Глава 1 (2/2)

Гарри все же пошел на занятия и из-за своей задумчивости после уроков нарвался на футбольную команду школы, капитан которой не упустил возможности ударить его кулаком в живот и кинуть его вместе с рюкзаком в лужу.

На самом деле, Гарри не был лузером в школе, он был обычным учеником — общительным, дружелюбным и активным. Но иногда случалось, что крутые парни из футбольной команды тренировали кулаки на ком-то, когда заставали врасплох одиноко шагающего ученика по улице домой. Им всегда было все равно, на ком после проигрыша матча они отыграются.

Гарри весь день думал о том, что было бы неплохо сейчас оказаться в теплых руках своего соулмейта, принять утешительные слова и забыть обо все плохом, мечтал быть любимым. Но сегодня его соулмейт был особенно жесток, с самого утра вонзая еще один нож Гарри в сердце. Одно больное слово сменялось другим, и Гарри больше ничего не хотелось, кроме как оказаться в своей комнате под одеялом, спящим и забывшим обо всем этом.

Гарри шел по улице под дождем, усилившимся настолько, что он даже не мог видеть ничего впереди дальше метра. Боли от потери друга и покалывающие ощущения на запястье от резкого слова словно ломали что-то в груди. Гарри даже не знал, откуда у его соулмейта такая ненависть к нему. Может, это кто-то из школы, кто его знает? Но Гарри никогда особо не выделялся, был обычным школьником со своими друзьями, поэтому он не мог понять, почему и чем так отталкивает свою родственную душу.

Ведь буквально несколько лет назад он наслаждался милыми словами, засыпал с улыбкой на лице, зная, что он желанный и его ищут. Гарри помнил, как искал в ответ — вдохновленный и окрыленный своей романтичностью и словами на запястье он посещал парки, кафе и кинотеатры, заводил много знакомств, чтобы только бы найти. Пока все внезапно не переменилось — его соулмейт затих, оставив после себя только чернильные буквы «идеальный» на запястье.

Утром Гарри даже обрадовался, что запястье снова зажгло, ведь он боялся, что его соулмейт умер, пока не увидел слова, которые впервые за несколько лет сменяли одно за другим, пока он говорил о Гарри.

Вздохнув от обреченности, Стайлс закинул рюкзак себе на плечо, который с неприятным плюхом ударился о спину. До дома оставалось всего несколько шагов — вот поворот, блаженное тепло, душ и кровать — и Гарри сильно окатила проезжающая машина с головы до ног.

— Отлично, спасибо! — Гарри махнул рукой старенькому «Volvo», который странно вырулил и остановился. После того, как Гарри несколько раз моргнул, чтобы сбросить с ресниц холодные капли, до него дошло — он слишком близко шел к дороге и парень, что вылез из машины и кричал ему что-то, пытался объехать его, чтобы не окатить водой.

Сквозь шум дождя Гарри плохо разобрал слова, но до его слуха донеслось:

— …в такую погоду плетется! Отойди от дороги, придурок!

— Извините, — крикнул Гарри в стену дождя, но парень уже скрылся в своей машине, спасаясь от непогоды, и моментально поехал дальше.

Гарри снова ощутил жжение в запястье и поднял рукав насквозь пропитавшегося влагой свитера и не поверил своим глазам.

Придурок.

Совпадение? На секунду им овладели волнение и радость, и Гарри поднял взгляд, чтобы увидеть машину, и, если нужно, броситься вперед. Но его сердце пропустило удар, когда он увидел мокрую улицу, отражающиеся в лужах фонари и фары уехавшей на приличное расстояние машины, которые сменили габариты других проезжающих мимо автомобилей сквозь мутную стену дождя.

Разум затуманился, в груди что-то досадно застонало, и Гарри поплелся дальше домой в полном смятении. Только что он встретил своего соулмейта, но так и не смог удержать этой мимолетной радости — ведь его родственная душа в нем не нуждается. Грудь затопило тоской похлеще холодного дождя, окутавшего тело подростка.

Стайлс отлепил от лица утяжелившиеся и выпрямившиеся от воды пряди, зачесал их назад в бесполезном жесте и свернул к дому, встретившему его пустотой и серой от непогоды атмосферой.

— Да что же за день такой?! — Луи с силой ударил руль и запястья зажгло от боли. Он поморщился и тряхнул руками, готовый зарычать от раздражения. Как только он сел в машину, одарив какого-то школьника ругательствами, пузырь в груди словно сошел с ума — внезапная вспышка радости и волнительного возбуждения всколыхнула все внутри буквально на долю минуты, а потом этот пузырь полностью заполнился отчаянием и тоской. Луи застонал и от злости, позабыв о боли, начал колошматить руль — невозможно испытывать настолько всепоглощающие эмоции.

Руль страдал недолго — загорелся зеленый свет светофора и водители стоящих сзади машин начали сигналить Томмо.

— Ой, нахуй все! И вы тоже пошли нахуй! — он быстро тронулся с места, надеясь как можно быстрее оказаться в кровати, укутаться в одеяло, зарыться лицом в подушку и заснуть, надеясь, что завтра будет лучше.

* * *</p>

Дверь в квартиру открылась под протяжный стон Найла из их комнаты с Зейном, и Томлинсон тут же ее захлопнул, оставаясь смотреть на свои пальцы, сжимающие ручку. Он начал мысленно считать до десяти, чтобы не выломать дверь с корнями и не наорать на друзей или, еще хуже — набить обоим рожи.

Нет, он, конечно же, знал, насколько Хоран может быть громким — блондин в компании всегда ржал громче всех, и Луи однажды подумал записать его смех на диктофон и поставить себе на будильник.

Также Томлинсон часто просыпался от этих душераздирающих стонов ночью и практически до рассвета не мог уснуть, пока утром не высказывал все свои претензии этим двум омерзительным соулмейтам. Он даже однажды спросил у Зейна, как он вообще терпит эти вопли, на что получил полный недоумения взгляд и просто кивнул, бросив тихое: «Понятно». Оставалось только привыкнуть к этому, поэтому Луи в очередную ночь часто заставлял себя спать. Спустя несколько недель совместного проживания с Найлом, скандалов и ора, уговоров и почти мольбы, Луи все же почти решил свою проблему — составил плейлист спокойной, но достаточно ритмичной музыки, чтобы уснуть под нее, не слыша стонов из соседней комнаты.

Луи, сделав успокаивающий вздох, отцепил пальцы от металла и решил, что он в принципе не так уж и устал, чтобы возвращаться в свою комнату, за стеной которой происходил фильм ужасов — кровать и забытье в спокойствии могут подождать. Он вернулся в машину и устремил свой взгляд на серое небо сквозь лобовое стекло и стекающую по нему дождевую воду.

Пузырь не принадлежавших ему чувств прочно засел в груди, словно одна ноющая рана, и Луи поморщился от этого сравнения, в уме подбирая другое. Не найдя ничего подходящего, он снова попытался сконцентрироваться, чтобы заблокировать это ноющее ощущение в груди, потому что серьезно начинал принимать эти чувства за свои. Ему показалось, что его соулмейт специально доводит себя — так паршиво Луи себя не ощущал ни разу в жизни, и даже не мог предположить, что такого серьезного могло произойти в жизни родственной души.

Он приоткрыл окно машины — стекла уже порядком запотели — и достал сигарету из пачки, лежавшей на приборной панели. Он закурил и снова задумался о своем соулмейте — не мог не задуматься, учитывая этот саднящий шар в середине грудной клетки.

Он вспомнил все слова друзей, которые говорили ему, что он не справедлив к своей родственной душе и зря на нее злится, ведь он такой же обычный человек, как и все другие. Ему внезапно снова стало интересно — какой он, его соулмейт? Томмо был уверен, что это парень — чувствовал это, да и вряд ли девчонку будут бить. Хотя, кто знает… Луи предпочитал думать, что это парень, поэтому гадал, какой он: подтянутый, худой или полный, веселый, скромный или душа компании. Но все такие мысленные рассуждения заканчивались одним — Луи никогда не узнает, пока не встретит его. Несколько лет назад Луи часто задумывался над этим и представлял их первую встречу — и всегда по-разному. Иногда это было будто в любовном романе, в котором отчаянные влюбленные бросаются друг к другу с пылкими объятиями и поцелуями, иногда — дружелюбно и немного неловко, словно подростки, ощутившие мимолетные касания первой влюбленности, иногда он представлял неожиданные встречи на улице, в парке или кафе, вызванные случайным столкновением, которое будоражило все его нутро, но никогда — как Зейн и Найл.

Луи медленно курил сигарету, стряхивая пепел в узкую щелку опущенного окна, несколько капель все же намочили сигарету, но он это проигнорировал и сделал новую затяжку.

Возможно, ему следует возобновить поиски и стать, наконец, счастливым придурком, как Зейн с Найлом и остальные, кто нашел своего соулмейта. В его душу приятным теплом залились представления о том, каково это, видеть мир цветным. Ему всегда хотелось увидеть яркие краски закатов и рассветов, цвет неба в ясный день, украшения на Рождество, цветы, растущие в парках, без черно-белой пелены в глазах. Но Луи никогда и никому не смог бы в этом признаться, как и в том, что та надежда, которую он в себе закопал, все еще теплится где-то в самом потайном ящике души, ожидая, когда ей будет снова позволено развести пожар в теле парня.

Выкинув бычок, Луи достал новую сигарету и прикурил, чтобы хоть как-то справиться с эмоциями — чьими, он уже не понимал. Ведь пока он учился в школе, он ощущал радостный трепет в груди своего соулмейта, который с каждым новым днем срывал с губ слова надежды и подталкивал на поиски. К окончанию школы большинство его одноклассников были с парой, и надежда стала понемногу угасать вместе с энтузиазмом, подталкиваемым подростковой наивностью. В университете многие были со своей родственной душой, многие находили их прямо на глазах у Луи, и это заставило его полностью прекратить поиски, хотя, скорее всего, должно было вызвать противоположный эффект. Томлинсон отчаялся, находил себе таких же соулмейтов без пары и пытался завести отношения, чтобы почувствовать себя не одиноким и хоть немного кому-то нужным. Возможно, он злится вовсе не на свою родственную душу, а на себя, потому что перестал искать, отчаялся и почувствовал себя неудачником.

Нетронутая сигарета, истлевшая почти полностью, обожгла ему пальцы, и Луи с шипением выкинул ее в окно и тут же потянулся к телефону, злясь на себя. Он позволил своим мыслям зайти слишком далеко — он уже давно решил, что ему не нужен никакой соулмейт, особенно такой неудачник, не умеющий справляться не только с обидчиками, но и с самим с собой. Он уже порядком сильно зачерствел и не мог возобновить в себе то чувство окрыленности, которое преследовало его в школьные годы, чтобы снова начать искать. Это жизнь, жестокая и разрушительная, Луи и так нахватался по полной, чтобы еще раз ощутить это опустошение внутри себя — свое, а не чужое.

Луи несколько долгих секунд слушал гудки, пока не услышал веселый голос Майка:

— Хей, привет. У меня такие новости, — Томлинсон закатил глаза, даже не успев произнести приветствие. — Я нашел своего соулмейта!

— Оу… — новость выбила из легких Луи весь воздух, и он попытался звучать искренне. — Что ж, поздравляю, и как это произошло?

— Ну, я после смены пошел в бар, где он пел, — Луи скривился, услышав несдержанный смешок. — И я начал петь вместе с ним, — теперь Майкл даже не пытался не смеяться в трубку. — Посетители вокруг пытались меня остановить, шикали и чуть ли не выгнали из бара, но он вовремя остановился, потому что все понял. И знаешь что, у него на руке всю жизнь красовалась надпись: «А что, помоложе не нашлось?», — Майкл перестал сдерживать свой задыхающийся голос и заржал прямо в трубку Луи.

Томлинсон отнял от уха телефон и глубоко вздохнул:

— Намного старше? — спросил он.

— Ему тридцать три, — ответил Майкл, переводя дыхание.

— Ну-у, в любом случае, соулмейтов не выбирают, — Луи пожал плечами, желая стукнуться головой об руль.

— Да мне все равно, он очень крутой, — Томлинсон четко представил, как Майкл улыбается с влюбленным взглядом и решил, что не хочет слушать подробности о том, какой его соулмейт в деталях.

— Ладно, мне пора…

— А ты что хотел? Прости, я просто слишком взволнован всей этой ситуацией, — перебил Майк.

— Да так, думал, что ты составишь мне компанию на вечер, — пожал плечами Луи, рисуя пальцем на запотевшем окне какую-то причудливую фигуру. — Эти двое снова трахаются так, что в квартире находиться невозможно.

— Понял, — крякнул Майк. — Можешь подъехать в бар, я все еще тут.

— Нет, спасибо, не хочу быть лишним, — ответил Луи, хотя на самом деле не хотел в который раз наблюдать очередную слюнявую пару, и Майк это понял.

— Ладно, в другой раз тогда, — проговорил Майкл. — Не нажирайся слишком сильно.

— Не буду, — соврал Луи, заводя машину, друг понял и это.

— За руль только пьяным не садись, — предупредил Майк.

— Спасибо, мамочка, — засмеялся Луи и скинул, не утруждая себя слушать причитания и ворчание друга.

Луи провел в клубе весь пятничный вечер и ночь, пытаясь заглушить водоворот своих и чужих чувств. Наутро Луи с трудом мог вспомнить, как Зейн, осыпая его ругательствами, оттащил от какого-то случайного парня в туалете клуба, затащил в машину и останавливал ее каждые несколько минут, чтобы Томмо мог проблеваться, даже не выбираясь из нее. Он помнил обрывками, как Зейн специально резко давал по тормозам и открывал дверь со стороны Луи, чтобы тот мог опустить голову и не испачкать салон. А затем друг дотащил его до квартиры, бросил на кровать и, не прекращая его отчитывать, громко хлопнул дверью.

С кровати Луи не вставал до тех пор, пока не ощутил, что не может больше терпеть, ведь его мочевой пузырь, готовый лопнуть, не собирался даже конкурировать с головной болью. Он лежал плашмя на животе, совершенно не понимая, какое решение принять — терпя пульсацию в висках, сходить в туалет и после выпить таблетку или же пострадать еще чуть-чуть в одном положении, не провоцируя дикую боль.

Подняв голову, Томмо с неприязнью отметил, что затопил подушку своей слюной, и, поморщившись, поднялся на руках с болезненным стоном. Он уселся на кровати, щурясь от боли в висках, чувствуя легкую тошноту и головокружение — видимо, он еще не до конца протрезвел.

С трудом встав с кровати, он взял весь контроль над своим тяжелым с похмелья телом и прошел в ванную, минуя своих соседей, сидящих в гостиной и смотрящих какое-то утреннее шоу.

Опустошив мочевой пузырь, Луи почистил зубы, избавляясь от неприятного привкуса во рту, разделся, кинув свою пропитанную потом, алкоголем и клубом одежду в корзину для белья, и забрался в ванную, где тут же опустился на ее дно.

Прохладная вода приятно обволакивала кожу, стекая по телу, и облегчала головную боль. Луи поставил лицо струям воды и умылся, почти изнывая от тяжести тела и не желая вылезать из ванной. Позже он настроил температуру погорячее, немного погрелся под водой и все-таки вылез, повязав на бедра свое любимое полотенце с изображением Рика и Морти, которое подарил ему Зейн.

Он вышел из ванной, выпив таблетку от головы из баночки, которая стояла на полке около зеркала. В гостиной он наткнулся на два взгляда, прожигающих дыры на его теле, и прямо в полотенце уселся в кресло. С отросших волос вода капала ему на плечи, стекала по спине и собиралась в впадинках ключиц, заставляя кожу покрываться мурашками.

— Спасибо, Зейн, за вчера, — сказал он, откидывая влажные волосы назад и прямо посмотрел на парней, готовый выслушать все причитания Зейна, совершенно не собираясь извиняться.

Найл старался сохранить равнодушное выражение лица, однако морщинка между бровей выдавала его настороженность. Он сидел, удобно прижавшись к боку своего соулмейта, чья рука по-хозяйски лежала на его плече, и Луи сдержался, чтобы не отвести взгляд и не поморщиться.

— Майк рассказал, что случилось, — осторожно начал Зейн.

— А что случилось? — спросил Луи, не понимая, в чем его начнут обвинять.

— Он нашел своего соулмейта, — ответил Малик, и Луи заметил, как заерзал Найл. Блондин, будучи самым дружелюбным и мирным, меньше всех любил ссоры, и всегда старался избежать всяческих конфликтов, поэтому сейчас он ощутил себя некомфортно в накаляющейся обстановке.

— Да, я знаю, и уже поздравил. Только при чем тут это? — спросил Луи.

— После этого ты напился, — Зейн сверлил друга взглядом.

— С каких пор напиться является преступлением? — Томмо скрестил руки на груди.

— С тех пор, когда ты напиваешься из-за одиночества, Луи, — Найл поморщился, ощущая напряжение в воздухе, и немного отсел от Зейна.

— Что? — тупо спросил Луи. — Ты несешь какую-то хрень, приятель, — Луи опустил ладони на подлокотники и медленно поднялся с кресла.

— Ты вчера чуть ли не трахнул какого-то парня в туалете бара, Томлинсон, — Зейн встал следом.

— И что? — вздернул бровь Луи. — Мамочку включить хочешь и прочитать лекцию, как опасен случайный секс?

— Томлинсон, — предупреждающе начал Зейн, и Найл застонал, откинув голову на спинку дивана. — Это ненормально, что ты так сильно расстроился из-за новостей про Майка…

— Послушай меня внимательно, Зейн, — прервал Луи, ощущая нараставшее раздражение. Помимо похмелья, он снова почувствовал пузырь чужих и ненужных эмоций в груди. — Я хотел расслабиться и напился в клубе, потому что вы, двое, трахались так, что в квартире было противно находиться в который, блять, раз. Я хотел взять с собой Майка, но у него появились эти «шикарные» новости, — Луи показал кавычки в воздухе. — И я пошел в клуб один.

— Луи… — голос Зейна смягчился, и Луи снова не дал ему высказаться:

— Слушай, я просто вчера устал, ладно? Мне не нужен соулмейт, — Луи не хотел в очередной раз выслушивать то, что ему снова нужно возобновить поиски. — Я не собираюсь его искать, меня все устраивает. Я в порядке.

— Луи.

— Зейн, я правда не хочу сейчас говорить об этом. Мы обсуждали это не раз, — Томлинсон дождался обреченного кивка друга и скрылся в своей комнате, чтобы пережить похмелье. На кровати он с новой силой ощутил ненавистный ему пузырь плохих эмоций и со стоном перевернулся на живот, зарываясь лицом в подушку.