Часть 29: По закоулкам чужого сознания (1) (1/2)

И именно так они наблюдали всё от самого начала и до конца, когда перепуганная Эвелинн сбежала с места конфликта, но теперь известно куда. В старый парк, где они её и обнаружили.

После того, как воспоминание закончилось, то всё застыло, все люди исчезли; остался лишь школьный коридор, однако обернувшись, ребята обнаружили дверь посередине. Она была закрыта, но открыв её, то их ждал белый свет. Пройдя сквозь, опять вспышка и теперь они вновь в сознании Эвелинн.

Все молчали, ведь надо было всё обдумать. Всё, что видели и слышали.

— Это вновь было похоже на тот же срыв в её детстве. — первым заговорил Ричард. — Она впадает в слепую ярость и неконтролирует порывы.

— Желает смерти. — добавил Рид. — Что почти ей удалось устроить для этой Мэй. Возможно, что-то просто пошло не так, силы не послушались её и… Лучше так.

— Эвелинн просто не умеет контролировать свои эмоции, сама не понимает их. Она лишь подросток, что учится жить лишь сейчас. — сказал Коннор. — В моменты злости и обиды можно сказать, что угодно. Нельзя так просто обвинять Эву. Да и у неё были весомые причины расстроиться настолько сильно.

— Верно. — Аниса облакотилась на стенку и сложила руки на груди. — И Ванесса была права, если вспомнить то, что вы рассказали о разборках в школе с родителями. Это действительно две малолетние суки. Судя по всему, Эвелинн и так тяжело ориентировалась в новом обществе, пускай и прошло четыре года с удочерения, но всё-таки. Просто хотела, чтобы у неё были друзья и всего-то. Но нарвалась… на вот таких вот дряней, что использовали её наивность и веру в дружбу. Надеюсь… это не отразится на её будущей жизни и доверии к окружающим в целом. Хотя… Воспоминание заблокируется, так что… Эвелинн забудет, хотя осадок в виде неприятных отголосков эмоций может остаться.

— Блять! Мы даже как доказательства это не сможем использовать. Даже если Коннор или Ричард выгрузят это из своей памяти на планшет или типо того. — Рид злился, что всё это невозможно. Было бы так хорошо! Они бы одним махом решили все проблемы и этих двух дур ждало их наказание, как и их наглых родителей, что не смогли воспитать дочерей нормальными людьми. — Ладно… Пускай. Сейчас это не важно. Главное, чтобы Эва пришла в себя.

— Это главнее всего. — подтвердил голубоглазый андроид. — Завтра увидим.

— А мы можем… Что-нибудь ещё глянуть? — Гэвин посмотрел на Нису с небольшой надеждой и любопытством.

— Вполне… Но зачем? Мы же всё узнали, разве нет?

— Просто… Ты же знаешь, что в детстве у неё всё не очень было и… тут это аукнулось в нынешнее время. Может если мы будем знать о ней больше, то… будет хоть чуток вооружены? Ну знаешь… Готовы ко всяким неожиданностям с её стороны.

— Но это ведь личное. Да и разве вы просто не можете спросить её сами?

Коннор тоже не желал лезть на самом деле, но в словах Гэвина был смысл.

— Эвелинн… Никогда даже не заикалась о прошлом. Ванесса сказала, что Эва… Будто даже и позабыла обо всём, что пожалуй лишь к лучшему.

— Подожди… Что? — Аниса отошла от стенки и нахмурилась. — Как это… позабыла? Совсем? Эва никогда не рассказывала вам о себе?

Все молчали, потому что это так. Были моменты, когда в бюро или при расследованиях дело могло дойти до её прошлого, хотя они старались в общем не напоминать, но Эвелинн и так каждый раз опешивала, терялась и заикалась, а также ни разу так ничего толком и не рассказала, отмахиваясь, что там ничего интересного или уже не помнит, а порой говорила, что помнит лишь ощущения и эмоции, но не сами моменты.

— Да нет…

Аниса не верила этому и затем повернулась в сторону глубины коридора. Подошла к одной из дверей с надписью «Мама», но та была заперта. Ниса дёргала ручку, но не открыла. Затем она поспешно пошла к другой двери с другой подписью; «Восьмой день рождения» тоже не открылся. «Молоко» тоже не поддалось, чтобы посмотреть что там за дверью скрывается. Какое воспоминание и случай. Девушка бегала вокруг и судорожно пыталась открыть хоть одну дверь, яростно дёргала за ручки, чем сбила с толку парней, наблюдавших за её метаниями. Все эти её десять попыток… так и закончились неудачей.

Аниса отошла к середине и смотрела в длину помещения, пятилась к ребятам обратно спиной и не верила. Даже головой махала в отрицании.

— Это… Невозможно… — говорила шёпотом, а затем обернулась, а ребята увидели её распханутые карие глаза. — Это невозможно!

Так воскликнула, что они напряглись.

— Что именно? — Рида это даже пугало. — Что случилось?

— Не может быть так! Не могут воспоминания быть закрытыми! То есть… — Ниса глубоко дышала, думая над всем, ухватившись за голову. Пыталась взять себя в руки, но внутри были пугающие ощущения. — Я имею в виду… Да, двери могут быть закрыты, если бы это был человек с амнезией, если бы это было прям что-то личное или что-то такое, что человек пытается игнорировать или блокировать, потому что это приносит ему боль и тревогу, могли быть наложенны специальные заклинания, но у Эвелинн…

— Слишком много закрытых дверей. — догадался Коннор.

— Да. Это… Ненормально. Ощущение, что слишком многое отсутствует в её памяти. — Аниса медленно подняла взгляд с пола, будто наконец нашла долгожданный и правильный ответ. — Это всё травмирующее! Конечно! Воспоминание о школе блокировалось и стало бы закрытым, потому что ранило её и она не могла с этим справиться. Ванесса сказала, что Эвелинн будто и не помнит ничего, потому что…

— Всё из детства закрылось, так как там, вероятно, всё было плохое по большей части. — договорил Ричард. — Травмирующее.

— Да… Её мозг спасал себя, «стирая» воспоминания, что делали ей больно. Они вытеснялись. Ну да! Вытеснение! Но у Эвы были кошмары, потому что даже несмотря на то, что моменты будто отсутствуют и человек их не помнит, но они не забыты навсегда, просто сильно игнорируются. При гипнозе или сновидениях, они всё ещё активно и целиком проявляют себя. Они всё ещё влияют на поведение, особенно, если воспоминания спровоцировать, когда о них что-то напоминает или человек видит саму их причину, то может и вовсе всё вспомнить или быть напуганным, но не понимать от чего. Например… Как если кто-то попал в страшную аварию, сознание это стёрло, считая травмирующим, но он всё равно будет бояться ездить в машинах впредь, испытывать тревогу или истерику, если сядет в салон, однако даже не понимать почему, ведь не помнит конкретной причины.

— Она однажды впала в какое-то… состояние. Думаю вспомнила что-то таким образом. — вспомнил Гэвин тот не приятный вечер, что так и не может позабыть до сих пор. Это всё ещё делает ему неприятно на душе. — Помнишь, я рассказывал о том, как Эва нашла труп?

Ниса согласно махнула головой и хмыкнула.

— Тогда… Всё пошло немного хреново. В то время мы только недавно познакомились с Эвой, пока плохо друг друга понимали, хотя я и знал, что она из плохой семьи, но не знал, что из ОЧЕНЬ. Короче. Она же самостоятельно полезла в этот городок, да и так поздно ночью, а потом вся в слезах звонит и говорит, что тело нашла. Ну я… Немного разволновался, затем вроде облегчение, что всё хорошо, но потом думай, что делать с телом и как объяснить его находку, так ещё и коллеге нашему бывшему внушила, чтобы таскал ей документы в департаменте, что тоже не очень-то и славно. Я сорвался на неё, но клянусь, я не хотел кричать и уж тем более бить её не собирался. Но Эвелинн… Приняла это иначе. Стала от меня отползать, будто я маньяк с тесаком или бензопилой, впала в какую-то истерику словно по щелчку пальцев, да и вся сжалась у стенки, просила, чтобы я не бил её. Я понял, что она вспомнила о прошлом и о старой семье. В общем-то Коннор после всего рассказал нам о том, что воспоминание с молоком увидел и всё сошлось. Мать её била, так что Эва…

— Неосознанно вспомнила какой-то «стёртый» момент. — подвела итог Ниса.

— Эва потом молчала, игнорила и сбежала даже. Мы нашли её, но она нас чуток помучала силами. Я извинился, но подняв всех нас троих над землей ненадолго, молча свалила домой. Думаю это она так пыталась показать, что нам не стоит её обижать. На всякий случай, вероятно. Потом дулась ещё некоторое время и мы потихоньку возвращались в прежний темп общения. Но Эва так ни разу и не обмолвилась об этом, да и мы не стали. Мы вообще не лезли к ней о её прошлом, чтобы не заставлять вспоминать плохое, но, видимо, ответ был прост… Эвелинн и так ничего не помнила.

— Чёрт… Это не очень хорошо. То есть, конечно, сознание защищается от негатива и стресса, что хорошо, но у неё же чуть ли не по кускам всё выдрано из памяти и это происходит до не нормального часто. И так не может быть постоянно и на столько сильно. Так поди… Эва и себя толком получается не полностью осознаёт. — Аниса о чём-то глубоко думала. — Личность не формируется должным образом на пережитом опыте, как у всех.

Гэвин устало хмыкнул.

— На свой недавний день рождения Эвелинн рассказывала, что это лишь четвёртый на её памяти. Предыдущие… Я думал она просто не очень любит или не праздновала, а не потому что… Не помнит их. — опять очередная завеса была приоткрыта, когда открылись некоторые факты. Картина вновь сменилась, когда стало что-то известно. Нужно теперь смотреть под другим углом. — Интересно… Эвелинн реально почти ничего не помнит о себе из детства?

— Может помнит, как и все, а может лишь ощущения и эмоции, ведь память у людей не идеальна и с годами воспоминания становятся не такими чёткими. Плохие моменты тоже, но скорее в более мягком в виде, если они стёрлись или были давно. Вероятно, помнит вкусы, запахи, предпочтения какие-то, помнит нейтральные воспоминаний по типу каких-то универсальных знаний и чему обучилась, каких-то не таких плохих случаев, а простые деньки и моменты. Думаю есть какой-то порог или грань. Черта, когда ситуация ранит её настолько сильно, что оно стирается. Или может Эвелинн сама желает это игнорировать и процесс запускается, хотя думаю, что всё это происходит опять неосознанно. — Аниса посмотрела на дверь подсознания, но затем обернулась к ребятам. — Встаньте возле меня и закройте глаза. Опять расслабьтесь.

— Что ты хочешь? Посмотреть что-то? — Рид встал рядом с девушкой и сделал как та просила.

— Да.

Тишина. С закрытыми глазами простоять пришлось недолго. Секунд тридцать, может сорок. Аниса сказала, что уже всё и все открыли веки. Перед ними были… золотистые ключи. Они плавно шевелились в воздухе по всей длине коридора, а стоило хоть один задеть и он как в невесомости космоса плыл в ту сторону, куда его толкнули.

— На них написаны названия от дверей. — Ниса прошлась вперёд отмахиваясь от некоторых, хотя они порой отлетали сами, стоило рядом пройти. — Найдем хотя бы… Да тот же день рождения. Найдите восьмой. Посмотрим, что там было и что скрыто теперь.

— А мы не слишком долго тут? — спросил Коннор, рассматривая блестящие ключики.

— Нет. Время в сознаниях искажено. В реальности от силы прошло пару минут. Хотя всё равно не советую тут болтаться слишком много. — Ниса вытерла из-под носа капли крови, пока была к парням спиной. — Лучше делать пару заходов, чем один долгий.

Поиск продлился минут пять. Ричард первым обнаружил нужный ключ и открыв дверь, там как и всегда ожидал свет. Они прошли по очереди и оказались в каком-то тусклом коридоре.

Дом Эвелинн.

Был день, если судить по солнечному белому свету в окнах в далеке или в комнатах, что были неподалёку, а двери приоткрыты. Послышались шаги. Посмотрев назад, ребята заметили девочку, которая прошла мимо всех них вдоль коридора и подошла к двери. Коннор вновь быстро признал маленькую Эву, но в этот раз чуток младше, чем до этого. В прошлых воспоминаниях ей было чуть больше десяти, тут же ей только исполнилось восемь.

Все молчали, ибо ещё было нечего обсуждать. Сначала просмотр, а уж потом беседы и выводы.

Эвелинн не сильно громко постучала в дверь и прислушалась нет ли шагов. Их всё же не было.

— Мама?

Ответа не последовало. Тогда девочка решила рискнуть и приоткрыть себе проход. Заглянув вовнутрь лишь головой, она заметила лежащую на кровати мать. Виола спала и слегка похрапывала. Вид её был не самый свежий. Растрёпанные черные волосы, грязноватая и растянутая одежда, а сама женщина вальяжно развалилась в кровати. В комнате стоял неприятный застоявшийся запах и поэтому Эва пошла к окну и открыла его, чтобы проверить помещение. Тем более лето и будет наоборот свежо и хорошо. Ребёнок тихонько подошёл к маме ближе и увидел лицо лежащее на подушке боком. Слегка опухшее, но ей это было не важно.

— Мама? — робко начала дочь и приложила ладонь к чужому плечу. Слегка потрясла, но никакого реагирования со стороны родительницы не было. — Мам?

Эвелинн прошептала слово, надеясь, что разбудит, но увы. Не удалось. Тогда она ещё немного поглядела на Виолу и развернувшись, ушла, не забыв закрыть за собой дверь.

Часы на тумбе резко сменили время на десять минут вперёд и в коридоре вновь появилась Эва, что вышла из кухни. Вновь всё тоже самое. Постучала в дверь, ей не ответили и тогда пришлось зайти во внутрь, чтобы увидеть всё ту же картину, однако… теперь мать не спала, а просто лежала с открытыми глазами.

— Мама! — дочка подскачила ближе к кровати и улыбнулась. — Доброе утро!

Но Виола проигнорировала, обведя дочь вялым взглядом. Отходняк и сейчас как-то совсем не до роли матери. Женщина встала и поплелась куда-то, а Эвелинн тут же последовала за ней.

— А ты знаешь, какой сегодня день? — казалось, будто ребёнок до невозможного взбудоражен. Она слегка подпрыгивала, держа руки сзади и улыбалась, что округлые щёчки становились круглее. — Двадцать пятое августа!

Но реакции от мамы никакой. Она так и шла по коридору в кухню.

— Мой день рождения! — Эва опередила мать и выпрыгнула перед ней, хлопнув в ладошки, а затем вскинула руки вверх. — Мне теперь целых восемь лет! Я уже такая взрослая и большая! Здорово, правда?

Но Виола обошла её, пихнув бёдрами, однако дочь опешив на пару секунд, не теряла хорошего и радостного настроения. Вновь заулыбалась и последовала за родительницей.

— А мы что-нибудь будем кушать вкусное? — Эвелинн села перед курящей матерью. — Мы купим тортик? На день рождение ведь обязательно должен быть торт! И со свечами! Я телевизоре такое видела! Их задувать надо и желание загадывать! Это так здорово и я хочу также!

Мать не докурив сигарету затушила её в пепельнице. Выдыхая дым, она встала, стала уходить куда-то вновь, а Эвелинн последовала за ней. Вновь бежала рядом и смотрела в чужое лицо, задирая голову.

— А ты подаришь мне что-нибудь в этот раз? В прошлый ведь… нет. О! О! Я хочу новые карандаши! И альбом! Или краски! — перечилсяя всё, ребёнок звонко восклицал и хлопал в ладошки, находя что-то классное, как ей казалось. — Там в магазине такие кра…

— Да закрой ты свою пасть уже! — Виола психованно дёрнулась и обернувшись на дочь, смерила её гневным взглядом. Её бесило, что Эва шумит, следует за ней и задевает руки, стараясь остановить и привлечь внимание. — Тявкаешь, как щенок! Всё никак не заткнёшься!

Эвелинн сжалась от строгих восклицаний, потеряла весь энтузиазм и радость. Опешив из-за такой резкой перемены и застыв всем телом, таращилась на женщину, абсолютно не моргая. Эва ощущала, что глаза тяжелеют, становится всё мутнее видно, но еле удержалась, чтобы не пустить слёз. Стала хлопать веками и поджимать губы, ведь подбородок то и дело дрожал. Мать развернулась и зайдя в свою комнату, захлопнула дверь, от чего девочка подпрыгнула на месте, поджимая свои ручки к себе. Стояла там и смотрела в пустоту коридора.

Сзади послышались детские голоса и обернувшись, ребята увидели улицу. Солнце светило очень ярко, ведь на небе ни тучи. Деревья зелёные и отбрасывали тень, под которой они стояли.

— День рождения? — спросил мальчик, стоя в куче других детишек. Их было всего лишь четверо.

— Да! У меня сегодня день рождения! — вновь повторила им Эвелинн. — Здорово, правда?

— Ага… — лениво и без особо интереса ответил тот. — И что тебе подарили?

От этого Эва опешила и приоткрыла рот. Глаза слегка бегали, ища хоть какой-то ответ.

— Краски! И карандаши с альбомом! — быстро спохватилась и заулыбалась, хотя где-то на фоне всего так хотелось пустить слёзы и поплакать. — Я обожаю рисовать!

— Да? — мальчик хмыкнул, а сзади него детишки слегка посмеялись от чего-то. — А торт?

— И торт! Эээ… С клубникой! — первое, что пришло на ум. Недавно видела его на полке в магазине. — Вкусный и сладкий!

— Да ну… Я слышала, что твоя мама беднячка и что у вас нет ни на что денег. Даже на еду! И как же она всё это тебе купила? — собеседник сложил руки на груди, а своими словами опять заставил своих друзей издать волну лёгкого смеха и хихикания. — Ты же врешь!

— Нет! Я не вру! — противилась Эва, сжимая кулачки. — Это правда! Самая настоящая!

— И как же так получилось?

— Мама… Накопила ради меня! Она отложила много денег и сделала мне самый настоящий сюрприз!

— Да твоя мама даже нигде не работает. Мой отец сказал, что вы на пособиях живёте! И на алиментах каких-то. — мальчик пошёл куда-то, как и его друзья.

Эвелинн последовала за ними рядом, вновь споря с мальчишкой.

— Она их и откладывала! Давно! Весь год!

— Тогда покажи подарки! И тортом угости!

Опять опешила.

— Оно всё дома и мне нельзя этого вытаскивать, чтобы не испортить. Мама будет очень ругаться…

— Хах, ты врёшь! Это всё ложь и ты ничего не получала!

— Не правда! Ты просто не хочешь мне верить, что у меня такие классные подарки есть, а у тебя нет! Завидуешь!

— Эээ, ты щас одна останешься. Видимо, ты уже не хочешь с нами в футбол поиграть, да?

— Нет! — Эвелинн выскочила перед толпой и расставила руки, чтобы никуда их не пускать. — Хочу!

— Тогда… Пошлите уже.

Сзади послышались детские возгласы и пинки мяча. Обернувшись, наблюдатели оказались на какой-то другой улице. Людей вокруг не было, хотя стоит пару не богатых домов. Больше похоже на окраину района, где дальше идет какой-то лес и трасса. Ребятишки бегали и пинками передавали друг другу цветастый мячик. Бегали и громко вскрикивали, когда делали пас. Мальчик в красной футболке пнул мяч в импровизированные ворота из двух обломков кирпича, но промазал и тот слишком далеко улетел. Он закатился куда-то вглубь поворота и за домами, так что его не было видно.

— Иди за мячиком. — мальчик махнул головой Эвелинн в сторону. Тот мальчик, что спорил с ней.

— Что? Нет! Он запнул его! Пусть и достаёт! — единственная девочка в компании тыкнула на виновника ситуации, громко возмущаясь. — Он сам виноват, что такой косой!

— Да иди ты! — ответил тот, а затем таки побежал за игрушкой, принимая, что всё-таки вина его.

Ребятишки так и ждали, ибо без мяча делать всё равно нечего, но вскоре всё дёрнулись и обернулись, когда услышали громкие возгласы. Тот пацан в красной футболке с мячиком под боком бежал и кричал:

— Там… Собаки! СОБАКИ!

Он пробежал метра два с поворота, а за ним следом выскочили две большие псины. С черной, как смоль, блестящей шерстью и купированными, короткими ушами итальянские «Кане-корсо» Упитанные и… весьма целеустремлённо бегущие в их сторону.

Естественно дети испугались и побежали. Вся толпа неслась, как могла, кричали быть быстрее, словно за ними гонятся зомби, хотя две большие собаки, что кажется не хотят остановиться, а также являющиеся бойцовскими… то это не многим лучше на самом-то деле. Казалось, что никто не отставал, а даже больше — те, кто раньше бегал не очень быстро стал выбиваться в первые ряды. Но Эвелинн… никогда не была физически сильна и быстра, а более того… не вынослива. И казалось бы адреналин и страх должны неплохо подгонять, что они и делали, но она всё равно бежала последней. Ребята всей толпой инстинктивно забежали в двор одного из мальчишек, успев открыть калитку забора из профлиста, однако Эва так отстала, что собаки уже были близко к ней, а она сама не близко к забору. Мальчик в оранжевой футболке, что спорил с ней о дне рождении, смотрел через небольшую щель, а затем захлопнул калитку, боясь, что собаки попадут во внутрь.

Эва врезалась в забор руками и стала тарабанить:

— Откройте! ОТКРОЙТЕ!

Но не открыли.

Животные достигли её и встав перед ней, стали гавкать. Так много и громко, свирепо и рыча, что девочка закричала и стала плакать. Псы стали прыгать, будто пытаясь лапами облокотиться на неё, но лишь задевали и царапали тем самым. Эвелинн завалилась на пол, пока пыталась увернуться и прикрываясь руками, продолжала визжать. Не слова или требования помощи, а просто кричать. Страшно до смерти. Её всю трясло, уши закладывало, а горло саднило. Слёзы текли таким потоком, что уже и вправду могла бы образоваться лужица. Одна из псин решила ухватиться за руку, что накрывала голову и стала тянуть. Хват зубами был такой резкий и сильный, что это пожалуй и был настоящий укус. От этого Эвелинн закричала с новой силой, однако не открывала защиты насколько могла. Собака так дёргала её, мотая своей головой, что волочила всё тело по земле. Эва же уже была уверена в одном. Сейчас её раздерут на лоскутки. Нет. Они сожрут её и даже кусочка не останется, а кости растаскают, чтобы закопать у себя во дворе, как сувенир или игрушку.

Из поворота выбежал мужчина, что услышал такие звонкие крики и поторопился в их сторону, чтобы оказаться ближе. С далека видел, как собаки скружились над девочкой и лаяли ей почти в лицо, так близко. Одна из них всё ещё рывками тащила ребёнка куда-то по земле, не желая отпускать. Он стал кричать на них, отгонять и те действительно остановились, успокоились и отошли за него.

Всё просто. Это — был хозяин.

Мужчина подошел к Эве, что ещё рыдала, да так что задыхалась и заикалась. На руке были подтеки крови и весьма не слабые раны от зубов животного. Он приподнял её за плечи и посмотрел на руку, затем в лицо.

— Это ты за мячом полезла, да? — мужчина кажется был недоволен и зол. Говорил сквозь зубы и был хмур. — Сама виновата! Нечего в чужие дворы с собаками лезть. Там же табличка! Только посмей кому-нибудь сказать, что они напали. И я стравлю на тебя их ещё раз!

Ему важно, чтобы не было пострадавших и уж особенно жалоб от них. Полиция может прийти и просто выписать такое наказание, что… в общем плохо будет. Да и собак, вероятно, усыпят, а ведь они только стали чаще выигрывать в боях и приносить такую отличную прибыль. Хозяин животных отпустил ребёнка и позвав своих питомцев за собой, стал стремительно уходить, иногда оглядываясь.

Эвелинн легла на землю и всё ещё плакала. Боль была невероятная, что можно было бы, наверное, и сознание потерять. Или потому что до ужаса страшно? Девочка неожиданно стала быстро подниматься и побежала куда то, иногда спотыкаясь и придерживая руку, прижимала её к себе. Марала одежду кровью, вторую руку тоже.

Послышался звук закрытия дверей и дрожащий плач. Наблюдатели как всегда обернулись, чтобы поменять локацию. Это вновь был коридор её дома, такой же покрытый полутьмой. Эвелинн зашла и на входе упала, стала упираться на запустелую полку обуви спиной, опять держа больную руку здоровой. Тряслась.

— Ма… ма… Мама! — заикалась, не в состоянии нормально говорить. Шок и испуг не ушли совсем. Лучше вообще не стало. — Мама! Пожалуйста!

Женщина всё-таки вышла из комнаты и увидела дочь на полу. Подошла и увидела кровь, да слёзы на лице.

— Что это? — Виола тыкнула на рану.

— С… с-обаки. Они на-на… пали на меня!

— Что ты сделала? — кажется мать не была встревожена, а скорее… недовольна всем этим.

— Ни-ничего… — это ведь самая настоящая правда. — Я-я не чувствую с-свою руку! Мне б-больно, мама! Сделай… что-нибудь! Пожалуйста!

Женщина недовольно рыкнула и подошла к дочери, которая так громко ревела и всё никак не замолкала. После вечера с крепкой выпивкой это било по её ушам знатно.

— Хватит ныть! Уже всё! — Виола схватила Эву и стала утягивать в ванную. — Не хер было лазить, где попало! Клянусь, если к нам придут с жалобами… я тебя сама прибью!

Виола затолкнула Эвелинн в комнату и толкнула к ванной, что ребёнок чуток споткнулся.

— Я же сказала, хватит ныть!

Но не помогло. Эва пыталась, но успокоиться не выходило. Родительница вытянула больную руку под краном и включила холодную воду, что стала смывать кровь, грязь и пыль, что прилипла, ведь дочь лежала некоторое время на земле. От воды стало так хорошо, что девочка чуток расслабилась, плач утих хотя бы чуточку. Но затем Виола повернулась к полке и стала небрежно искать аптечку, которая на удивление у них в доме была. Нашла, но внутри ни одно антисептика или чем можно было бы обеззараживать. Она ушла куда-то и вскоре вернулась с бутылкой прозрачной жидкости, которой было наполовину. Опять протянула детскую руку над ванной, а Эвелинн даже не успела ничего сообразить или должным образом испугаться, как мама стала лить на руку. Обычная водка, которая явно уж не антисептик, но что было собственно. Лучше… чем совсем ничего.

В ванной комнате разнёсся визг и крик. Новая порция слёз и трясущееся детское тело, что стало сопротивляться и дёргаться назад, дабы получить свободу и прекратить болезненные ощущения.

— Мама! Мама, хватит! Мне больно! — визг был буквально раздирающими уши. Это уже была детская истерика. Вновь. — Хватит! Пожалуйста! Не надо! Щиплет! Оно жжётся!

Однако женщина всё делала резко и психованно. Дёргала дочь, чтобы та не дёргалась, да так, что у девочки голова ходила ходуном, а грудной клеткой она врезалась в керамический край и чуть не переваливалась в ванную, нырнув туда головой.

— Да заткнись ты уже! БЛЯДЬ! ЗАКРОЙ РОТ! — Виола перестала лить алкоголь и затрясла дочь за руку, которую стала задирать к верху, чтобы посмотреть в лицо полное боли и слёз. Больную руку. — САМА ВИНОВАТА!

Мама отпустила её и кинув на последок какое-то использованное полотенце, покинула небольшую комнатку и ушла к себе, дабы не слышать этот вопль и вой. Эвелинн легла на пол и свернулась калачиком, пытаясь прийти в себя и отдышаться. Рука воняла водкой, чуток отнималась, её пекло и она покраснела, но уже пожалуй не от крови, а от спирта, что стал сушить и портить нежную детскую кожу.

Пролежала недолго, минут пять. Подрагивая, встала, забрав брошенную ей ткань и медленно поплелась в комнату, придерживаясь за стенки. В комнате Эвелинн уселась под окном напротив дверей.

Посмотрела на рану.

Образовались синяки, можно было высмотреть дырки от зубов и понять, как сильно открыла свою пасть собака, чтобы укусить. Сейчас Эвелинн осознаёт, какая у неё крохотная рука, а какой большой рот у собаки. Кровь пошла вновь, пускай и не сильно, но чуток начала скатываться, оставляя красные полоски. Смотреть на весь ужас было неприятно и словно вновь делало больно. Поэтому Эва сдерживая слезы, намотала полотенце и глазами стала что-то искать. Прошла к шкафу и достала шнурок от обуви, которую выкинули, ибо носить уже было совсем невозможно, а вот шнурочки тем не менее она предусмотрительно сохранила. Вот и настал их момент. Завязала, как смогла. Хотя завязывать это грубо говоря, ибо девочка просто обмотала вокруг и засунула концы под ткань. Она просто этого не умеет, ведь не научилась и никто даже не учил, если честно. Вроде как ничего не болталось и не слетало, так что хорошо. Эвелинн уселась и смотрела перед собой. Казалось бы у неё было нейтральное и усталое лицо, однако оно быстро сморщилось и скривилось. Заплакала, вспоминая всё. Не только нападение собак, да весь день с самого его утра. Всё вообще пошло не очень. Эва встала на ноги и волоча ими, подошла к кровати и лениво стянула одеяло, укуталась в него вместе с головой и уселась под окном вновь. Пытаясь справиться со всем этим стрессом и переживаниями, она не заметила, как уснула.

Ребята увидели, как за окном стремительно поменялось освещение. Если до этого и было солнце, то вскоре наступил оранжевый, а затем и тёмно синий вечер. В комнате не было включено света, ничего не видно толком. Дверь открылась и в неё зашли. Это оказалась Виола. Свет из коридора достаточно освещал и она увидела дочь, что завалилась на бок, однако тут же проснулась, когда зашли. Женщина кажется уже собиралась вновь уйти, но Эвелинн не дала этого сделать.