Границы познания желаний. Лань Ванцзи/Цзян Чэн/Вэй Усянь. (2/2)

— Мне нравится, когда вы сжимаете меня так, что кости болят всю неделю, а синяки не успевают пройти до следующей встречи. Мне нравится, как Усянь кусается и зализывает, — Чэн ухмыляется в глаза покрасневшему Усяню. — Как собака, — тот даже на сравнение не обижается. — Мне нравится, как властно ты сжимаешь меня, Лань Ванцзи, — Чэн накрывает чужую ладонь на своем бедре, — на собраниях, я сжимаю себя в тех местах, где остались твои синяки, и чувствую твои касания, когда тебя нет. Думаю о вас, о том, что вы со мной вытворяли, пока эти ублюдки пытаются втюхать мне свою дочь, даже не зная, кому я принадлежу… А-ах, блять! — рука Ванцзи сжала его бедро, Чэн протяжно застонал, откидываясь на его плечо и выдыхая. — Так вон оно что? — Чэн смеется. — Тебе нравится, что мне нравится твоя грубость?

— А-Чэн… — Усянь оказывается рядом, носом тычется в ключицу. — Так вот как тебе нравится… Тебе правда нравится?

Цзян Чэн видит: их ведёт от того, что ему нравится грубость, причём в свой адрес. Их ведёт от мысли, возможности, вседозволенности, о которой они и мечтать не смели.

— Трахните меня оба, — шепчет он, с азартом наблюдая за шоком в чужих глазах — в два ствола они не пробовали ещё. — Так, чтобы я чувствовал вас в себе при малейшем движении. Так, чтобы на собраниях и беседах с этими старыми козлами, я мог думать только о вас.

— А-Чэн… — воет Усянь, сжимая предплечья до покраснения.

— Выебите меня так, чтобы все знали, что Саньду Шэншоу трахает не кто-либо, а Старейшина Илина и Ханьгунь-цзюнь…

Их ведёт. Ревность ко всем невестам, которых тычут на собраниях, ко всем взглядам, к расстоянию, всё это выводило из себя, но сдерживало безграничное доверие. Недоверие было лишь к тем, кто пытался впарить А-Чэну своих отпрысков. Они готовы были волками выть и в клочья разрывать, но теперь А-Чэн не против огласки, если не о них, то о том, что он занят. И от этого ведёт не хуже, чем от распущенности Чэна. Усянь сжимает его волосы на затылке и тянет вниз, вызывая у Ваньиня хриплый стон, его чувственные губы приоткрываются, веки на прикрытых глазах дрожат, когда он их приоткрывает, его взгляд затуманенный и такой блядский… Им плохо. Усянь смотрит на Ванцзи и видит такой же больной взгляд, как у него самого.

— Ну же, или кишка тонка?

— Может, твою широту проверим? — усмехается Усянь, вспоминая тесноту внутри него.

— Достаточно, — отвечает Ваньинь и захлебывается стоном, когда Усянь вгрызается в его кадык и, держась за лодыжки, грубо опрокидывает на Ванцзи.

— Для двух стволов? — спрашивает Ванцзи баритоном на ухо. Чэн млеет от силы, с которой сжал Ванцзи его талию, когда алеет под его пальцами, и даже Усянь напрягается поначалу, но Чэн захлёбывается в удовольствии, член подрагивает, и Усяня ведёт от реакции Чэна.

— Проверьте, А-Сянь, А-Чжань… Выебите из меня весь дух, ну же, бля! Не сдерживайтесь, гэгэ.

Им сносит крышу нахуй.

— Не проси остановиться, — отрезает Ванцзи.

— Ты сам подписался, А-Чэн.

А дальше — никаких оков, никто не сдерживается.