Кролик на его коленях. Лань ВанцзиЦзян Чэн (1/2)

Цзян Чэн вовсе не сбегал от Усяня и Хуайсана, он просто искал тихое место, где сможет отдохнуть от двух придурков, генерирующих странными идеями, за которые влетит не только им, но и ему самому. Большое цветущее дерево создавало тень, и Цзян Чэн решил укрыться именно под ним. Сидя под деревом он заметил, как рядом что-то шелохнулось. Подняв белое пушистое нечто за шкирку он распознал в комочке кролика. Тому, судя по дёрганьям, не очень понравилось то, как небрежно его держат за шкирку.

— Мне не нравятся животные, которые не гавкают, — презрительно поморщился Цзян Чэн, всё ещё держа кролика за шкирку.

Тот ощетинился, зашипел, а затем издал звук, который напоминает ворчание, всем своим видом показывая, что оскорблён подобным высказыванием.

— Ещё и взгляд такой неприятный, — поморщился Цзян Чэн, — на Ванцзи похож.

Кролик повис в воздухе, замерев на месте. И ведь Цзян Чэн угадал, сам того не зная. В теле этого кролика пребывал никто иной, как Лань Ванцзи, который охуел от того, что его узнали. Ну, не совсем узнали, а признали похожим, однако, с другой стороны, оскорбили, и это было неприятно. С чего это у него неприятный взгляд?

На самом деле у ордена Гусу Лань был секрет: они превращаются в кроликов. В основном это происходит ближе к ночи, потому у них отбой в девять вечера, ведь в девять они начинают превращаться. Спадает действие превращения без режима, некоторые и два дня могут в кроличьей форме пребывать, некоторые — к обеду следующего дня, но в основном превращение в человека у среднего адепта Гусу в пять утра, плюс два-три часа. Это древнее проклятье было наложено на их предка, который якобы демонстрировал праведную жизнь, а сам бесчинствовал под именем монаха, так его и прокляли. И лишь самые праведные смогут контролировать, а то и вовсе снять проклятье. Потому-то у них и есть эта стена с кучей правил, они верят, что, придерживаясь их, смогут снять проклятье. Но те, кто ближе всего к совершенству, могут контролировать превращение. В кроличьей форме необходимо проводить минимум четыре часа, независимо от уровня совершенствования, но по истечению четырёх часов можно по желанию возвращаться в человеческую форму, а можно и дальше быть в кроличьей форме. Также, превращаться в зверя можно самому при желании. Пока что это удается в совершенстве лишь Лань Цижэню и его дорогим племянникам, когда-то этому научилась мадам Лань, чем воспользовалась и сбежала из глубин, после чего Цинхэн-Цзюнь сошёл с ума и больше не возвращался к человеческой форме. Ванцзи решил отбыть свои четыре часа сейчас, дабы вечером выспаться, но появление Цзян Ваньиня сбило все его планы.

— Ну точно как Лань Ванцзи, — хмыкнул Цзян Чэн, — даже смотришь так же свысока, хотя по сути — обычное животное.

Ванцзи завозился, силясь укусить этого противного Ваньиня. Да как он смеет? Тот лишь сильнее сжал его шкурку, от чего Ванцзи зашипел.

— А нет, ты хоть как-то реагируешь, а у Ванцзи лицо каменное. И вообще он на огурец похож. Ровный такой… Не только потому, что выглядит так, точно не горбился никогда в жизни, а потому что овощ.

Ванцзи сначала затих и снова рванулся, царапая и пытаясь укусить. Даже в звериной форме нельзя было сквернословить, но Ванцзи мысленно называл его самыми последними словами. Овощ? Он-то? На себя пусть посмотрит, псина бешеная. Несмотря на его возмущения Ваньинь вдруг предельно бережно подхватил его под живот и умесил у себя на ладони, поглаживая под шеей. Ванцзи удивлённо замер. Шея — его слабое место, причем не только в звериной форме. Он возбуждался и делал порочные вещи, поглаживая одной рукой свою шею, а другой — член. Это и правда было его особым местом, и Цзян Ваньинь словно знал о том, что погладив под шеей, сможет его успокоить. Ванцзи затих, и его лапка дернулась. Он вдруг ощутил желание превратиться и попросить продолжать на удивление приятные поглаживания, но уже в его человеческой форме. У Цзян Чэна нежные руки, несмотря на тренировки с мечом, и даже мозолистые пальцы не шершавят по коже, но приятно поглаживают. Ванцзи расслабился и затих. Он не испытывал ни грамма стыда за собственное возбуждение, и благо, что Ваньинь перешёл с шеи на спинку и ушки, иначе он бы не сдержался и превратился. Его четыре часа уже истекают, через несколько минут ему придётся либо убежать и вернуться в человеческую форму, либо же приложить максимум самоконтроля, чтобы не вернуться в форму человека. Правильно было бы убежать, но Ванцзи… Не хотел. Ему было интересно, что ещё Цзян Ваньинь скажет о нём, и… Ему было приятно в горячих руках взрывного юньмэнца. Он хотел, чтобы его гладили подольше, и ощущения нежного поглаживания горячих рук на светлой шкурке меха было приятно. И Цзян Чэн, минуту назад его оскорблявший, кажется менее противным, потому что он умеет делать… Приятно руками. Ванцзи вдруг мысленно покраснел от собственной мысли.

— Хм, и глаза такие же как у Ванцзи, — произнес Чэн, приподняв кролика ближе, — золотисто-карие. Красивый, зараза.

</p>О ком именно он — о кролике, или о человеке — не важно, всё равно об одном Ванцзи.

«Он считает меня красивым»?

— Не зря занимает почётное место среди господ, — хмыкнул себе под нос Чэн, садясь на траве удобнее и опираясь на дерево полностью. — Тебе повезло, животное, у тебя цвет глаз как у одного из красивейших заклинателей. Эх, и правда красивый, зараза.

От этих слов Ванцзи стало ещё более неловко и… Приятно. Он понимал, что может убежать и вернуть себе форму, четыре часа прошли, но он очень хочет послушать ещё о том, что о нём думает Цзян Ваньинь.

— Наверное, поэтому Усянь постоянно вертится около него. Ещё бы, второй Нефрит умный, у него потрясающие заклинательские навыки, и вообще, он пример для подражания нынешнему поколению, — саркастично хмыкнул Цзян, — подружиться с ним и разделить военный опыт было бы славно. Любой заклинатель хотел бы с ним подружиться.

«А ты?» — мысленно спросил Ванцзи, ведь несмотря на лестные слова, ему и правда было интересно, хотел бы ли этого и Цзян Чэн. Хотя его и бросало с холода в жар. То он говорит о нём плохо, то хвалит.

— И я хотел бы, — вздохнул Цзян Чэн, морщась от этого, — не могу поверить что сказал это…

Ванцзи лишь самодовольно фыркнул. Льстило, очень льстило, что Цзян Чэн хотел бы с ним сблизиться.

— Да только мне кажется, что не такой уж он и правильный. Скорее, слишком самолюбивый и думает, что лишь его мнение правильное, судит людей по себе, и если те по каким-то его «облачным» меркам не дотягивают до него, то они сразу «убожество». Взгляд у него такой презрительный и холодный.

Чэн поморщился, а затем вздохнул, смотря в глаза кролику.

— Но красивый, зараза.