17. Когда ты решаешь загадки, мир имеет смысл, и всё вокруг правильно. (1/2)

— Даниэль, Я... я хочу спросить, ты помнишь то, что произошло за месяц до твоего сна? Ту самую ночь? — продолжая держать руку любимого, спросил Империя. Слова, что?я?хочу сказать ему... Чувства, что?я?хочу разделить с?ним... Теперь, когда я?об этом думаю... Есть столько всего, что?я?бы хотела сказать, что?даже не?знаю, с?чего начать. Почему нельзя показать кому-то, что?ты?чувствуешь на?самом деле одной простой фразой? Он хотел бы оставить этот вопрос позади, но перед тем как сказать то, что он собирался, обязан напомнить о случившемся. Да, это возможно повлияет на ответ и повлечёт за собой трудности. Но, оставить такое без внимания и позволить совершить ошибку, он ни за что не позволит. От этого будут страдать уже двое. А вот сам вопрос, вызвал у скандинава просто шок. Он ведь сам считал, что римлян оставил этот вопрос позади за столько лет. Не будет больше поднимать эту тему, согласившись с его высказыванием насчёт того, что в этом никто не виноват. А значит, нести ответственность за это тоже смысла нету. Но вот, Рим стоит и задаёт этот болезненный и неприятный вопрос. Чего он хочет этим добиться, для датчана загадка.

— Д-да помню. Но зачем ты поднимаешь эту тему? — немного взволновано спросил скандинав, не замечая, что его руку до сих пор держат.

— Скажи мне, что ты обо мне думаешь? Когда вспоминаешь ту ночь? — да, может это и по-свински, задавать такой вопрос, когда собираешься признаться, но, лучше выхода для правильного решения Ремус не нашёл. Если для Дана, та ночь была болезненной, то лучше уж он сразу оттолкнёт грека от себя, не позволяя им обоим после этого страдать. Так будет лучше. Ведь когда слишком долго откладываешь признание, его?все труднее сделать и?наконец, наступает такой момент, когда оно?просто становится невозможным.— Почему ты это спрашиваешь? Ремус, я думал ты уже давно отпустил эту ситуацию. — продолжал он, избегать главного ответа.

— Я лишь хотел напомнить тебе о произошедшем и сказать... что... Я люблю тебя.

— Что?

— Ты заинтересовал меня с первой же встречи и я сам не заметил, как полюбил. Я по настоящему люблю тебя. Но...?мне жаль, что?это не?означает ?Никогда не?сделаю тебе больно?... Прости. — последнее словно, римлян прошептал и отпустив руку любимого, покинул камеру что их связывала. Сказать ?люблю? не?сложно. Трудности начинаются потом. Он признался, рассказал о своих чувствах, перед этим напомнив о совершенной им ошибке. Теперь же, ему остаётся лишь ждать. Будет ли это счастливая история любви, или же концом отношения между друзьями. Ещё посмотрим.

Даниэль остался стоять как вкопанный, не обращая внимания на то, что рядом уже никого нет. Осознание сказанного Империей ещё долго доходили, но когда дошли, просто стало ударом. Хотя, нет, даже не ударом, ПОЩЁЧИНОЙ! Сильной и просто резкой пощёчиной, что в обычных ситуациях должен приводить в чувство, но сделало всё наоборот. Сердце непроизвольно забилось. Слышны лишь громкие...

Хотя к любви ли они? Скандинав бы сейчас хотел, лишь найти ответ. Но имеет ли он право? Ему ведь сейчас, чистосердечно признались в любви. Вроде туманное сладострастие, а на деле лишь явное непонимание. Ему напомнили о прошлом. О той самой ночи, что по возможности может перекрыть все дороги к счастливой жизни. Ему напомнили словами: Я по настоящему люблю тебя. Но...?мне жаль, что?это не?означает ?Никогда не?сделаю тебе больно?... А теперь, Рим предоставил ему путь, дал ему выбор. Он ПОЗВОЛИЛ ему сделать выбор. И выбор этот состоял в данном времени. Империя дал ему время, чтобы тот принял решение. Не стал давить и требовать моментальный ответ, а позволил всё осмыслить и вынести окончательный вердикт. Опять эта его черта заботы, которую можно заметить в маленьких деталях. Казалось бы, ответ очевиден. Но загвоздка лишь в одном. Даниэль его не то что не любил, он просто никогда не думал о нём в таком ключе. НИКОГДА. Ремус был лишь как младший брат. Изредка вспыльчивый, резкий, но амбициозный и иногда излишне эмоциональный младший брат. Возможно, дайте вы датчанину ещё немного времени, или пропусти он хоть одну мысль о том, чтобы видеть этого парня как объект любви, может, он бы ответил ему прямо сейчас? Этого мы уже никогда не узнаем. Скандинав прекрасно понимал, что свои чувства, он и сам иногда понять не может. Он же видел сейчас, какими глазами на него смотрел грек. Он смотрел не только с искренней любовью, но и с не меньшим страхом и ожиданием. Казалось, что за этой немного напуганной физиономией, пряталась ужасная паника и самокритика за сказанные слова. Изобрази он в тот момент радость и ожидание, изменило бы это и ответ? Уже не ясно.

Даниэль лишь должен держаться. Он ведь старше него. Для него это может оказаться и не первая любовь, но только не для Империи. Он ещё молод, по их с Византией меркам. Да и ведет он себя всё равно, как ребёнок в теле взрослого. Но в момент признания, на ребёнка он был похож меньше всего. Нельзя было не уловить всю искренность и серьезность намерений. Это и ежу понятно. Главная проблема, ответить. Дан сейчас будет начинать копаться в себе, вновь отстраняясь как это было триста лет назад. И на этот раз, он должен дать ответ, не такой ?Я не уверен, но мы можем попробовать?. Нет. Он обязан дать чёткий и предельно ясный для их дальнейшего отношения ответ. ?Я тоже тебя люблю? или ?Я не люблю тебя?. Что будет дальше, уже решать не им.

— Эх. Мне нужно время. — тяжко вздохнув, вслух проговорил датчан.*** Последующие пару дней, оба воплощения были как на иголках. Больше всего Даниэль. Византия видела, как последний шугается её брата, но при этом, видела с какой болью в глазах смотрел на него Ремус. Зная о чувствах римляна, не трудно было догадаться, что между ними произошло. Признание и время на его принятие, вот что сейчас происходит. Вивиан хотела бы помочь, но если сейчас пойдёт поговорить хоть с кем-то из этих двоих, боится, что может ненароком поменять их чувства. Ведь парни могут схватиться за её совет как за истину, меньше думая о себе в такой момент. Так что, выбор они должны сделать исключительно сами. В дальнейшем, жалеть о своём выборе будет гораздо легче, ведь обвинить ты сможешь лишь себя.

— Данни, можешь подойти? — позвала она мимо проходящего друга. Он конечно подошёл к ней, но с какой-то долей неохоты. Видимо, побаивается что она затронет больную на данный момент тему.

— Да, что такое?

— Можешь передать эти указания страже? — передала гречанка бумаги, что держала их до этого. Век что надо. В 900 года, использовался папирус, а сейчас, их заменили на более менее удобную, тонкую и стойкую бумагу. На нём и писать удобнее и они не такие толстые, есть в большом количестве, да и делать их гораздо проще.

— Да кончено. Какой именно? — мысленно вздохнув от того, что это не касается темы Рима, Даниэль взял в руки бумаги с указанием.

— Страже дворцовой камеры. Ты знаешь где это, он у нас веками не менялся. Через пару дней, состоится казнь семьи убийц. Ими брат занимается.

— А что такого произошло, что даже Рим занимается их казнью?

— Они не местные. К тому же, они убили семью своих конкурентов, которые находились под покровительством герцога. Так что, их публичная казнь, станет своего рода показателем и предупреждением не только нашим людям, но и приезжим что собираются бесчинствовать на наших землях.

— Хорошо, я понял.

Попрощавшись с девушкой, Даниэль отправился в сторону дворцовой камеры, глубоко под зданием. Стража лишь завидев человека в чёрном плаще и маске, не задумываясь пропустили внутрь. Особо, про камеру сказать-то нечего. Каменные стены, железные камеры, горящие факела и тяжкие вздохи, ну или говор заключённых. Конечно, зрелище не самое приятное, но скандинав в своей жизни и не такое видел. Проходя мимо камер с заключёнными, как раз подошёл к той, где сидела эта семья. Ничего такого. Муж, жена и кажется их сын, на вид лет десяти. Простая семья, со светлыми волосами и глазами. Бросив на них секундный взгляд, Дан не обратил на них внимания, хотя что-то начало зудеть на сердце. Он передал указ охранникам, чтобы те их просмотрели, но видимо, что-то пошло не так. После пары строк, охранник попросил скандинава остаться здесь и присмотреть, а он должен что-то доложить главному стражу тюрьмы. Не имея выбора, Дан остался ждать.