ему сказку! — всплеснула руками

Ярослава.

— Он компенсировал мультиками, — улыбнулась Диана. — И так

намотался, что быстро вырубился. Я, когда лужи убрала, заглянула к нему, телек

работает, Кирюха спит. Поэтому не переживай, о мытарствах Урфина Джюса он

сможет узнать и завтра.

— Пойду, маме позвоню, предупрежу, что у вас останусь, — с

этими словами Полина, справившаяся с посудой, взяла со стола мобильник и вышла

из кухни.

Яра, пожелав Диане доброй ночи, отправилась в ванную.

***

— Как ты, Поль?

Девушки лежали в обнимку на большом диване Ярославы.

— Как я… Знаешь, когда вот охуел, а выхуеть обратно не

можешь, — Полина рассеянно запустила пальцы в волосы подруги. — То есть вроде

бы мне и радоваться надо, ну, что мама не наркоманка и, как Денис говорит, всё

обратимо, но… Ахуй мой, кажется, только растёт. А теперь ещё знаешь, что думаю?

— Что?

— Что из-за меня Денис остался без отца. Ну, Сергей, видимо,

устал воспитывать не своё и уехал, оставив даже родного.

— Что? Поль, к бесоёбствам Сергея ты вообще никакого отношения

не имеешь! — в голосе Яры удивительно смешались убеждённость, боль и

возмущение. — Он сам выбрал свалить.

— Я и говорю, заебался.

— Как бы то ни было, твоей вины в этом нет. Сергей —

взрослый человек, и это только его решение. И ты же слышала, Диана говорит, что

все знали, что ты не Серёжина, и он тоже знал. Ты же помнишь, он всегда был

мечтой, а не отцом. Значит, нигде его не дёргало, что ты фактически Васильевна,

— Князева хихикнула. — Полина Васильевна. А что, звучит. Думаю, там в другом

причина.

— И в чём же?

— Не знаю, солнышко. Возможно, он не мог видеть Анфису

наркоманкой.

— Он сваливать стал раньше, ещё до её отравления.

— В любом случае, Полинка, что бы в нём ни болело, вы с

Денисом тут ни при чём, — Яра поцеловала подругу в нос.

— Предатель, — зло выплюнула Полина. — Никогда его не прощу.

— Я тебя понимаю. Я тоже Смирнова не прощу.

Девушки какое-то время помолчали.

— А с мамой что будешь делать? — тихо спросила Яра.

— Ох, я… Набесоёбила, ну, резкостей ей наговорила, сказала,

что простить не смогу.

— А не сможешь?

— Яська, мне больно, четыре года было больно, ты лучше всех

об этом знаешь. Но она мама, и я её люблю. Конечно, «она мама» — это далеко не

всегда аргумент, чтобы простить — мы об этом с мамой Ирой говорили сегодня. Но в

случае Анфисы… Блин, вот что я ей? Она четыре года провела в вакууме, при этом

видела нас с Денисом каждый день, но не могла даже обнять. Но как могла

участвовала в нашей жизни. Помнишь, как она мне почки выбила?

Девушки рассмеялись, вспомнив эту Полинину формулировку и

предшествующую ей ситуацию. Тогда Эмилия подписала за Полину годичный контракт

с брендом подростковой одежды. Одной из вещей, которые Зеленова должна была

рекламировать, оказалась крайне неудачная зимняя куртка, едва прикрывающая

почки. Увидев Полину в этом шедевре дизайнерской мысли, Анфиса села на коня и

заставила дочь переодеться. Полина не знала, что мать сказала Эмилии, но уже на

следующий день бабушка сообщила ей об отмене сделки. А тем же вечером Полина

подошла к Анфисе с сакраментальным вопросом:

— Это ты мне почки выбила?

Женщина поперхнулась водой, которую пила.

— Ч-что, прости?

— Ну, почки. Бабушка разорвала контракт. Я теперь смогу

носить нормальную куртку.

На это Анфиса облегчённо выдохнула и улыбнулась.

— Да, твои почки — это, конечно, и смешно, и грустно, —

кивнула Яра.

— Ну, если бы мама не рявкнула, было бы только грустно.

Послушай, можно долго рассуждать на тему, что она могла сделать, чего не могла…

Но… Блин, четыре года страха и одиночества. Я вообще не понимаю, как она

взаправду на какую-нибудь дрянь не подсела.

— К счастью, у неё был Фикбук, потом появились Хвост и Боец.

Была работа. Помнишь, это Незабудкино постоянное «Перевод горит»?

— Сегодня он тоже горел, — флегматично подтвердила Полина. —

Помнишь, как у Фрая — «Горящие переводы сами собой формируются из инфомусора в

моей голове»? Вот, кажется, у мамы так и происходит.

— Ну, если судить по Фисиной художке, в генерации перевода

участвует явно не инфомусор, — прыснула Князева.

— Как говорит мама, кофеин и никотин.

— Постоянные сопереводчики?

— Подозреваю, что да, — нахмурилась Полина. — Чёрт, Яська, я

уже очень давно не видела, чтобы она дома ела что-то, — девушка схватилась за

мобильник.

— Поль, да ты что? Начало первого! Они с Денькой спят, наверное,

давно.

— Когда я звонила предупредить, что остаюсь, мама сказала,

что этой ночью ей не до сна. Опять, блять. У неё как-то дохера часто свет после

полуночи из-под двери пробивается. Надо Дениса сагитировать и пилить её

налаживать режим питания и сна.

— Ну, или, хрен с ним, хотя бы сна. Потому что если спать

нормально начнёт, то и жрать — тоже. Если что, я в деле.

— Спасибо, Ясенька, — Полина приложила трубку к уху.

— Да, солнышко, — раздался на том конце провода истерично

бодрый голос.

— Скажи, пожалуйста, что ты сегодня ела?

— Э-э-э?

— Содержательно, мам. Хорошо, поставим вопрос по-другому: ты

сегодня ела?

— Полинка, ты чего не спишь? Завтра в школу, — попыталась

перевести тему Анфиса.

— Не-не-не-не-не, ты стрелки-то не переводи! Спать мы непременно

ляжем! Так всё-таки, ты сегодня ела?

— В кофе, который я пью, есть сахар.

— Меня этот ответ не устраивает, — категорично отрезала

Полина. — Если что, Яся укоризненно поджимает губы.

— Лосёночек, ну что ты начинаешь?

— Начинаю. И продолжу. В общем, так, в холодильнике суп с

курицей и гречка с мясом. Иди пожри по-человечески!

— Хорошо-хорошо, дочь, — слишком быстро отозвалась Анфиса.

— Не «хорошо-хорошо», а отрывайся от монитора и двигай на

кухню.

— Ну, страничку добью и пойду.

— Не прокатит. Вставай прямо сейчас. А то нам с Яськой

придётся одеваться, тёмной ночью идти домой, контролировать тебя. В итоге мы

поздно ляжем спать, проспим первый урок, Борзова рассвирепеет. Ко второму мы,

конечно, придём, но будем варёные, понахватаем двоек. Мам, тебе оно надо? А всё

из-за того, что в кузнице не было гвоздя, то бишь кто-то не поел.

— Маленькая шантажистка, — рассмеялась Воробьёва.

— Не шантажистка вовсе. Я просто обрисовываю тебе

перспективы.

— Понимаешь, Поль, если я сейчас поем, меня сморит и

доперевести за ночь не успею.

— Когда тебе сдавать?

— Послезавтра.

— О Господи, твой переводческий перфекционизм доведёт тебя

до истощения! Потому что ты же хочешь за ночь перевести, потом два часа поспать

и по тридцатому разу редактировать текст, так?

Анфиса покаянно вздохнула.

— Ма-а-ам, я с тебя не слезу.

— И я, — буркнула Яра.

— Ладно-ладно, уже встала. Но, лосята, это нечестно.

— Вполне себе честно, — не смутилась Полина. — Спасибо, мам.

— За что?

— За то что всё-таки пойдёшь и поешь. Денис спит?

— Вырубился.

— Надеюсь, ты последуешь его примеру.

— А знаешь, да. Потому что слова в буковки уже не

складываются, но сначала и правда поем.

— Тогда приятного аппетита и доброй ночи.

— Вы тоже не болтайте до утра. Вы ещё растущие организмы и

вам надо спать. Спокойной ночи, лосята.

Полина отсоединилась, отложила телефон и удобно устроилась

на руке Яры.

— Сама ты как, Яська?

— Всё ещё хуею с истории, которую ты рассказала. А ещё очень

устала. Зато знаешь, тётка, которую я сегодня отбила… У неё та-а-акой голос. А

внешность… В общем, будь я постарше, попыталась бы взять телефончик.

Краси-и-ивая, — протянула Князева.

— Яська, ты кобель кобелём, — беззлобно фыркнула Полина.

— Если б, Полинка, ты её увидела, меня бы поняла.

— Может, и поняла бы, но разве что с эстетической точки

зрения. Хотя, по-моему, тебе просто нравится волочиться за девушками.

— Нравится. Я никогда этого не отрицала. Попробуй, может, ты

тоже найдёшь в этом что-то.

— Не-а, ты же знаешь, я, как ты говоришь, прискорбно

гетеросексуальна.

Яра уже научилась не слишком остро реагировать на подобные

реплики. Ну да, Полина гетеросексуальна. А Князева, к своему несчастью,

нарушила первую заповедь лесбиянки — никогда не влюбляться в натуралок.

— Вообще, я тебя не о посторонних женщинах спрашивала, — вернулась

к изначальной теме Зеленова. — Как ты себя чувствуешь по поводу того, что Ди

пытается в ремиссию, и вот этого вот всего?

— Боюсь надеяться, Поль. Ни обид, ни мыслей о прощении у

меня нет. Я просто боюсь надеяться. Домой с СТО-шки шла медленно-медленно. Не

хотелось прийти и увидеть, что… Она сорвалась. Ну, то есть я буду её

поддерживать, конечно… Но чувствую себя, знаешь, как будто подо мной бомба, а я

на ней сижу и не представляю, сколько ещё на таймере осталось.

Тяжело вздохнув, Полина обняла подругу.

— Ну, пока мы с ней сидели, она не подавала никаких

признаков тремора или желания выпить — ничего такого. Может, Ди и выскребется,

— ободряюще улыбнулась Зеленова.

— Вот я и говорю, боюсь надеяться. А насчёт обиды… Ты же

помнишь, что я маме говорила — для меня Ди как бы двоится. Трезвая Диана —

мама, которую я не прекращала любить. Пьяное тело — это просто пьяное тело, к

моей матери не имеющее никакого отношения. Ничего не изменилось. Возможно, было

бы дилеммистее, если бы в пьяном состоянии она делала какие-то жуткие вещи… Ну,

знаешь, как все представляют алкоголиков: буянят там, дерутся, обвиняют в своих

бедах всех вокруг, стёкла бьют, газ открытым забывают или под себя ссутся…

Ничего ведь такого не было, нам с Кирюхой повезло, ну, если можно так

выразиться. Она даже никогда меня из-за ситуации со Смирновым не упрекала.

Только, знаешь, наблюдать её пьяной изо дня в день всё равно было дохуя тяжело.

Это болит. Но если это исчезнет… Поль, я просто хочу, чтобы мама вернулась.

— Мы все хотим, Ясенька, — Полина поцеловала подругу в

волосы.

Так они и уснули, в объятьях друг друга и с надеждой на

лучшее завтра.