12. Когда ты проснёшься, лишь ужас будет смотреть на меня в твоих глазах. (2/2)

— Можешь идти. — освободил его император, а лекарь немного поклонился и собирался покинуть комнату. Его также распирало от злости, что такое чудовище, смеет смотреть на него, королевского лекаря свысока. Так ещё и назвал бесполезным. От обиды и злости, мужчина сам не заметил, как прошептал тихое: ?Чудовище?. Пусть Оттон как человек не мог бы его услышать, но вот двое воплощении вполне.

Угадайте, кто сорвался с цепи первым делом? Кончено же Римская Империя. Он резко схватил мужчину за шиворот и, оттянув назад, прижал к стене. Один его взгляд, начал до чертиков пугать бедолагу, а ко всему этому, присоединились феромоны. Теперь, впервые почувствовав, какого это их использовать и ощущать, Ремус мог пусть и неосознанно, но выпускать их. Получается, что та молодая аристократия, самолично подарило воплощению подарок в виде раскрытия способности к феромонам. Вот повезло.

Рим невольно разозлился от слов лекаря. И дело тут не только в том, что тот назвал их чудовищем. Кончено, последнее стало спусковым рычагом, но раздражало грека с самого начала именно вся эта ситуация в целом. Этот осуждающий взгляд со стороны сестры и императора, взгляд полный отвращения от врача, давили на него и будто бы играли с его эмоциями. Словно в солнечные зайчики с котом. Вот и сорвался он с цепи, угрожая мужчине.

Лекарь был напуган не только своим положением, но и вышеупомянутым феромонам. Он инстинктивно сжимался и понимал, что у него нет и шанса на спасение. Если бы тот захотел, убил бы без колебаний.

— Всё что здесь произошло, останется в стенах этой комнаты. — дальше, Империя продолжал всё больше угрожающими нотками, рыча словно дикий зверь. — Если же проболтаешься, я отыщу тебя и захороню заживо. Ты будешь умирать от удушья, пока не превратишься в труп уже похороненным.

— Ремус, отпусти его! Хватит! Ты не понимаешь, что твои эмоции и могли довести до такого? — схватив брата за плащ, говорила Вивиан. От её слов, Рим невольно задумался, отпустив лекаря из рук. Тот с первых же секунд встал на шаткие ноги чуть ли не падая и выбежал из комнаты. Он не проболтается, если уж жизнь дорога.

— Прекратите оба! Мы будем ждать, больше ничего не остаётся. А пока, решите, как будете разбираться в этой ситуации. — зло скомандовал Оттон и также вышел из комнаты. Империя уже не слышал его, ведь слова сестры засели в голове.

Неужто это всё-таки произошло из-за него? Если так подумать, не игнорируй он скандинава и не ускакай он не по маловажному вопросу из города, то датчан бы не беспокоиться на банкете. Да вообще это всё началось еще с их первой встречи. С самого первого взгляда, Империя растерял свои способности к контролю своих эмоций. Во всем стоит винить только его самого. Даниэль же, лишь жертва, которую они насильно вытащили из своего укромного места.

— Это я виноват. Нельзя было... — не договорил Рем, упав на колени. Сестра медленно подошла к нему со спины, приобнимая и пытаясь успокоить.

— Для нас нет понятие любви. Ты же знаешь, чем это заканчивается? Лишь болью и шрамами на сердце. — спокойно говорила она, словно и не было вчерашнего кошмара.

— Я помню, но, думаешь, кто-то способен принять такого монстра как я? — не поворачиваясь, с нотками отчаяния в голосе спрашивал грек.

— Может быть, наша судьба, это наши подобии? Может быть, люди не для нас? — с какой-то долей надежды предполагала Византия.

— Ты намекаешь на Дана?

— А разве ты не влюблён в него?

— Не говори об этом! После всего, что я сотворил с ним вчера, я не могу надеяться хоть на каплю любви. Если он простит меня, я уже буду благодарен за это. — вновь поникнувшим голосом отчаянно говорил Империя.

— Эх братец, что же ты натворил? — скорее у самой себя спрашивала Вивиан, желая помочь брату преодолеть это.

Виа ведь была права. Ремус был влюблён в это неполноценное воплощение. Неизвестно, когда точно это произошло, но вот понял римлян это не так давно. С самой первой встречи, когда скандинав был связан и лежал перед ним в зале, он не испытала ничего особенного. Лишь некий интерес и азарт. За те два года, когда датчан буквально жил лишь в одной комнате, он невольно наслушался рассказов от сестры про саму личность этого воплощения. В какой-то момент, его это стало интересовать. Да так, что он сам не заметил, как попросил сделать парня именно его рабом. Какое-то желание владеть им, заиграло в груди. Так проходило время, а он и не сразу заметил как привязывался к этому, весьма прямолинейному воплощению.

Окончательную влюбленность он осознал в ту ночь. Когда Даниэль сидел у окна, а Империи мерещился его человеческий образ.

*Осматриваясь, грек краем глаза заметил, как у окна, немного прикрываясь занавесом, сидел скандинав. Он сидел у полуоткрытого окна и смотрел на то, как солнце уходит в закат. От этого зрелища и более жёлтого оттенка лучей солнца, лицо Дана выглядело более... человеческим. В тот момент, у римляна проскочила мысль, что будь парень обычным человеком, был бы очень красивым. Более приземлённые рыжие волосы, светло-карие глаза, немного пухлые, но не настолько большие губы, светлая кожа и кончено же, веснушки по щекам и носу.*

Лишь завидев такую иллюзию, сердце екнуло на месте, напоминая о своём существовании хозяину. Рим отрицал это недолго, ведь лишь вспомнив то, каким парень был во время их прогулки по городу, чувствовал разрастающееся тепло по всему телу. Он сразу пришёл к выводу, ?Я люблю его?. Какого же было сразу почувствовать уколы ревности и огорчения, когда скандинав говорил отсырей бывшей семье с таким выражением лица. Лицом скорби и сожаления, но всё-таки с нотками любви и нежности. Как же сильно Ремус хотел чтобы так смотрели именно на него. Не сдерживая свои порывы и обиду, Империя ускакал по маловажному вопросу из города, вернувшись лишь через две недели. По приходу, новость о том, что он признался его сестре, вновь заложило тоску и некую обиду и римлян не сразу заметил, как пытался как-то привлечь его внимание. Сперва пропадал на пару дней, а дальше, даже переспал со знакомыми рабами. Наверняка он выглядел тем ещё козлом в его глазах. Эти полные злости глаза, сильно въелись в его воспоминания и теперь, не забудутся. Но, на их замену пришла другая. Взгляд полный страха и отвращения. Факт того, что он изнасиловал его, пусть и под эффектом афродизиака, просто давили на совесть и сердце. Нет ему прощения. Наверное, у него больше не будет шансов на хоть какие-то крупицы любви от Дана. Это останется безответной любовью... навсегда.