Глава 1 (2/2)

Ганнибал выжидательно приподнимает бровь. Видимый образ Уилла не вызывает ассоциаций с линчевателем. Он не похож на убийц, что утоляют свою жажду, преследуя тех, кто сделан из того же теста, но Уилл уже успел доказать, что его трудно прочесть. Поэтому Ганнибал воздерживается от поспешных выводов, по крайней мере, пока.

– Должен ли я быть польщен или обеспокоен тем, что включен в этот твой список?

– Говорят, подражание — самая искренняя форма лести.

– Которую посредственность может заплатить величию.<span class="footnote" id="fn_32254026_0"></span> Это остальная часть фразы, – Ганнибал делает паузу. — А ты не похож на посредственность.

Уилл закатывает глаза.

– Да, я знаю. Все склонны забывать концовку. Наверное, в ФБР просто чувствуют себя лучше от того, что оскорбляют меня. Но пока они в очередной раз кусают себя за задницу в попытке меня поймать – самое меньшее, что я могу сделать – смириться с подобной характеристикой, даже если это – дурной вкус.

— У тебя проблемы со вкусом?

Ганнибал едва слышит задушенный смешок Уилла из-за рокота двигателя Бентли.

– Мои мысли часто невкусные.

— Как и мои, — бормочет Ганнибал, сглатывая, когда его рот внезапно наполняется слюной. — Они считают, что ты кому-то подражаешь?

– Подражание — это самое близкое к пониманию.

– Ассоциации приходят быстро.

На этот раз улыбка Уилла острая.

— Как и лесть.

Какое-то время Ганнибал вообще ничего не говорит, позволяя своим наблюдениям упорядочиваться в его голове. Уилл… уникален, не похож ни на кого, с кем Ганнибал сталкивался ранее, и это заставляет его колебаться. Неспособность предсказать, как кто-то отреагирует на него, одновременно освежает и пугает.

— Меня назовут Мимиком<span class="footnote" id="fn_32254026_1"></span>, — произносит Уилл, вздохнув. – Когда до них дойдет, что я существую.

Ганнибал, конечно, уже слышал о нем. Джек Кроуфорд вызывал его для консультации по ряду дел, приписываемых серийным убийцам (включая, что доставило отдельное удовольствие, два дела об убийствах Потрошителя), и в ходе этих расследований всплывали самые разные имена.

Мимик беспокоит Джека по той же причине, что и Потрошитель — у него нет подписи, нет различимой модели поведения, нет типажа. Его места преступлений являются почти точными копиями работ других убийц, из-за чего его практически невозможно прочитать.

– Твой дар — эмпатия в чистом виде, не так ли? Ты можешь принять любую точку зрения, надеть и снять чужой образ мыслей, словно предмет одежды.

Глаза Уилла сужаются.

– Ага. Позволь узнать, чем ты зарабатываешь на жизнь, Ганнибал?

– Когда-то я был хирургом.

– А сейчас?

Ганнибал вздыхает.

— А теперь я практикующий психиатр.

Уилл с отвращением фыркает, откидываясь на сиденье.

— Не подвергай меня психоанализу , — ворчит он. – Я тебе не понравлюсь, когда буду подвергнут психоанализу.

Он говорит по опыту, это ясно как божий день. Ганнибал задается вопросом, насколько значительную часть детства Уилл провел, курсируя между разными врачами и пытаясь разобраться, что с ним не так. И ему чертовски интересно, докопался ли кто-нибудь из них до правды, до природы неприятного дара, которым обладает Уилл.

Он снова смотрит на Уилла, на острые углы, которые тот больше не скрывает, и думает, что, скорее всего, не нашлось абсолютно никого, кто оказался бы настолько заинтересован в нем, чтобы заметить что-то необычное. Пока не стало очень поздно что-либо с этим поделать.

— Прости, Уилл, — произносит Ганнибал, удивленный искренностью в собственном голосе. – Я не могу отключить свою наблюдательность так же, как и ты не можешь отключить свою.

После паузы Уилл вздыхает.

– И что, ты действительно целыми днями торчишь в кресле и задаёшь людям вопросы типа «Что вы чувствуете по этому поводу»?

— Среди прочего, — кивает Ганнибал.

– Серьезно?

Ганнибал сворачивает на свою улицу и позволяет тишине повиснуть между ними в течение того краткого мгновения, пока Бентли паркуется на подъездной дорожке. Если Уилл и замечает, что они не в самом Балтиморе, если его это и беспокоит , то он не упоминает об этом. Он просто сидит рядом, снова выжидательно растянувшись на пассажирском сиденье авто Ганнибала, вопиющим образом демонстрируя право там находиться. Право, которое он даже не начал ещё зарабатывать.

– Иногда, — добавляет Ганнибал, — я также консультирую ФБР.

Уилл резко меняет позу, и Ганнибал подспудно напрягается, готовясь защищаться. Но все, что его пассажир делает – это стаскивает перчатки и наклоняется через центральную консоль. Уилл тянется к щеке Ганнибала, гораздо деликатнее, чем мог бы ожидать доктор, и поворачивает голову Ганнибала к себе до тех пор, пока они не встречаются глазами. Кроваво-ореховые радужки сливаются с льдисто-синими.

— О-о-о, — протягивает Уилл, и в его голосе звучит практически благоговение. Его глаза скользят по лицу Ганнибала, словно считывая, впитывая, а затем закрываются на какое-то мгновение. Его ладонь, прижатая к щеке Ганнибала, смещается к затылку.

— О, — повторяет Уилл. – О, это прекрасно.

Его голос меняется, совсем чуть-чуть. В нем возникает оттенок, акцент, шуршаще смягчающий согласные, которого раньше там не было, и который отлично знаком Ганнибалу.

Ганнибал сдвигается, пытаясь сильнее развернуться к другому мужчине, и ногти Уилла тут же резко и безжалостно впиваются ему в затылок.

— Не двигайся, — бормочет Уилл. — Не… не шевелись. Сейчас я не могу отделаться от ощущения, что ты собираешься убежать.

— Что заставляет тебя так думать?

В ответ Уилл издает задыхающийся смешок, его пальцы дергаются и впиваются еще сильнее. Ганнибал чувствует, как в бороздах, оставленных его ногтями, набухает кровь, и ему интересно, как сам Уилл отреагирует на нее, когда снова станет самим собой.

— Все для тебя жертвы, не так ли? – Уилл больше не смотрит на него, но Ганнибал все еще может видеть мягкий изгиб его рта, трепет ресниц на его щеках. Он улыбается про себя, упиваясь тем, что чувствует. – Это добыча убегает. Но ты не добыча. Тебе не нужно беспокоиться о шорохе в кустах, если ты находишься на вершине пищевой цепочки, если ты знаешь, что во мраке все будет бежать от тебя, а не за тобой.

– ФБР также находится на вершине этой пищевой цепочки, — отвечает Ганнибал. Это вызывает у Уилла еще один смешок, в этот раз более резкий.

— И ты оказываешься рядом каждый раз, когда они подбираются слишком близко, не правда ли? Сбиваешь их с пути, чтобы обезопасить себя. Чертовски умно, – Уилл качает головой, и его пальцы скользят по затылку Ганнибала, размазывая кровь. Его голос падает до легкого шепота. – А потом… потом ты выходишь и просто забираешь этих… этих жалких свиней и… и возвышаешь их до уровня искусства. Это то, чего они еще не поняли, не правда ли? Что ты создаёшь картины не только для себя, но и для них тоже... Позволяешь им стать чем-то куда большим после смерти, большим, чем вся их предыдущая жизнь. Даешь им изменение. Становление...

Уилл с легким, нежным смешком проводит рукой по щеке Ганнибала, оставляя липкие пятна крови там, где его пальцы касаются кожи. Пока Ганнибал молча наблюдает, поведение Уилла снова меняется, возвращаясь к той версии самого себя, которая жаловалась на отношение ФБР к нему.

Когда он произносит следующую фразу, в его голосе снова отражается Юг.

– Они никогда тебя не поймают, — говорит он, а затем шутливо касается носа Ганнибала указательным пальцем. — Меня они тоже никогда не поймают.

Ганнибал издает долгий, медленный вздох.

– Похоже, у нас куда больше общего, чем мы оба полагали.

Уилл широко улыбается, а затем переводит взгляд на дом Ганнибала.

– Есть и существенные отличия. Это твое логово?

Ганнибал кивает в знак согласия.

— Ты собираешься пригласить меня войти?

Грубый мальчик –думает Ганнибал – Грубый, милый мальчик.

— Я приготовлю нам завтрак, — говорит он, и улыбка Уилла становится совершенно дикой.