16. Сделав первый шаг вперёд, нельзя сделать ещё один назад. (2/2)
Пока датчан думал о спарринге, невольно задумался и о своём прошлом состоянии. Каждый раз, когда он засыпал и отправлялся на ?покой?, он всегда виделся с членами своей семьи, с теми кого любил и помнил. Но в этот раз, это было что-то другое. Да, ощущение и последствия всё те же. Но вот причины и сам процесс, сильно отличался от уже известного. Этот сон, стал в какой-то мере принудительным. Скандинав ведь изначально заснул, получив опасную рану в живот. И пока он спал, рана давно уже восстановилась и зажила. Но, судя по словам Рима, его рана зажила меньше чем за неделю после того как тот уснул. Странно всё это. Ещё вопросы вызывает сам промежуток времени сна. Почему целых триста лет? Не многовато ли для него?Это ещё не всё. Во время сна, вместо встречи с семьей и родными по ту сторону небес, Дан никого не увидел. Для него это уже стало не состоянием ?покоя?, а настоящим, долгим сном. И в этот раз, снов со встречей с семьей у него не было. Лишь секундная темнота, казавшаяся вечностью. Хотя, может это была лишь его фантазия? Даже жутко становится от такой информации. Эту способность, будет очень сложно изучить.
Но примерные выводы сделать можно. ?Покой? — состояние, когда воплощение в основном добровольно засыпает. Тело его замирает, но душа освобождается и идёт на встречу с покойными близкими. Само тело не стареет и не гниет, что ещё удивительней, а видимо, даже способно восстанавливаться. Мозг, жив, пусть и слабо, но он работает даже в таком состоянии. Будет очень сложно изучить природу этого состояния. Чем-то даже похоже на спячку у животных. Очень интересно.— Данни, подожди. — позвала своего друга Византия, догоняя его в коридоре дворца.
— Да? Что случилось?
— Ничего, просто хотела узнать. Ты не видел Рима? Он опять пропал. — немного обиженно говорила Виа, но судя по тому, как спокойно она это произнесла. Нет причин для беспокойства.
— Может вышел в город?
— Нет, я поспрашивала у охранников главного входа. Даже у Фридриха. Но они сказали, что брат не покидал стен дворца.
— Я так понимаю, в комнате его тоже нет?
— Да... Он может быть и в той камере.
— Камере?— В той где ты проспал триста лет. Если уж и искать его, то только там. — вспомнила Виана, с нотками горечи. Но быстро пришла в себя. — Можешь передать ему мои слова?— А ты куда-то спешишь? — невзначай спросил датчан.
— Да. Мне придётся ускакать на сутки. Разобраться с остатками крестоносцев. Если я оставлю это другим, боюсь что они могут их упустить. Лучше уж завершить дело самой. — твёрдо заявила девушка.
— Хорошо. Что ему передать?
— Скажи, чтобы он разобрался с приезжими торговцами, пока меня не будет. Они с соседних островов. То ли с Норвегии, то ли ещё откуда. Не помню. В общем, из скандинавского полуострова приплыли. Нужно будет проконтролировать, чтобы никаких конфликтов не возникло.
—Хорошо. Если я его найду, то передам.
— Спасибо! — поблагодарила гречанка и вприпрыжку обняв друга, пошла по своим делам. Если уж она хочет успеть всё закончить до конца дня, нужно покинуть город пораньше.
Даниэль вздохнул, проводив подругу спокойным взглядом. После чего, пошёл по коридору, в сторону скрытой лестницы. Десять минут спустя, и вот он уже стоит перед дверью той камеры, где он спал целых триста лет. Даже не понятно, приятные это воспоминания или же, нет. Открыв двери камеры, как и предположила Византия, сидел Ремус, на каменном выступе, похожей на кровать. Выглядел он отрешенно. Не грустно, не радостно, а именно отрешенно. Кажется задумался о чём-то, вот и не заметил своё долгое отсутствие. Надо выводить из транса, а то, если оставить, кажется что и до ночи просидит и не заметит.
— Рим! Эй! Приди в себя. — щёлкнув перед лицом Империи, начал Дан.
— А? Ой... Дан, ты что ли? Что ты здесь делаешь? — вздрогнув от неожиданности, спросил Рем.
— Тебя сестра искала по всему дворцу. Хотела передать поручение, так как у неё были дела. — спокойно ответил скандинав.
— И что она сказала?
— Просила разобраться с приезжими торговцами, пока её не будет. Они из скандинавского полуострова. Нужно будет проконтролировать, чтобы никаких конфликтов не возникло между местными римлянами.
— Хорошо. Я разберусь.
— Не засиживайся так долго. — с тёплой улыбкой начал Дан, положив свою руку на плечо Империи. — Я ведь уже проснулся, так зачем заходить в эту комнату всё время? Всё будет хорошо. Слышишь? — Ремус посмотрел на того, кого впервые полюбил, сам того не осознавая. Просто сейчас ему грустно. Очень грустно. И?перед ним ему неудобно. Он всегда говорит что?в?голову взбредет, вызывает, таскает за?собой. Но?при этом осознаёт, что он единственный, с?кем Рим может себе такое позволить.
— Пойдём. — В этот же момент, когда Даниэль разворачивался чтобы покинуть камеру, грек неожиданно схватил его за руку. — Что такое? — в ответ, Империя молчал. Он лишь смотрел в глаза любимого, всё ещё не желая отпускать его руку. Медленно, не пугая скандинава, римлян положил вторую руку на маску, снимая её и смотря на это бледное лицо. А эти глаза, алые, словно роза. — Р-Рим? В голове у Империи все мысли кружились словно в карусели. Все эмоций, словно скачки на лошадях, прыгают то вверх то вниз. Все наши моменты, словно дедукция. Ты ищешь любые намёки, воспоминания о судьбе, возможности, что у тебя есть шанс. Но при всём при этом, когда ты смотришь на свой объект любви, он словно наркотик, лишает внимательности. Ты видишь лишь то, что хочешь. Точнее кого хочешь. Не зря ведь древние греки считали, что любовь это болезнь. Она проникает в тебя, разрушая твой организм. Всеми своими симптомами показывая, что она внутри тебя. Что она есть! Что она будет в тебе, а избавиться от неё, будет очень трудно. Империи холодно, потому что?он одинок: ничто не?питает скрытый в?нём огонь. Он болен, потому что?лучшие из?чувств, дарованных человеку, самое высокое и?самое сладостное бежит в нём. Он?глуп, потому что, как?бы ни?были велики его страдания, он?не призывал скандинава?к?себе и?не делал ни?шагу к?нему навстречу. Теперь... теперь же настал момент отбросить все сомнения. Все мысли и неуверенность, все переживания и страхи, все моменты и подозрения. Он знал, что после такого, пути назад уже не будет.
— Даниэль. Я...