Кролик на его коленях. Лань ВанцзиЦзян Чэн (2/2)

Ванцзи не знал, злиться ему на это или смущаться. Цзян, вроде, оскорблял его, а в тоне была странная нежность, не злость, потому что руки были расслаблены, и он улыбался.

Уголки губ Ваньиня и правда были приподняты, и Ванцзи уверен, что ему это не казалось. Это и правда была прекрасная полуулыбка, и она была вызвана мыслями о нём. Этот человек поражал, удивлял и выводил на эмоции, которые он не чувствовал ранее!

Он говорил о нём гадости с мягкой и мечтательной улыбкой, а когда говорил комплименты — морщился и фыркал. А руки всё равно горячие и нежные. Цзян Ваньинь сводит с ума, злит и смущает одновременно, он в сотни раз хуже своего брата!

А затем рука Ваньиня сместилась вдруг на его шею, и он стал гладить прямо под подбородком. Ванцзи приподнял голову и почувствовал, как быстро стучит сердце. Будь он человеком — возбудился бы непременно.

У Цзян Чэна умелые пальцы, он гладит с чувством и смотрит на него мягко и мечтательно, Ванцзи вообще не видел, чтобы агрессивный Цзян Чэн так на кого-то смотрел. Ему этот взгляд нравился. И эта улыбка, и эти руки, дарящие нежность ему. Всё ему!

— Но, куда мне до него? Он с Усянем постоянно. Наверняка тот смог его очаровать своей харизмой, да и против его напора и обаяния не устоит даже Второй Нефрит, куда уж там мне?

Ванцзи лишь фыркнул. Да он от него избавиться никак не мог, а ведь хотел! Усянь для него как личный кошмар, потому что мучал не только его, но и его звериную форму, желая поймать и зажарить. И кто ещё из них животное? Вот уж с кем точно он бы не стал друзьями, и чего только Чэн там придумал? Вот сам бы заговорил с ним вместо Вэй Ина!

— И волосы у него наверняка такие же мягкие, как твоя шкурка. Тц, говорю как обрезанный рукав, — фыркнул Цзян Чэн. — Ну что поделать, если это так, и Лань Ванцзи краше всех дев, которых я когда либо встречал?

Ванцзи замер. Что? Ему не послышалось?

— Он вообще краше всех… — добавил шёпотом Цзян Чэн, нежно поглаживая шкурку кролика двумя руками.

Ванцзи теряется в смущающих словах, в комплиментах, которые чередуются с беззлобными оскорблениями, теряется в горячих руках, он смущается от сказанных слов и от нежных рук, которые огладили его шею подушечками пальцев, и этой смеси хватило, чтобы Ванцзи потерял контроль и… Превратился.

Потому что он, в отличии от Чэна, понимает, что произнесённое ранее было признанием. Признанием Цзян Чэна в симпатии к Лань Ванцзи.

Он теряет контроль и превращается в человека. Абсолютно голый с распущенными волосами он сидит голой задницей на бёдрах Цзян Чэна, руки которого на его шее.

Ванцзи смотрит на него с нечитаемым выражением лица, но ушки покрывает легкий румянец. Ему бы злорадно усмехнуться, заставив Чэна вспомнить насмешки, грубости и признание, но он лишь хочет, чтобы тот повторил свои слова сейчас, и глядя на него в таком виде сказал, считает ли он всё ещё его самым прекрасным. А ещё он хочет, чтобы тот продолжил поглаживания, потому что его горячие пальцы — всё ещё на шее

Ланя.

Сам же Ванцзи наслаждается удивлением на чужом лице. На очень красивом лице. Тот шокировано смотрит, затем взглядом скользит от лица ниже, вдоль обнажённого тела, смотрит на полувозбуждённый член, снова поднимает полный шока и смущения взгляд на Лань Ванцзи. Тот так и сидит с нечитаемым выражением лица, а вот реакция Чэна забавляет.

— Даже у кролика эмоций побольше, — Ванцзи возвращает шутку про эмоции и ухмыляется сквозь смущение, и этого достаточно, чтобы глаза Цзян Чэна закрылись.

Ванцзи усмехнулся — в обморок при виде голого второго нефрита ещё не падал никто. Да уж, Ваньинь умеет удивлять. Ванцзи не сдвинулся с места, лишь сжал ладонь Чэна, провел ею по своей шее, блаженно прикрывая глаза, чувствуя как возбуждается и как ему хорошо, затем поворачивается, нюхает ладонь и чует запах своей шерсти, свой запах. Это сводит с ума, чувствовать свой запах на ладонях Чэна, он абсолютно не понимает, откуда вдруг это блаженное чувство. Это дурманит и сводит с ума, а горячие руки на шее чувствуются лучше, чем на шерсти, у него стоит до боли, но он не убирает чужих рук. Ванцзи хочет протянуть эту ладонь к своему члену, подрочить себе ею, он думает о том, как это было бы прекрасно — спустить на эту руку, а потом вылизать её дочиста, слизав собственную сперму, но… От чего-то ему хочется, чтобы Ваньинь был в сознании. Он слазит с его бёдер, снимает с него мантию и бесстыдно кутается в неё, подвязывает поясом Цзян Чэна, затем берет его на руки и идет в покои окольными путями, совершенно не стесняясь. Сжимать его в своих руках приятно, он ведь так же сжимал его в своих?

В одном верхнем одеянии на голое тело, возбуждение его заметно сквозь тонкую мантию, в чужом поясе, он идет прямо, на руках у него — наследник чужого ордена. А он чувствует, что впервые рад своему проклятию, и его впервые ласкали так… Приятно. Наследник ордена Цзян за сегодня умудрился разозлить, успокоить и возбудить второго нефрита, увидеть его голым, коснуться его эрогенной зоны и даже побывать у него на руках. Вот тебе «достичь невозможного». Что ж, Ваньинь выполнил девиз ордена с лихвой! Ванцзи склоняется над красивым лицом и шепчет:

— Ты скажешь мне это в лицо, Цзян Ваньинь. Расскажешь мне о красоте моих глаз…

Он хочет услышать всё это ещё раз, как и о своей надменности, так и о своих гладких волосах. И главное — руки Чэна на его шее. Цзян Чэн не смел подружиться с ним, но это и к лучшему, потому что Второй Нефрит несёт его на руках в покои вовсе не для «дружбы». Несет его Лань Ванцзи в свои личные покои. Сердце его странно трепещет.