Распятые за счастье. Лань Сичэнь/Лань Ванцзи/Цзян Чэн/Вэй Усянь. (2/2)

— Ванцзи…

— Здесь его зовут А-Чжань, — перебивает его низкий голос над ухом, Сичэнь чуть напрягается от близости Чэна позади себя, но тот не прижимается, ощущается это эфемерно, и ещё — дыхание на виске. Сичэнь смотрит на Ванцзи и понимает, что хочет его, своего собственного брата, и его пугает то, что ему ни капли не стыдно, хотя должно! Он должен считать эти желания грязными и порочными, почему он не считает это грязным, почему его желания кажутся чем-то драгоценным? Почему?!

— Не думай, — шепчет ему на ухо Чэн, откидывает длинные волосы на одно плечо, прижимается к спине, вдавливает в себя, прижимает сильными руками за живот, вжимая в себя так, как недавно прижимал к себе Ванцзи. Сичэнь представлял себя на месте Ванцзи тогда, и на месте Чэна и Усяня… Представлял много и много. Он не мог решиться, но хотел, желал, и он желал всех троих, не ревновал ни одного — они все смотрятся прекрасно — но хотел быть с ними, частью их. Ему нравится плавиться под лукавым горячим взглядом Усяня. Ему нравится лишь сама мысль о близости с его драгоценным Ванц… Нет, А-Чжанем, и ему нравится сильное тело Цзян Ваньиня, который прижимается сзади. Он готов плавится и гореть, но…

— Не думай… — повторяет Чэн.

Сичэнь поворачивает голову, чтобы встретится с ним взглядом и видит: Цзян Чэн знает, он всё понимает — все волнения и все желания, и от осознания, что Ваньинь понимает, ему не стыдно — ему хорошо, ему нравится, что его желания понимают, а не осуждают. Ваньинь даже не целует его — лишь мажет языком между губ и отстраняется. Он весело усмехается, когда Сичэнь тянется за поцелуем, мотает головой, поддевает пальцами его лицо и поворачивает в сторону Ванцзи. Ваньинь целует его шею, и точно искуситель шепчет:

— Не думай, Сичэнь. Хочешь — бери.

И он берёт, потому что его накрывает ласковой волной. От голоса Ваньиня, от взгляда Усяня, от жаждущего вида Ванцзи. Он целует А-Чжаня со всей нежностью, на которую способен, но он не понимает, почему в поцелуе столько похоти, чья она? Ванцзи? Нет, тот смотрит на него, широко раскрыв глаза, не ожидал от Сичэня такого напора. Но разве может Сичэнь целовать так жарко и отчаянно? Разве способен он — сдержанный и спокойный — на такие сильные чувства?

— Выброси из головы, — шепчет Усянь. — Наслаждайся.

— А-Чжань, ты не слишком соскучился по братишке? — подначивает Ваньинь.

Ванцзи с рыком перенимает инициативу, хватает Сичэня за воротник футболки и набрасывается на него. Тот чуть ли не падает от напора, но позади каменной стеной стоит Ваньинь, он подхватывает обоих, держит Ланей за талию, наблюдает с ухмылкой. Сичэнь почти лежит на его плече и груди, Ванцзи сверху, дрожащей рукой держится за чужое плечо и выдыхает, когда Усянь трётся о его ягодицы. Целовать А-Чжаня так хорошо, между ними так ахуенно, что Сичэнь понимает Ванцзи и его побег, это всё лучше, чем в его представлениях. Усянь стягивает с Ванзци халат, Сичень оглаживает спину Ванцзи. Она такая гладкая и нежная, и доступная, теперь это можно.

— Теперь всё можно… — шепчет Усянь.

Он угадал его мысли, или же Сичэнь пробормотал это в поцелуй. Усянь тянется к Цзян Чэну, ухватывает рукой шею сзади, оглаживает скулы. Они сцеловывают ухмылки друг друга, между их телами зажаты Лани, они не могут прижаться друг к другу, но трутся о Ванцзи и Сичэня, чувствуя друг друга через чужие тела, целуются так, словно соревнуются, кусаются и рычат, стакиваются зубами, скалятся и отрываются, чтобы посмотреть в глаза, и снова целуются. Лани отрываются, смотрят на них с широко открытыми ртами, распахнув глаза — толкнувшие их в котёл похоти, распявшие их на кресте и возродившие их другими — свободными, отпустившими себя, живыми… Сичэнь тянется в чужой поцелуй, Ванцзи всхлипывает и трётся членом о бедро Сичэня, задом о член Усяня, взглядом умоляет, но Ваньинь останавливает Сичэня, накрыв чужие губы. Усянь ухмыляется:

— Эти Лани такие напористые.

— Не сейчас, А-Хуань… — шепчет Ваньинь с ухмылкой и смотрит в чужие глаза так, что тот чувствует себя завороженным. — Сегодня ты с А-Чжанем.

— Но я хочу всех троих…

— Какой ненасытный Лань, — улыбается Усянь и тычется в его щеку губами. Ванцзи ревниво хнычет.

— Получишь, — кивает Чэн. — Ночь длинна, спешить некуда. Или завтра, насколько вас хватит.

— Завтра? — Сичэнь удивлённо поднимает глаза.

Неужели ему можно остаться с ними? Неужели это не на один раз? Чэн точно читает его мысли, потому что усмехается, ухватывает его за подбородок и коротко мажет языком по губам и носу. Сичэнь даже не верил.

— Ты остаёшься с нами, А-Хуань, — кивает Ваньинь, зная, что тот не хочет больше уходить, хочет остаться здесь навсегда.

— Сегодня, завтра, всегда.

— Остаться или уйти — решать тебе, но мы хотим тебя здесь, — кивает Ванцзи. — Я хочу тебя, брат.

— Малыш А-Чжань, разве А-Чэн не говорил сегодня?

Усянь облизывает ушную раковину Ванцзи.

— Хочешь — бери, — послушно повторяет Ванцзи.

Сичэнь не дослушивает, сам прижимает к себе Ванцзи, прогибается в спине и трётся ягодицами о член Ваньинья, в благодарность за помощь с рубашкой Сичэнь впервые не уступает Ванцзи в его желаниях, он сам хочет взять его, и пусть А-Чжань напорист, пусть пытается, но Сичэню нравится быть эгоистом… Но Ванцзи всё же побеждает, потому что ему крышу сносит от того, что брат больше не уступает и не ведёт себя с ним мягко и бережно, от того, что Сичэнь наконец-то может делать что-то так, как хочет он. Но всё же, Ванцзи не уступит сейчас, потому что такой Сичэнь его заводит до дрожи. Конечно, у них есть масло, и Усянь даст его, но позже. Когда Ванцзи касается пальцами губ Сичэня, он хватает его за запястье, преподносит к своему лицу и обсасывает пальцы Ванцзи. Тот скулит, трётся своим стоящим членом о член брата, Сичэнь скулит от трения, от вида развратного Ванцзи, пальцы которого так ахуенно обсасываются Усянем. Тот в свою очередь смотрит на них таким пошлым взглядом, что ни одна соблазнительница так не умеет. Член Сичэня пульсирует только от этого, но Ваньинь перехватывает рукой оба члена — Сичэня и Ванцзи, так просто они не кончат. Он хмыкает ему в ухо:

— Ахуенное зрелище, правда?

Сичэнь не может ответить, он дышать даже не может. Лишь рукой тянется к члену Ваньиня и пробует ему подрочить, тот сжимает зубы на его плече и рычит:

— Тише, А-Хуань, лови мой ритм и будь нежнее…

Усянь давится чужими пальцами, когда другой рукой Ванцзи дрочит ему.

— О, значит, кончим от сеанса группового оназима, — хмыкает он, улыбаясь. — Дрочильный хоровод — это хорошо, но всё же…

Усянь слегка склоняет Ванцзи и трётся членом между его ягодицами. Ваньинь вторит ему, трётся ягодицами между ягодиц Сичэня, но Сичэня разворачивают, Ваньинь обнимает его, прижимает к себе, заставляя слегка прогнуться, и Ванцзи касается колечка мышц Сичэня смазанными пальцами. Масла бы добавить, но тот не жалуется, и Усянь не вмешивается, Сичэнь вздрагивает, откидывает голову на плечо Ваньиня, тот косит на него взгляд и мужчина просит:

— Поцелуй меня.

И Ваньинь целует, чувствуя как тот содрогается, когда Ванцзи сгибает пальцы и входит глубже, когда задевает простату, он чувствует всё. Сичэнь хватается за плечи Ваньиня, стонет в поцелуй и содрогается от пальцев Ванцзи в себе. Усянь накрывает руку Чэна, они вместе дрочат зажатыми между ними Ланям, которые буквально кончают в их руках. Кончают от дрочки и пальцев, такие чувственные и не такие искушенные и развращённые, как Усянь с Чэном. Вэй Ин кончает на гладкую спину Ванцзи, тот дрожит от горячего семени на себе. Сичэнь дышит в рот Ваньиню, но его отстраняют. Он даже не понимает, когда и кто его переносит на огромную кровать. Ванцзи лежит рядом, не решаясь продолжить. Для него слишком мало ощущений, для Сичэня — слишком много. Они поворачиваются в сторону, спрашивая совета у тех, кто втянул их это, кто вдохнул в их жизнь… Но на них даже не смотрят. Ваньинь стонет в руках Усяня, прижатый к стене, обнажённый, но с короной на голове.

— Мы точно будем гореть в аду… — шепчет Сичэнь.

— Лишь бы гореть за стоящую жизнь, — кивает Ванцзи. — Гореть за праведную и навязанную нам жизнь или гореть за счастливую, выбранную нами — что ты выберешь, брат?

— Вас. Я выбираю вас…

Усянь с улыбкой смотрит на них, затем опускается на колени — тёмный властелин хочет отсосать королю. А тем двум нужно время, они знают — сами такими были. А время у них ещё будет. До распятия и расплаты за счастье — целая жизнь.