Глава 16. Ревность (2/2)

Вызывающий взгляд полыхающих алым огнем изумрудов соблазняет завалить их хозяина прямо на этом столе, наплевав даже на такие условности, как лишние зрители. Бесконечные неудовлетворенные желания захватывают тело мелкой дрожью предвкушения, и во рту скапливается слюна. Костя медленно сглатывает и склоняется над столом, видя перед собой только влажные губы возлюбленного.

— Ой, Кость? — знакомый голос заставляет вздрогнуть. — Тебе тоже нравится местная еда?

Костя поворачивает голову в его сторону, и язык мигом отнимается. Последний человек, кого он ожидал встретить в своей жизни, стоит прямо перед ним и невинно улыбается. Однако легкий запах перегара подсказывает, что румянец на его щеках вызван вовсе не смущением от неожиданной встречи.

— Я здесь в первый раз, — сквозь зубы цедит он и мельком смотрит на Мишу: тот поджимает губы и оценивающе оглядывает нарушителя их идиллии. — Ты извини, я с другом. Поговорим в другой раз?

— А я тоже планировал перекусить, — его счастливая улыбка сквозит фальшью за версту, и Костя четко ощущает неприятную ауру вокруг него. — Не против, если к вам присоединюсь? Так грустно есть в одиночестве.

Костя переводит взгляд на Мишу и разжимает их сцепленные ладони. Без сомнений, он успел догадаться, кто сидит перед ним, потому и навязывается на совместные посиделки. Зараза, пытается испортить им свидание! Костя сжимает кулаки и поворачивает голову в сторону незваного гостя, чтобы грубо отшить его, как мягкий Мишин голос раздается подобно треску крошащихся стен:

— Я не возражаю.

— Как чудно! — он садится рядом и протягивает открытую ладонь. — Меня зовут Саша. А вы?

— Михаил, — сухо представляется заведующий и сцепляет руки перед собой. Саша не ведет и бровью, опускает протянутую кисть на стол.

— Так официально, — весело произносит он и сужает глаза. — Не против, если мы перейдем на «ты». Все же с Костей мы старые друзья. А, как говорится, друг моего друга — мой друг.

Миша вскидывает голову, и его взгляд вонзается в Костю острее пущенного кинжала. Тот судорожно сглатывает и не может подобрать верных слов. Тяжелая атмосфера между ними ложится плотным туманом на плечи, заставляя сгорбиться. Костя с трудом вдыхает плотный воздух и пробегается языком по пересохшим губам.

— Михаил мой начальник, а не друг, — как можно осторожнее произносит он, украдкой поглядывая на Мишу. — Мы закончили в одно время вот и решили поужинать вместе.

— А-а, вот оно что, — Саша пробегается глазами по сидящему слева от него мужчине и вновь поворачивает голову к Косте. — А я-то решил, он твой любовник, по которому ты сох так долго. Как хорошо, что я ошибся.

Он смеется, однако карий взгляд не теряет настороженности. Миша склоняет голову в его сторону и внимательно прислушивается к каждому слову, не произнося ни звука. Лицо его сохраняет маску невозмутимости, и невозможно предположить, задевают ли его услышанные слова.

— Саш, разве в прошлый раз мы… — начинает Костя, но тот придвигает стул в его сторону и весело щебечет, будто и не слышит вовсе:

— К слову, вы еще не разбежались? — Саша касается ладонью его предплечья и проводит пальчиками выше к локтю, растягивая губы в соблазнительной улыбке. — Если тебе не с кем поужинать, я с удовольствием зайду в гости и приготовлю тебе вкусной еды, как раньше.

— Не думаю, что будет уместно… — Костя выдергивает руку и отодвигается, но оказывается зажат между Сашей и стеной.

— Да брось, ты ведь терпеть не можешь готовить, — весело отмахивается он и кладет ладонь на плечо, придвигаясь еще ближе. Обоняния касается мягкий запах меда и алкоголя. — Мы столько ночей провели вместе, что я знаю о тебе больше, чем кто-либо.

Глухой удар ладони об стол нарушает душащую тишину. Костя вздрагивает и не успевает оттолкнуть наглеца, потому как тот сам отшатывается и во все глаза смотрит в полыхающие ядом изумруды. Миша плавно встает с места и обходит стол, уверенным шагом приближаясь к Косте. Руки его сжимаются в кулаки, а под нахмуренными бровями горит черное пламя ненависти и ревности. Схватив Костю за воротник, он прижимается губами к его рту, а взгляд не отрывается от ошарашенного лица нарушившего их свидание гостя. Саша кривит губы и вскакивает со стула. Нижние веки наполовину скрывают его глаза, а кровь отливает от щек, превращая его в мертвеца.

— Ты здесь лишний, — холодным тоном произносит Миша, выпрямив спину. Разжав кулак, он выпускает воротник Костиной рубашки, оставив его в неуклюжем беспорядке. — Портишь атмосферу, даже аппетит пропал.

Миша хватает Костю за руку и буквально выдергивает с места. Тот чудом успевает снять куртку со спинки стула и сжать в ладони. Взгляд его на мгновение падает на искаженное болью лицо Саши до того, как возлюбленный вытянет его на улицу. Карий взор горит мстительным пламенем, и Костя понимает, что еще встретит его на их пути. Проклятье, а ведь вечер так хорошо начинался.

По улицам они шли в полной тишине. Миша без раздумий тянул его за запястье по оживленным дорогам, будто его вовсе не заботили удивленные взгляды окружающих людей. Что ж, таким быстрым шагом можно нестись только на казнь, возможно, как раз такое впечатление они и создавали сейчас. Да и окружавшая Мишу аура злости отпугивала не только любопытные взоры, но и любые сторонние мысли в головах прохожих.

Костя не спешил поднимать разговор. Он догадывался, куда Миша его тащил, и потому счел за лучшее не раскрывать рот, а дать любимому время прийти в себя и остыть. Встретить бывшего своего парня неловко даже для обычных пар. Неудивительно, что Миша разозлился. И все-таки странно, что Саша появился именно в том кафе, где они с Мишей решили поужинать. После того разговора Костя думал, что больше никогда не встретит его, и сегодня не хотел втягивать Мишу в их разборки, надеясь по-быстрому отвязаться от него и не рассказывать о возлюбленном.

Впрочем, глупо было думать, что Саша настолько туп, что не узнает Мишу. Они ведь уже виделись у него в квартире много месяцев назад, да и внешняя схожесть их лиц не оставляет сомнений. С другой стороны, Костя и не предполагал, что Саше хватит наглости так просто подойти к ним и начать соблазнять его под носом у Миши. Либо в его голове не хватает винтиков, либо, напротив, он задумал некую пакость, чтобы рассорить их.

— Открывай, — сквозь дымку размышлений слышится ледяной голос заведующего. Костя поднимает глаза и с удивлением понимает, что они стоят у подъезда его собственного дома.

Вытащив из кармана ключи, Костя прижимает магнитку к дверному замку, и парадная с мелодичным пением открывается. Миша крепче сжимает пальцы на Костином запястье и уверенно тащит его по лестницам, пока снова не останавливается уже напротив его квартиры. Хм, видимо, то место, где он желает обсудить случившееся, это Костина квартира.

Не желая заставлять его ждать, Костя вставляет ключ в тонкую щель, и неторопливо поворачивает до щелчка. Ручка мягко опускается вниз и дверь широко распахивается перед ними. Миша разжимает ладонь и толкает Костю в спину, загоняя внутрь. А затем и сам заходит, прикрыв за собой дверь.

— Миш, на самом деле…

Однако договорить он не успевает. Властно схватив его за плечо, Миша прижимает Костю спиной к стене и подходит так близко, что головокружительный аромат волн проникает в разум дымкой похоти. Задержав дыхание, он поднимает глаза на лицо возлюбленного и замирает. Почерневшие изумруды подобно адской бездне затягивают в свою глубину без единого шанса выбраться. Напряженное тело прижимается так тесно, что трудно сделать вдох. Костя приоткрывает рот, хватая воздух, и в его голове нереальная картина, где Миша по-хозяйски зажимает его у стены, кажется одним из грязных снов.

— Миш… — выдыхает он, скользнув ладонью по пояснице. Пальцы осторожно забираются под теплую ткань рубашки и ловят мурашки на его горячей коже. — Я не хочу недопонимания.

— Какая-то свинья посмела соблазнять тебя прямо перед моими глазами, — Миша вжимает колено в пах, и Костя закусывает губу, чувствуя бедром его возбуждение. — А ты не сказал ни слова.

— Тебя это завело? — он провокационно улыбается и скользит ладонью за пояс брюк, сжимая упругие мышцы. — Или тебя возбуждает злиться на меня?

Миша задумчиво отводит глаза и хватает Костю за горло, оставляя красные синячки от пальцев. Дыхание спирает и каждый новый вдох дается все с большим усилием. Ловко расстегнув ремень на его брюках, Костя запускает обе ладони за пояс и с наслаждением поглаживает ягодицы, прижимая бедра возлюбленного до боли в паху. Чужое дыхание становится чаще, отрывистее. Миша ловит взглядом его глаза и, держа за глотку, крепко вжимает в стену, осторожно касаясь губ поцелуем.

Разум отрубается, будто переключатель щелкнули. Костя открывает рот и бесцеремонно проталкивает язык, будто старается слизать с чужих губ кислород. Воздуха хватает ровно настолько, чтобы не задохнуться и утонуть в дурманящем аромате волн. Собственное тело дрожит, полностью подвластное воле любовника. Осторожная ладонь ложится ему на живот и мягко исследует напряженные мышцы, будто что-то ищет. Костя судорожно сглатывает и закрывает глаза, позволив в этот раз Мише решать, каким будет следующий шаг.

— Меня заводит мысль, что ты мой, — вдруг произносит Миша, и сладкий тембр его голоса рождает тугой спазм в животе.

— В таком случае, не желает ли хозяин руководить сегодняшней ночью? — в тон ему шепчет Костя.

Порочная ухмылка становится очевидным ответом. Разжав руки, Миша открывает дверь спальни и заталкивает Костю внутрь, на ходу снимая пиджак и обувь. Мягкий свет изумрудов сейчас полыхает ярче алых фонарей, и в первые секунды хочется спрятаться от их сияния. Костя скидывает уличную обувь и опускается на кровать, не отрывая глаз от соблазнительного зрелища. И с каждым мгновением он, словно завороженный волк, готов покориться яркому мерцанию полной луны.

Миша откидывает пиджак на одиноко стоящий стул и начинает по одной расстегивать маленькие пуговицы на черной рубашке, плавными шагами подходя все ближе и ближе к кровати. Томные движения его пальцев змейкой опускаются все ниже, открывая соблазнительный вид на его белоснежную кожу. Костя облизывает губы и запрокидывает голову, когда сладкое тело оказывается неприлично близко. Миша становится коленями по обе стороны от его бедер и толкает в грудь, заставляя Костю упасть на спину. Зелень глаз скользит по его губам, подбородку, шее, словно облизывает каждый уголок и замирает на вороте рубашке.

— Не смей двигаться, — властно произносит Миша. Костя сглатывает слюну и кивает в ответ.

Пуговицы споро выскальзывают из петлиц, и с каждым открытым участком его тела дурманящий взгляд любимых глаз становится все ненасытнее. Мысль о том, что ревность стала причиной его уверенности, давит ножом у горла, и только поэтому Костя уверен, что сегодня секса у них не будет. Впрочем, поиграться Мише он сегодня позволит вдоволь.

Полы рубашки распахиваются в стороны, Миша садится Косте на бедра и жадно разглядывает обнаженное тело, впервые видя его так близко. Уютная тяжесть любимого оседает в паху нестерпимым томлением и желанием войти в тесное естество. Костя сжимает пальцами одеяло и закусывает губу. А Миша, словно утратив всю решимость, осторожно дотрагивается ладонями до его живота и неторопливо скользит в стороны по бокам, затем вверх по ребрам, пока не останавливается на груди.

— Как приятны твои прикосновения, — с трудом выдыхает Костя в ответ на замерший взгляд любимого. Миша неловко поднимает глаза и раскрывает губы, выпуская воздух из легких.

— Если честно, — вдруг произносит он дрожащим голосом и обеими руками зажимает в пальцах покрасневшие бусинки, почти заставив Костю взвыть, — мне хочется поглотить тебя. Но как только я пытаюсь, некий страх останавливает меня. Почему же?

— Если ты действительно этого хочешь, — Костя опирается на локоть и приподнимается над постелью, оказываясь от Миши на расстоянии выдоха, — я не стану препятствовать. Но ты ли этого хочешь или твоя ревность?

Миша вздрагивает и отдергивает руки. Костя садится на кровати и крепко обнимает любимого, позволив ему устроить голову на собственном плече. Тяжелое дыхание его обжигает шею, а грудь мелко подрагивает, словно он ловит ртом воздух и никак не может насытиться. Костя зарывается ладонью в мягкие смоляные пряди и тихонько массирует, укачивая на руках. Гулкий стук чужого сердца ударяет по грудной клетке, и собственное отзывается на его шепот мерным биением. Костя запечатляет на виске ласковый поцелуй и прикрывает глаза, слушая неровные вздохи и тихое тиканье часов на стене.

— Твои слова пугают меня, — наконец честно произносит Миша, когда чуточку успокаивается. Костя тихонько кивает и продолжает нежно гладить его.

— Какие именно? — спрашивает он. Миша крепче прижимается к нему, скрещивая руки на пояснице.

— Что ты оставишь меня. Что хочешь большего, — едва слышно шепчет он, но слова проникают не в уши, а сразу в сердце. — Что у тебя может быть кто-то еще из-за этого. Мне становится страшно, когда я думаю обо всем этом.

— А разве я говорил такое? — искренне удивляется Костя. Миша отстраняется, и взгляд расстроенных изумрудов теряет всю уверенность.

— Сегодня на работе…

— Я лишь хотел услышать, что тебе приятны мои ласки, и ты хочешь чаще их получать, — смеется Костя. Миша недоверчиво щурится. — Ты любишь говорить, что мои поцелуи нужны лишь мне одному. Я понимаю, что ты несерьезен, однако иногда даже меня пугает, что тебе действительно все это не нравится.

— Но ведь… это не так, — Миша опускает глаза и тяжко вздыхает. — Меня пугает твоя настойчивость, я не готов идти дальше. Поэтому боюсь, что, если признаюсь, как мне нравятся твои прикосновения, ты перестанешь прислушиваться к моим желаниям.

— Пока ты не разрешишь, я не зайду дальше, — Костя поднимает его лицо за подбородок и целует в губы. — Ласки, поцелуи, минет. Если тебе приятно, я буду ласкать тебя до изнеможения. Но сексом мы займемся, только если ты сам дашь согласие. Мой любимый, я не обижу тебя. Никогда.

Миша крепко прижимается к нему и облегченно выдыхает, словно тяжелый груз слетел с его плеч. Костя весело смеется и нежно гладит его по спине, по волосам, по бедрам, впитывая знакомую до мурашек сладкую дрожь. Миша осторожно отстраняется и касается кончиком носа его уха, обдавая кожу жарким дыханием:

— Твои ласки нестерпимо приятны, — нашептывает он, и Костя вздрагивает от похотливых ноток в его голосе. Последние лучики солнца скользят по стене, скрывая очертания комнаты полумраком. И сердце замирает в груди, когда последние слова касаются слуха вседозволенностью: — Прикасайся ко мне еще, пока не сведешь с ума жаром наслаждения…