Слушать и слышать. Цзян Чэн/Вэй Ин. (2/2)
Ваньинь рыдает ещё громче. Усяню кажется, что он упускает что-то.
— Я тебе в лицо прокричал, что люблю тебя.
— Но я тебя не услышал…
— Именно! Я кричу тебе, а ты меня не слышишь. Никогда не слышишь, ты лишь ранишь. Я признался тебе в любви, а ты просишь меня приезжать и забирать тебя от твоих шлюх! Ты меня так сильно ненавидишь, что решил растоптать? Мог бы просто сказать «нет», зачем?!
— Нет-нет, А-Чэн, нет… — Усянь гладит его по лицу и плечам, точно безумный над ним трепещет. — Я правда не слышал, А-Чэн, я сам… Я всю жизнь хотел это услышать!
— Я столько раз кричал тебе, почему не слышал?
— Потому что не слушал? — словно сам себе ответил. — Я ведь тебя…
— Я знаю… Если любил меня, зачем тогда шлялся, почему не признался, почему вёл себя как шлюха, когда мог просто сказать?! Я тебе столько раз кричал, ты меня не слышал, и я… Чего ты боялся? Разве ты не видел взаимности, разве не слышал меня?!
— Боже, А-Чэн… Бля… — Усянь тянется к нему, хочет поцеловать, хоть в губы, хоть в лоб, хоть куда-то, но он не позволяет.
— Не лезь ко мне после своих шлюх, — брезгливо выплевывает, — не трогай меня. Никогда не трогай меня…
— Я вымоюсь, — шепчет Усянь и сжимает чужие плечи, прижимается голым телом, не позволяет отцепить себя от него. — Я смою с себя их всех, А-Чэн.
Ваньинь смотрит на засосы, и всхлипы вырываются из груди.
— Противно. Ненавижу… Блять… — он зарывается лицом в ладони, прячется и трясётся. — Как мне разлюбить тебя? Почему я не могу просто забить на тебя и не ехать в твои притоны? Я не хочу тебя любить, Усянь, это разъебало мне жизнь…
— Нет-нет, А-Чэн, не отказывайся от меня. Я научусь тебя слушать и слышать. Прошу, А-Чэн, я…
— Не могу…
Усянь содрогается, смотрит в чужие глаза, мотает головой — не верит, его не бросят. Нет!
— Не могу от тебя отказаться.
Усянь выдыхает, плачет, падает на него и прижимает к себе крепко-крепко. Плачут друг другу в плечи, обнимаются и слышат. Усянь слышит Цзян Чэна, тому больно, эта любовь выжгла в нем всё, но он не отказывается от него. Усянь его судорожно поднимает, прижимает к дверце, целует, вжимает в стекло, Чэн стонет, дерется, плачет в поцелуй, бьёт наотмашь.
— Нет… Не после них, не после… — Усянь не может сдержать себя, целует его, трется о пах, хочет здесь и сейчас. Портит всё. — Почему у нас всё через пизду? — шепчет Ваньинь, плачет в чужое плечо, Усянь дрочит им посреди улицы, прямо под чьим-то подъездом у тротуара. Плачут, тяжело дышать, но ощущения такие яркие. Холод не ощущается, лишь тепло чужого члена и ладони Усяня.
— Скорее, через жопу, в нашем случае, — Усянь пытается нелепо пошутить, получается хуёво, но стоит им кончить — их отпускает.
Они прикасаются лбами, дышат друг другу в рот, им так хорошо, так тепло, и нахуй зиму. Усянь знал, что может согреться с Чэном. Их отпускает, они смотрят друг другу в глаза.
— На грязной улице, перед камерами, сразу после твоих шлюх и признания… Всё у нас через пиз…
— Жопу.
Цзян Чэн тяжело вздыхает и сжимает чужие плечи, когда Усянь выдыхает ему в рот:
— Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, — шепчет Цзян Чэн, — чертовски люблю…
— Знаю, — кивает Усянь и сжимает Ваньиня, — теперь я это слышу.
Чэн задыхается его признанием, сжимает голые плечи, хмурится и снимает пиджак, накидывая на Усяня.
— Дебил, снова голый. Ты же ненавидишь зиму.
— С тобой всегда тепло, А-Чэн.
Ваньинь целует чужие костяшки — холодные и влажные от спермы. Теперь всё хорошо. Усянь научится слушать, А-Чэн научится говорить громче. Они садятся в машину совершенно другими. Горечь отпускает. Они слышат чувства друг друга. Иногда, слова и правда важны.