О свиданиях. Вэй Усянь/Цзян Чэн. (2/2)
Усянь до вечера метался по своей комнате, словно зверь в клетке. Мысли так же металлические в его голове. Там Чэн собирается на свидание, его А-Чэн. И ведь если бы он не подтолкнул Усяня на мысли о том, что завидует Цзысюаню, он ведь даже не понял бы. Было бы проще. Смириться с теми выводами, которые сделал — сложнее. Цзян Чэн одной грёбаной фразой разрушил всё в нём. Усянь бьёт кулаком в соседнюю стену и орёт:
— Сволочь ты, Цзян Чэн!
Он завидует Цзысюаню. Цзысюань может отобрать у него А-Чэна. А-Чэна, для которого Усянь всегда был самым близким! А-Чэна, который всегда был с А-Сянем, да они грёбаные синонимы! Усянь не хочет мириться, не может, не собирается.
Он не собирается отдавать своего А-Чэна никому. Потому что, да, он признает, что желает Чэна, и не только в сексуальном плане. Желает, чтобы он был с ним, его, как раньше и больше, целиком и полностью, так правильно, так должно быть. Он чувствует себя собственником, но это же так правильно!
Он ещё до конца не понял, чего хочет, и что сделать с тем выводом, что он не хочет отдавать Ваньиня, но уже летит в его комнату. Он врывается, распахивая дверь, и застывает на месте. Его А-Чэн стоит спиной к нему, смотрит на отражение в большом зеркале, на нём — обтягивающие боксеры и больше ничего. Он обнажённый, с распущенным каскадом волос до лопаток, рваная чёлка обрамляет острые скулы. Его изящная бровь приподнимается в недоумении.
— Стучать так и не научился.
Усянь не отвечает. Его А-Чэн влажный после душа, у него широкие плечи и узкие бёдра, крепкие руки и узенькая талия, Усянь хочет опустить на неё свои ладони и властно сжимать, желательно, перед всеми, чтобы знали и не смели даже мечтать о Чэне. Ямочки у поясницы притягивают, Усянь облизывает губы от желания поцеловать их.
У А-Чэна ахуенные ноги и крепкие бёдра, и его ведёт. Конкретно так ведёт. Он подходит к Чэну, обнимает его со спины, прижимая одной за грудную клетку, другой ниже живота. Он выше А-Чэна на пол головы и с лёгкостью утыкается носом в его влажные волосы, затем в шею и ведёт кончиком носа от мочки уха до плеча, вдыхает запах своего А-Чэна, голова кружится.
— Что ты делаешь?
— Не иди к нему, — шепчет в шею и замирает, прикрывая глаза. — Не иди к нему, А-Чэн. Твоё место — со мной.
Он вжимает его в себя так крепко, чувствует жар его тела и рычит, когда Цзян Чэн вырывается.
— И что это знач… — Усянь хватает его за скулы, поворачивает к себе и, ударяясь зубами, целует-целует-целует. Глубоко, жарко, жадно, властно. Это сводит с ума, еще утром он бы и не думал об этом… Почему он не думал об этом?! Почему, бля? Как только А-Чэн отвечает на поцелуй, Усянь чувствует, что ему сейчас сорвёт крышу, и он просто сделает А-Чэну больно, возьмёт его так, как желает его потемневшая от ревности душа. Точно, ревность. Он отстраняется и прислоняется к нему лбом, всё ещё боясь открыть глаза.
— Блять, что же я творю? Прости, А-Чэн, прости.
И вопреки своим словам, сжимает его сильно в своих руках.
— Так значит, ты хочешь быть на его месте? — Шепчет Цзян Чэн.
— Нет. Я не хочу отдавать ему своё. Это моё место, А-Чэн. Рядом с тобой, я… Это я хочу быть с тобой, я…ты…
— Нравлюсь тебе?
Усянь что-то мычит, неопределенно качает головой. Странно, быстро, сумбурно, он не ожидал и не был готов.
— Это слишком сложно, я, блять, ничего не понимаю… — он вдыхает запах шеи Цзян Чэна и сжимает его талию до боли. — Думаю, да.
— Так думаешь, или да? — Усянь рычит, ему сложно, в чувствах он ноль.
— Я хочу быть с тобой, понятно? Но больше не так, как раньше, мне этого мало, но и… Бля-я-я, — он сжимает волосы Цзян Чэна, его задницу, его руки везде.
— Ты хочешь быть рядом как друг, как мужчина, любовник? Или ты просто хочешь быть на первом месте, и в тебе говорит собственник?
— Всё, я хочу всё… Я хочу быть всем и ближе всех, потому что такую позицию занимаешь в моей жизни ты. Я хочу быть всем, понимаешь?! Бля, никакого Цзысюаня, я здесь, и я так хочу.
— Ты мне тоже нравишься, дубина, — усмехается Цзян Чэн, сердце которого смягчается от такого отчаявшегося Усяня. Тот замирает.
— Хочешь, чтобы я был твоим — так сделай меня своим. Смотри, я уже в твоих руках. Ну же, — он тянется к уху Усяня. — Трахни меня, трахни так, чтобы я и думать забыл о Цзысюане, трахни так, как желаешь. Потому что я тоже хочу тебя.
Повторять дважды не нужно.
Усяня крыло лишь от запаха А-Чэна, от вседозволенности ему совсем сорвало крышу. Кровать широкая, А-Чэн на ней тонкий. Руки Усяня — на его талии, теле, губы исследуют каждый сантиметр тела, на которое раньше не смотрел так, как должен был. Какого хрена он не видел? А-Чэн так дышит, он такой томный и алый в постели, никогда и никто не должен видеть его таким. И только «мой, не отдам, ахуенный, влюблен в тебя» между поцелуями, и всё из уст Усяня. Его А-Чэн сладкий весь, и тело, и его сперма, и губы и член, и даже послеоргазменные слёзы. Он обнимает Чэна, отказываясь уходить из комнаты и из его жизни. Сжимает его, целует в плечо и засыпает, обещая себе отпиздить Цзысюаня.
Чэн не спит. Звук вибрации телефона заставляет его поморщиться, он сонно смотрит на экран.
«Не пришёл. Всё же, твой слепой Усянь осознал, какой алмаз рядом с ним?»
«Мы вместе»— только и отвечает Чэн.
«Совсем не аргумент для меня. Не буду лукавить, если он допустит ошибку, я не останусь в стороне и тут же заберу тебя».
Чэн усмехается на это и нежно смотрит на довольного Усяня.
«Он меня не отдаст…»
И пишет: «Доброй ночи, Гуанъяо».
Усянь сжимает его крепче, и Чэн наслаждается этим. Да, он его не отдаст.