6. Акт жестокости (2/2)
- Не знаю, посмотрим. – говорит она, попутно складывая вещи, смотря вниз. Заранее зная, что нет, не покажет. Она даже ничего не снимала. А снимали ее. Он снимал ее, как всегда до невозможности прекрасно. Но Жене незачем об этом знать. Парень бывал ревнив, но лишь изредка, и в основном к преподавателю. Он видел его, один раз даже здоровался, когда встречал ее с учебы. Даже он, далекий от искусства человек, ощутил этот его шарм, его мощную энергию. И позавидовал, невольно сравнил себя и его, понимая, что уступает. Но Женька еще молодой, еще не научен жизнью так, не обрел то внутреннее спокойствие, не стал мужчиной. Но он по-своему хорош для своих двадцати двух, гораздо умнее и лучше сверстников. Просто другой. Она тогда лишь снисходительно рассмеялась, прочитав на лице юноши всю палитру эмоций, мрачную тень. Кажется, он впервые испытал при ней нечто подобное, и так это было ново, так неожиданно, что она даже не знала что сделать. Так глупо было ревновать, сравнивать себя с ним, ведь они абсолютно из разных миров. Тогда и она еще не испытывала чувств к Симанову, поэтому и удивилась. Он же преподаватель. Как можно подумать?! И поспешила успокоить, говоря все возможные нежности. Куда же они пропали сейчас? Или же они по-прежнему внутри, но дарить их хочется уже другому?
- Уже не терпится увидеть, хочу посмотреть! – он таки подступается к ней, обнимая со спины, как-то слишком тесно, слишком сжимающе, слишком неприятно. Илария поджимает губы, отводя взгляд куда-то в сторону, невидящий, незамечающий. – Люблю тебя.
Ей бы сказать – «А я тебя уже нет. Давай закончим», и враз оказаться по ту сторону, где-то далеко, создавая пропасть между ними. Но она молчит в ответ, обращая акт неловкости, в акт жестокости. Делая ему гораздо больнее, ломая кости своим молчанием, ведь всегда отвечала. А сейчас слова физически не лезут из горла, застряли где-то там.
Он лишь понимающе кивнул сам себе и ушел на кухню, собираясь приготовить ей ужин, ведь наверняка она голодная. Он не расценил ее молчание как нечто ужасное, хоть и кольнуло что-то там, внутри. Просто она устала, просто она такая. Он привык, он изучил ее вдоль и поперек, он знает каждое ее движение и эмоцию. И сейчас он знает, что лучше не трогать. Дать время. Он знал ее так, как мечтал чувствовать Владимир. У него было это понимание, навык, а у Симанова нет. Только вот парень не знал как правильно использовать это, что делать-то с этим идеальным изучением ее, а преподаватель знал, но не мог.
***
А сидя глубокой ночью как обычно за ноутбуком, пока рядом спал Женя, и время от времени она гладила его по волосам, ведь только ночью у нее случались приливы нежности к нему, и то, быстро проходили, ей пришло уведомление. В 3:39 никто не мог написать ей из близкого круга. Разве что… Да, это он, конечно же. Она видит кусочек его аватарки, мгновенно открывая диалог, в котором так редко загорается жизнь. Не любитель писать, если это не бумажные письма. Она тоже с ума сходит от писем от руки, только вот писать некому.
«Сделал в порыве чувств! Оч. Ты чувственная получилась. Спасибо тебе!! В.»
И прикреплена та самая фотография. Она. Часы. Черно-белое. Взгляд. Чувства. Восторг.
И она смотрела на себя и не могла наглядеться. Не могла поверить, что это она. Что может быть такой! И что он увидел ее так. Раньше же всегда не могла смотреть на все фотки, что делала сама, или делали другие. Всегда ракурс не тот, то слишком толстая, то лицо с нерабочей стороны. А сейчас влюблена в себя. Оказывается то, она красивая. И очень чувственная.
«Вау, мне очень нравится! Кино. Спасибо!»
«…мне тоже! Умница! Будем рождать дальше..и Дальше. И конечно же ты не спишь, Богема, ё!»
Улыбнулась, поднося костяшки пальцев к губам, легонько покусывая. Смущена. И так рада, что написал. Она поняла что ей этого очень не хватало, не хватало сообщения от него. А теперь и спокойно стало, и тепло, и стыдно. Стыдно перед парнем, что лежал слева, переворачиваясь набок, напоминая о своем присутствии. Эй, я все еще здесь! И никуда не уходил! Люблю тебя!
А я тебя нет.