1. (1/2)

— Но тебе придется примириться с этим, — возразил Воланд, и усмешка искривила его рот, — не успел ты появиться на крыше, как уже сразу отвесил нелепость, и я тебе скажу, в чем она, — в твоих интонациях. Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?

М. Булгаков - «Мастер и Маргарита»</p>

Весна в этом году не спешила в предгорья. Долина у подножия Петразоя уже давно должна была бы покрыться зеленой травой и цветами, которые сплошным ковром укрыли бы бледно-зеленое нежное покрывало. В это время года уже обычно распускались нежно-фиолетовые первоцветы и темно-синие колокольчики, белоснежные ландыши и полевой жасмин, а иногда цвели кроваво-красные маки, яркими пятнами выделяющиеся то тут, то там, притягивая взор. Маки Алина любила больше всего. Ветер, еще прохладный, должен был нести свежесть, а не пронизывающий холод, что сейчас заставлял женщину кутаться в свитер крупной вязки, дрожа. Уже должен был плыть над долиной душный и пряный запах трав, но пахло мокрой землей, талой водой и влажной корой. Этот острый запах преследовал Алину уже несколько дней, заставляя морщиться. Жители небольшой деревушки, расположившейся у подножия гор, ворчали. Поздняя весна означала позднее начало посевного сезона, а это могло означать, что часть урожая просто не успеет созреть, ведь лето было так коротко в этих краях. Угроза голода в предстоящую зиму была вовсе не призрачной, нависла над жителями уже сейчас, когда еще не закончилась зима предыдущая.

Сама Алина к этому времени будет уже далеко. Как бы ей ни нравились эти края, но время шло, а значит, пора было выдвигаться в путь. Возможно, стоило и вовсе покинуть Равку, как сделала несколько десятилетий назад. Если бы не сегодняшняя встреча с сыном деревенского старосты, Алина, пожалуй, задержалась бы здесь еще на пару лет. Но молодой парень, которого женщина помнила еще мальчишкой, вернулся из столицы, где служил новой царице.

- Вы совсем не изменились, госпожа Ксения!

Старкова застыла, когда все взоры обратились на нее. Когда живешь с кем-то рядом, видишь этого человека изо дня в день, так легко не замечать изменений, происходящих с этим человеком. Или отсутствие их. Но парень, уехавший в столицу еще мальчишкой, парень, восторженное поклонение которого она ничем не заслужила, был очень внимателен. И не видел ее очень давно.

- Тебе лишь кажется, Михаил, это все сумерки, - натянуто улыбнулась Алина, едва удержав себя от того, чтобы не поморщиться.

Она ненавидела имя «Ксения». По правде сказать, она ненавидела все имена, которые присваивала себе. Но назваться Алиной у нее не поворачивался язык. Хотя в этом не было никакой опасности. Мало ли Алин на свете! Она могла бы назваться даже Алиной Старковой, и никто бы не удивился. Лишь самые сведущие вспомнили бы о том, что она полная тезка Санкта Алины, победительницы тьмы, уничтожительницы Каньона, покровительницы сирот и тех, у кого есть нераскрытый дар.

Да, такой ее запомнила история. Правда была несколько иной, но об этом не полагалось знать простым людям. Впрочем, высшему сословию в лице аристократов и священнослужителей - тоже.

По прошествии многих десятилетий Алина Старкова, Заклинательница Солнца стала лишь сухими строчками в летописях, а ее жизнь была легендой, передававшейся из уст в уста.

Иной раз Алине даже смешно было слушать те небылицы, что слетали с уст людей, которые говорили о Санкта Алине. Старкова ненавидела, когда ее называли святой. Она красила волосы в неприятный рыжий цвет и для надежности всегда носила на голове платок, повязанный узлом наверх, скрывая волосы. Платки эти со временем Алина тоже стала ненавидеть.

Наверное, все же стоило убраться из Равки. Да не куда-нибудь, а лучше всего в Керчию, там вовсе не верят ни в каких святых. И едва ли знают истории и легенды Равки. Там Алина сможет носить красивую прическу, вернуть себе свой цвет волос, и, может быть, даже отважится взять свое имя. Все же прошло уже столько лет, никто и не помнит о ней. Алина сомневалась, что даже потомки Николая хранят тайну. Скорее всего отмахнулись от нее, как от ненужной информации. Тем более что Равка еще со времен ее друга встала на путь больших преобразований, среди которых не было места лишнему, не было места тому, что не принесет никакой пользы.

И сама Алина больше не принесет никому пользы. По факту, ее функция была выполнена. Она уничтожила Каньон и Дарклинга, создала предпосылки для объединения страны. И первые годы становления нового государства была рядом. Но смотреть на то, как уходят ее друзья, было выше сил Заклинательницы Солнца, поэтому она ушла сама не оглядываясь. И никогда больше не бывала в Ос Альте, однако следила за успехами и поражениями Ланцовых, готовая в случае чего... что? Прийти на помощь? Заявить о себе? Едва ли правящая династия, которая только упрочила свое положение за эти десятилетия нуждалась в живой легенде. Время гришей безвозвратно ушло, скорее Алина только помешала бы. Да и не было в ней достаточной смелости и, что уж кривить душой, желания вновь быть на передовой. Алина сознательно выбрала путь беглянки, привыкла скрываться и таиться. Однако ни на мгновение не переставала следить за Ланцовыми, скорее по привычке, из желания расковырять незаживающую рану, в который раз сказать себе с разъедающей горечью, что стала не нужна. Хотя прекрасно понимала, что в этом - только ее вина. Это был только ее выбор. Николай никогда не прогонял ее. Алина могла бы остаться, но прекрасно понимала, что людская любовь очень быстро перерождается в зависть к той, что живет вечно, оставаясь по-прежнему молодой и полной сил, а от зависти половина шага до ненависти. Тучи сгущались, хотя ее друг и говорил, что ей только кажется, что она накручивается себя. Возможно, что и казалось, но Алина не собиралась проверять. Ее убить было бы не так просто, но могли пострадать близкие ей люди. Рисковать жизнями друзей Старкова была не готова. Святой стоило остаться лишь фигурой на страницах книг да фресками в церквях, которые ей посвятили. К слову, ни одно из изображений не было и отдаленно похоже на нее. Алина подозревала, что к этому приложил руку неуемный Николай. Это было разумно и правильно. Но иногда, глядя на свое изображение, Алина не верила, что вообще хоть когда-то существовала. В такие минуты ее спасал только свет, все еще покорно спешащий на зов, расцветающий золотистыми искрами на кончиках пальцев. Свет был ее отрадой, ее утешением, тем самым якорем, что удерживал ее, готовую погрузиться в пучину темного безумия, во тьму, где монстры, подобные волькрам, рвали бы ее разум на части. Свет был доказательством того, что Заклинательница Солнца все еще жива. Впрочем, едва ли это было благом для самой Алины.

Она отговорилась какой-то шуткой, вгоняя Михаила в краску, заставляя присутствующих рассмеяться. Хотя некоторые из их взглядов ей очень не понравились. Она и так вызывала все больше подозрений.

Когда-то Алина пришла в эту деревню и поселилась в небольшом домике на окраине. Дом принадлежал ремесленнику из ближайшего городка. Кожевенных дел мастер переехал в город, дом простаивал. Панкратий согласился продать дом Алине, назвавшейся вдовой моряка из Ос Керво.

Мастер качал головой:

- Далеко же вы забрались, госпожа.

- Надоело море, - пожимала плечами Алина, - навевает неприятные воспоминания, - она опускала ресницы и грустно улыбалась.

- И ребятишек нет? - сочувственно спрашивал Панкратий.

Старкова отрицательно качала головой, а сама сжимала ткань платья на животе, чувствуя, как саднит пересохшее горло.

Каждый раз она нервничала, придумывая новую легенду. Хотя таких, как она, вдов моряков было много после того, как отец нынешней царицы начал строить флот, сочетая в нем искусство отказников и фабрикаторов, привлекая проливных и шквальных, доля которых на флоте составляла две трети. И ведь построил на зависть всем соседям, построил в то время, когда никто не верил в его начинания, а Керчия, торговый флот которой был самым многочисленным в мире, открыто насмехалась.

Николай был бы доволен своим младшим сыном, который и вовсе не должен был занять престол, как в свое время и сам Хитрый Лис. Но сын Ланцова доказал, что небываемое бывает. То самое ланцовское «маловероятно» обрело новый смысл и продолжало жить в его потомках.

Алина очень гордилась царем, ведь помнила Федора Ланцова еще непоседливым и любопытным мальчишкой, так сильно похожим на его отца. Гордилась им еще и потому, что он продолжил дело отца, потому, что перемешал отказников и гришей, которые отныне работали и служили вместе, толкая страну вперед. А Равку иногда приходилось не просто толкать, но волоком тащить. Уж Алина-то знала, как порой непросто с этой страной, с этой трудной, но такой прекрасной страной, в которой плохие новости никогда не заканчивались.

Новости из столицы доходили до отдаленных районов медленно, но Алина ловила каждую весточку, запрещая себе думать о том, что ее сердце упрямо рвется туда, за двойные стены, в комнаты Большого дворца. В покои Малого. Это было уже совсем ни к чему. Но горькое, проклятое одиночество подтачивало решимость, разъедало душу.

Не раз и не два она вспоминала Дарклинга, который говорил ей, что подобных им нет и больше не будет, что без друг друга они обречены на вечное, стылое одиночество. Мысленно Алина проклинала заклятого врага, желая ему мучиться вечно. Впрочем, так оно и было, и это наполняло душу Заклинательницы мстительной радостью.

Здесь, у подножия Петразоя Алина прожила восемь лет, но, по-видимому, пришла пора двигаться дальше. Ее домик стоял на отшибе, что вполне устраивало Старкову, соседей не было, зато был черный кот, который прибился к ней во время очередного посещения города.

Желтоглазый ловкий мерзавец, которого Алина нарекла Угольком, буквально не отставал от женщины, которая имела неосторожность угостить его сладкой булочкой, урчал, ластился и всем своим видом выражал решимость не оставлять неожиданную благодетельницу. Что же, ни один добрый поступок не остается безнаказанным, кота Алина забрала с собой. Он ловил мышей, охранял дом, иногда подолгу пропадал в деревне и в лесу, ходил за Старковой хвостиком и понимающе смотрел своими змеиными глазами, когда Алина натурально хотела выть от тоски и тишины.

Официально она жила шитьем, неофициально имела драгоценности, золотые монеты и счет в банке в Кеттердаме, но деньги тратила осторожно, крайне скупо, стараясь не привлекать к себе внимания.

У нее был скромный огород, на котором женщина выращивала в основном лекарственные травы, которые тоже потом продавала в городе. Небольшой домик состоял из крохотной прихожей, комнаты и кухни, отдельно стояли баня и навес для дров и садового инструмента. Забор был старый и хлипкий, Алина все порывалась поставить новый, но, очевидно, что теперь она этого не сделает.

Калитка отворилась совершенно бесшумно, а вот дверь в дом с легким скрипом, под ноги тут же метнулась тень, заставляя девушку замереть инстинктивно. Но это был всего лишь Уголек, который тут же принялся тереться о ее ноги, мяукая.

- Привет, милый, - Алина наклонилась, чтобы погладить кота, тот охотно подставился под ласку.

Сердце все еще колотилось где-то в районе горла. Ерунда, конечно, но мимолетное ощущение, что тени вдруг ожили, заставило покрыться мурашками кожу. Это было невозможно. Вместе с уходом Дарклинга исчез и Каньон, и вместе с этим Алина потеряла способность к управлению тенями, хотя тогда, в часовне, перемешала их с Заклинателем Теней сущности, урвав кусочек его силы.

Старкова мрачно усмехнулась. Хоть что-то она сумела украсть у него прежде, чем он отобрал у нее все. Что же, она всегда знала, что Дарклинг слов на ветер не бросает. Он обещал уничтожить все, что она знает и любит, он это сделал. А то, до чего не сумел дотянуться, разрушила уже она сама.

В доме пахло лавандой и совсем немного сыростью, хотя печь, протопленная перед уходом, еще хранила тепло, Алина поставила в вазу первые крокусы и подснежники, залюбовавшись белыми, синими и фиолетовыми цветами. По правде сказать, иногда ей не хватало любимых синих ирисов, хотя цветущая долина весной была поразительно красива.

Что уж лгать, Алине многого не хватало. И в то же время такая простая и размеренная жизнь позволяла отдыхать ее расколотой на части душе.

Твое сердце, твоя душа будут расколоты на части, подобно ледникам Кенст Хьерте. Готова ли ты к этому?

Она так его ненавидела тогда, что была готова на все. И красивые слова были для нее лишь словами, а следовало не только слушать, но и услышать, ведь Святая Волн знала, о чем говорила. Впрочем, какая она к волькре святая!

Алина прошла в комнату, зажгла лампу, и снова ей показалось, что тени дрогнули по углам. Женщина сжала переносицу, крепко-крепко зажмурилась. Этого просто не могло быть! Но заныло правое плечо, украшенное уродливым шрамом после укуса ничегои, боль пронзила до самых кончиков пальцев, заставляя руку повиснуть безвольной плетью. Алина охнула, бледнея, а боль распространялась по ключице к яремной вырезке и дальше - на шею, заставляя кожу полыхать огнем, а пространство вокруг смазаться на мгновение.

Алина!

Старкова вскрикнула, вскинула левую руку, концентрируя свет на кончиках пальцев, словно бы собираясь отражать нападение, вопросительно мурлыкнул Уголек. И наваждение пропало. Во всем теле еще был отголосок боли, казалось, что если женщина сейчас пошевелится, то ее кожу вновь охватит этот мучительный огонь, но ничего не происходило. Алина просто дышала, делала вдох, считала выдох, заставляя себя успокоиться, утишить рваный ритм сердца.

Она сходит с ума. Ее сводит с ума вечная жизнь, одиночество и то, что она совершила в своей ненависти. Право слово, лучше бы она убила его тогда! Это было бы гораздо проще!

Алина села на кровать, Уголек прыгнул, потоптался по одеялу и упал рядом, привалившись к бедру женщины. Старкова рассеянно запустила пальцы в шерсть животного. Кот был очень чувствителен, не хуже собаки чуял, когда кто-то подходил к дому. Он не любил одних жителей деревни и привечал других, и мнение этого своенравного мерзавца, так беззаветно преданного Алине, всегда совпадало с мнением женщины. Он настораживался, стоило хоть кому-то оказаться рядом с калиткой. Он утробно рычал или шипел на тех, кто был ему неприятен. Алина безмятежно говорила таким людям, что ее кот никого не привечает. Впрочем, так оно и было, тех, кто был коту симпатичен, он просто игнорировал, равнодушно позволяя погладить себя, но не слишком долго. Его чутью Алина всегда доверяла. Сейчас Уголек был спокоен, а значит, никакой опасности не было. Значит, ей просто послышалось. Она ведь так давно не слышала своего имени, так скучала по нему. И по тому, как его произносил Дарклинг. Алина мрачно усмехнулась, рассеянно поковыряла одеяло, пламя свечи плясало, насмехаясь над Заклинательницей. А ведь она могла осветить маленький дом, прогоняя все тени, превращая поздний вечер в день или в ранее утро, могла все. Каждой своей клеточкой, всем своим существом Алина чувствовала свет, он льнул к ней, пульсировал с током крови, растекался под кожей, расцветал сладостью на языке. Но нельзя было привлекать излишнее внимание. Поэтому Старкова лишь сложила руки ковшиком, формируя небольшой шар, желтовато-золотистый, переливающийся и теплый.

Это все, на что ты способна, девчонка?

Алина даже тихонько засмеялась, на мгновение вновь становясь той семнадцатилетней девчонкой, которая пришла к древней и вредной старухе в ее душный дом, затерянный в роще вокруг Малого дворца. Да, Багра, наверное, многое могла бы ей сказать. Багра никогда бы ее не простила за то, что Алина сделала с ее сыном при поддержке ее дочери. Но Багра была мертва. Все, кого Алина когда-то считала своими друзьями, были мертвы. А она здесь, одна, боится дать волю своему дару. Алина схлопнула ладони, погасив свет, пошевелилась, вызвав недовольный взгляд кота.

- Да, милый, не все крутится вокруг твоего комфорта, - хмыкнула Алина, сгоняя кота с одеяла и ныряя в кровать, повозилась, устраиваясь удобнее, затушила свечу, закрыла глаза, зная уже, кого вновь увидит во сне.

***

- Возможно, вы могли бы сопроводить меня в следующий мой визит в Ос Альту, - помощник бургомистра многозначительно посмотрел на Алину.

Женщина спрятала лицо в букете цветов, что Вениамин торжественно ей преподнес, и неопределенно пожала плечами. Молодой человек оказывал ей недвусмысленные знаки внимания, был постоянен в своей привязанности, не оставляя попыток завоевать сердце красивой молодой вдовы.

Это было еще одной причиной, по которой Алине стоило отправляться в путь. Первые пять лет на ее траур смотрели с уважением, потом стали шептаться. Ведь где это видано, чтобы не старая еще женщина не стремилась найти себе супруга - защиту, опору и поддержку в эти неспокойные времена.

Вениамин, конечно, не брак ей предлагал, ведь союз аристократа и крестьянки был бы страшным мезальянсом. Но она ему нравилась, это чувствовалось в его словах, взглядах, милых подарках. Он был любезен и в целом приятен. Но Алина предпочитала недолговечные связи с заезжими купцами, чиновниками да аристократами, с теми, кто не задерживался в небольшом городке, расположенном в пятнадцати верстах от деревни.

Алина частенько бывала здесь, чтобы продать шитье и травы, взять еще заказы, купить то, что было не достать в деревне, в том числе и краску для волос, которую доставляли аж из Нового Зема. Алина обычно покупала ее с запасом и всегда оставляла заказ на следующую партию. На нее смотрели неодобрительно местные кумушки, шептались и женщины в деревне, красить волосы считалось признаком женщины падшей. Но Алина, мило улыбаясь, говорила, что стесняется ранней седины.

Видели бы они ее настоящий цвет волос, белый, как снег, такого нет больше ни у кого на свете! Женщина частенько просто бесцельно гуляла, бродила среди небольших домов по узким улочкам, разглядывала аккуратные фасады и небольшие окна, покрашенные белой краской, любовалась красотой резных наличников, отмечая необычайно тонкую работу мастера, похожую на кружево, которое не сплести ни одной даже самой искусной мастерице. Алина любила рыночные дни, когда можно было затеряться в шумной голосистой толпе, поболтать с заезжими торговцами, а то и побаловать себя необычной сладостью откуда-нибудь из Шухана. Такие ярмарки случались нечастно и были настоящей отрадой, ярким пятном в веренице дней. Алина всегда азартно торговалась, вызывая смех толпы и широкую улыбку на лицах торговцев. В такие минуты женщина действительно верила, что она на самом деле молодая вдова безвестного моряка, одна из сотен таких же женщин, верила в то, что она обычная. Ведь когда-то хотела таковой быть. После деревенского уединения городок казался огромным, хотя и здесь было не затеряться. Многие знали красивую вдову, здоровались и кланялись, торговцы нитками и тканями приберегали лучшие товары, зная, что Алина платит всегда полную стоимость, никогда не берет в долг. Порой она даже заходила в местный трактир выпить кружечку пива да поболтать с трактирщиком о доходах, а с его женой о заготовке солений на зиму. Сама Алина заготовок никогда не делала, но очень уж увлекательно было слушать трактирщицу.

С Вениамином Алина познакомилась, когда принесла сшитые на заказ рубашки. Заказ делала его экономка, но в тот день ее не оказалось дома, и молодой человек встретил Алину сам. Так и завязалась их странная дружба, которую помощник бургомистра старательно пытался превратить в нечто большее. В такие моменты Алина проклинала красоту гришей, их магнетическую притягательность. А Вениамин дарил цветы, доставал лучшие ткани, привозил в подарок сладости или вот, как сегодня, флакон духов из столицы, где был с поручением от бургомистра. Духи остро пахли цитрусом и гвоздикой, Вениамин уверил Алину, что это самый модный аромат сезона.