Во тьме мирской я твой увидел свет. Цзян Чэн/Вэй Усянь (2/2)
Сюэ Ян проводил много времени с Чэном раньше. И он не нравился Усяню. Однажды он всё же проследил за Цзян Чэном, куда тот периодически уходит на «подработку», ведь не на одну повышенную стипендию юноша жил. Всё оказалось проще простого, Чэн иногда дрался за деньги. Не увлекался всерьёз, но его обожали тут, сладкие мальчики — редкость в таком месте. Пересчитывая деньги за поворотом подпольного клуба, он старался не слушать Чэнмэя и о новых предложениях
— Я хочу завязать.
Сюэ Ян сначала ржет долго и до слез, но, увидев, что Чэн серьёзен, он теряет смешливость.
— Ты не можешь, — скалится парень. — Это единственное место, где ты можешь согнать пар и привести голову в порядок. Ты же ёбаный псих, ты нихуя не сможешь завязать.
— Спасибо, что нашел это место, когда мне нужно было, но сейчас мне лучше. Я уже не нуждаюсь в этом.
— Да ну? И кто же стал твоим спасателем? Тот препод?
Лицо Цзян Чэна меняется. Казалось, даже воздух почернел от его ярости.
— Тебя не ебёт.
Цзян Чэн не хотел втягивать в это Усяня. Только не его. Усянь стремится к чистоте, и его хочет очистить. Как он может втягивать в дерьмо человека, который пытается вытащить оттуда его самого?
— И тебя тоже не ебёт, — скалится Чэнмэй и довольно улыбается, замечая, как сжимаются скулы Ваньиня. — О-о-о, я был прав? Он тебя не трахает? И мы прекрасно знаем, что он никогда тебя не трахнет, ты его не подпустишь. Потому что ты сломанная кукла. Игрушка, которой не смогут играть. А зачем ему бесполезная игрушка? Как думаешь, сколько он так выдержит? Знаешь, что тогда будет? Я тебе скажу: он свалит, и тебе будет ещё хуёвее, чем раньше. И тогда… Ты снова придёшь ко мне, потому что нужно будет выпустить пар и разъебать кого-то, дабы не вскрыться…
— Н-нет. Ты нихуя не знаешь о нём. Усянь всегда будет на моей стороне, он обещал!
Сюэ Ян приблизился к лицу Чэна довольно облизнувшись. Страх и отчаянье в глазах напротив — таким Цзян Чэн ему нравился намного больше — сломанный и покорный в своей боли.
— А когда он это обещал, он знал, что случилось с тобой в доме Вэнь? Знал ли он, что Жохань и его ебанутый сынок выебали тебя вдоль и поперёк? Или он думает, что всё ограничилось этими шрамами и ожогом? — Сюэ Ян провел пальцем по шраму под майкой Чэна. — Он же не знает о том, что они с тобой делали, и что нет нихуя такого, чего с тобой не сотворили… Интересно, а что будет, если я ему расскажу?
— Не смей! — Цзян притягивает его к себе за ворот, но тот упирается в ответ ножом в грудь. — Не лезь в это!
— Ты же сказал, что он останется на твоей стороне. Похоже, ты не настолько в нём уверен. Ну так нахуй он тебе сдался? Давай закончим с этим пораньше?
— Прошу… — Чэн опускает голову и сжимает плечи Яна. — Он никогда больше не посмотрит на меня. Не сможет… Не примет. Пожалуйста, Чэнмэй…
— Так а нахуя он тебе? Он свалит, если у вас нихуя не будет. Или ты надеешься перебороть свой страх секса? Мы пытались, ты мне въебал при попытке стащить с тебя трусы. Нихуя не получится. Он свалит от тебя в любом случае. Я помогу сделать это раньше, пока ты ещё не разъебал свою жизнь в попытке стать паинькой.
— Я просто хочу быть достойным его.
— Не сможешь, — фыркнул Ян, — и что тогда делать будешь? Подыхать, как раньше?
— Если ты всё равно ему расскажешь, то надави сильнее, — Ваньинь сжал держащую нож руку Яна, — если он всё равно бросит меня, то мне нихуя и не нужно. Надави.
— Ты ебанулся? — Сюэ Ян испуганно попытался одернуть руку, но Ваньинь давил всё сильнее.
— Ебанулся, ты и сам знаешь. И Вэй Усянь — единственный, кто меня держит, а ты хочешь отобрать его. Думаешь, я дорожу жизнью? Мне плевать, подохну я или выживу, но ему — нет, ему не плевать. И я хочу жить ради него, потому что обещал быть рядом. Так что, если ты хочешь забрать у меня то единственное, что мне дорого — то лучше грохни меня сейчас
Сюэ Ян молчит, сжимает рукоять ножа, и внутри тоже что-то сжимается, от злости глаза наливаются кровью, он ждет, а затем одёргивает руку и уходит в темноту переулка вместе с ножом. Он бы не надавил, дорожит другом. Ваньинь смотрит на асфальт — грязный, холодный и мерзкий — и не понимает, когда успел упасть на колени, не видел ничего вокруг, потому что в голове мелькали картинки того, как Усянь собирает вещи и уходит, нарушая клятву. Уходит, потому что Чэнмэй прав — Цзян Чэн не сможет отбелиться, не будет его достойным. Но на его плечи ложится что-то тёплое, он поднимает голову и видит лежащее недалеко тело Сюэ Яна, тот избит и едва что-то кряхтит. Перед ним на корточки садится Вэй Усянь. Он вертит между пальцами нож Яна и смотрит Цзян Чэну в глаза, внимательно так, чуть разочаровано, но не гневно.
Он хочет спросить, что Усянь здесь делает и как много он слышал, но взгляд Усяня даёт понять: слышал всё.
— Я же дал клятву, что всегда буду на твоей стороне. Неужели ты думаешь, что я бы от тебя отвернулся, тем более при таких фактах? Послушай, А-Чэн, — Усянь сжимает его плечи, — я ни за что не отвернусь, будь в этом уверен. Я говорил, что ты потеряешь меня лишь в том случае, если сам меня оставишь, но забудь — я не позволю тебе уйти, не отпущу, и я сдержу своё слово: всегда на твоей стороне. Прошлое… Мы пройдем через это, — Усянь берет его грязные ладони и целует, — вместе.
— А вот я свою клятву едва не предал, — грустно прошептал Цзян Чэн, смотря на этот нож, и теперь понимал, почему Усянь смотрел с обвинением. — Я был готов, чтобы Сюэ Ян меня убил. Это лучше, чем потерять тебя и опять как раньше: в боли, отчаянии, без света.
— Хотел уйти и оставить меня одного.
— Прости.
— И ты прости. Мне следовало догадаться, а я умудрился давить на тебя со всеми этими разговорами о сексе, доме Вэней и прочим. Я спешил вместо того, чтобы дать тебе время и показать, что ты можешь мне доверять в любом случае. Но, мы справимся.
Цзян Чэн не может ничего внятного сказать, бубнит под нос. Усянь улыбается в ответ на покрасневшие скулы, и целует чужие руки.
— Грязно…
— Ты не грязный, не игрушка и уж тем более не сломленный. Кем бы мы ни были для окружающих, друг для друга мы смысл. Не думай о себе так, как сказал этот ублюдок.
— Дай мне время, я справлюсь и…
— Ты забыл? Ты же больше не один.
— Мы справимся со всем. Вместе. И знаешь… Я творил вещи похуже.
— Но я избивал людей до полусмерти, что ты мог…
— Хуже… — прошептал Усянь, красноречиво посмотрев на Чэна.
Ваньинь не дурак, понял. Но это ничего не изменило. Даже если Вэй Усянь кого-то убил… или убивал, Цзян Чэн на его стороне. Они берут друг друга за руки и идут домой. Усянь больше не одинок, Цзян Чэн для него на первом месте. Оба получили желаемое, оба вспомнили какого это — любить, и оба наконец-то начали жить. Две искалеченных души, нашедшие исцеление друг в друге.