Глава 13. Заведующий или любовник (1/2)

— Миша! Ты мне любовник или где? — в который раз задает Костя один и тот же вопрос, на что получает злой взгляд сощуренных изумрудов и колкое:

— Здесь я твой руководитель! — ровным тоном произносит Михаил Николаевич, скрестив руки на груди. — И вообще, говорил же, чтобы ты не переводился снова в мое отделение.

— Но я хочу чаще тебя видеть! — Костя как ребенок надувает губы и чуть смеживает веки. — И хочу обнимать тебя.

Затушив сигарету в импровизированной пепельнице из жестяной банки, Костя шагает навстречу Мише и осторожно приобнимает за талию, кладя голову на плечо. Любимый аромат волн тут же перебивает запах сигарет и проникает глубоко в душу. Миша тяжко вздыхает и легко обнимает в ответ, оглядываясь по сторонам. Тело его понемногу начинает принимать Костины ласки, и объятия раз за разом длятся все дольше. Нежность и неторопливость их отношений помогают Мише скорее адаптироваться в новом статусе, и Косте даже начинает казаться, что уж если Миша не гей, то по-любому бисексуал.

— Как ты сегодня? — вопрос, кажется, выдергивает его из размышлений. Костя разжимает объятия и отходит на шаг. Дверь на лестницу скрипит несколькими этажами ниже: кто-то тоже решил покурить в обход правилам.

— Посмотрим, сколько народу поступит, — пожимает плечами Миша и сует руки в карманы халата. — Исправлять ваши бесконечные косяки, знаешь ли, тоже не так просто.

— А я тебе массажик сделаю, — понизив голос, Костя игриво улыбается и касается костяшками пальцев его щеки. — Останешься на ночь?

Миша отводит глаза и хватает его за руку, отнимая от лица. Разок Косте удалось затащить любимого на ночь к себе домой, однако спать тогда его выпинали на матрасике около кровати. Винить Мишу за недоверчивость не стоит, в тот раз Костя сам напортачил. Лезть в трусы оказалось не лучшей идеей, и наказание в принципе тоже было заслуженным. И все-таки после месяца общения и более-менее любовных отношений вроде бы и положено заниматься сексом. Однако пинок под зад с кровати на удивление сильной ногой стал весьма четким отказом.

— Если снова руки распускать начнешь — из квартиры выгоню, — сурово предупреждает он, и Костя медленно кивает, с трудом сдерживая серьезную мину.

— Конечно, конечно, — отвечает он и закусывает губу, чтобы не рассмеяться. Миша хмурится, но прекрасный цвет сияющих изумрудов только светлеет, будто пытается затопить своим светом всю черную лестницу. — Давай в этот раз ты попытаешься довериться мне еще чуть-чуть, а я не стану спешить?

— Но ты все равно спешишь! — одергивает его Миша. Дверь на нижнем этаже снова скрипит. — Я не понимаю, мы встречаемся, мы ходим в бар и на свидания, и… — он подходит ближе и говорит уже тише, — и даже обнимаемся. Почему нельзя оставить все так?

Костя закатывает глаза и длинно выдыхает. Ну, подобный разговор поднимается уже не впервой, и до сих пор ему не найти правильных слов, чтобы доказать Мише всю важность постели между влюбленными. Иногда кажется, что в Косте он искал не любовника, а друга, но, по известным причинам, не смог отыскать. И все же ежедневные объятия и прикосновения мало-помалу пробуждают в Мише любовный трепет, благодаря чему Костя еще не скис и не оставляет попыток достучаться до скрытой в нем сексуальности.

— Потому что рядом с тобой мое сердце разрывается от желания стиснуть в объятиях, — Костя подходит ближе и берет Мишу за руку, прижимая к груди. — Потому что я не могу обманывать тебя и удовлетворяться на стороне, потому что желания тела невозможно держать в узде вечно.

— Чем тебя не устраивает контрастный душ или, на худой конец, ладошка? — отмахивается он, а щеки покрываются равномерным румянцем. Костя прикрывает глаза и шагает вплотную к нему, скользнув второй рукой по бедру.

— Потому что я хочу тебя так сильно, что голова идет кругом, — ласково шепчет он на ухо. Ответом ему становится волна сладкой дрожи по чужому телу. — И ты захочешь, если позволишь втянуть себя. Ну признайся же, тебе ведь приятны мои ласки.

— Ты слишком настойчиво лапаешь меня каждый раз, — ворчит Миша и выпутывается из объятий, чтобы достать магнитный ключ и отойти к двери. — Возвращайся к работе, обеденный перерыв кончился.

Замок монотонно пищит, и заведующий скрывается за железной дверью, а Костя проводит ладонью по лбу и опирается бедром о перила за спиной. Повезло в этот раз, что покурить в перерыве решил он один, или стали бы их отношения достоянием всей больницы. Рядом с Мишей Костя каждый раз забывает, где находится, и что не следует подставлять любимого под груз общественного мнения. Дать в морду он, конечно же, может за нелестные слова, да только сплетен меньше не станет. Сам Костя плевать хотел на любые слухи о себе, но вот для Миши они могут стать настоящим ударом.

— Я не должен давить на него, — в который раз повторяет себе Костя и возвращается на свое рабочее место. До конца смены еще три часа.

***</p>

Тихие голоса больных и медсестер за спиной почти не отвлекали от заполнения медкарт и серьезных размышлений о Мише. В летний период большинство людей разъезжаются по дачам и отпускам, и больных становится совсем мало, но привередливый заведующий на это отвечает более тщательным досмотром каждой истории. В сущности, после возвращения Кости под крыло своего любимого Михаила Николаевича их профессиональные отношения ни капли не изменились. Руководитель с прежним тщанием топил ординатора под тонной бумажной работы и подсовывал самые сложные случаи, вероятнее всего, в надежде воспитать из него хорошего врача. Но Косте хотелось видеть в Мише не начальника, а любимого, и потому каждую выволочку он до сих пор принимал близко к сердцу.

До перевода обратно каждый их разговор об этом сводился к постоянному «не смей!» и длительным спорам по этому поводу. Миша наотрез отказывался принимать Костю обратно, миллион раз повторил, как он против служебных романов и всякого прочего, но когда декан спросил его, не возражает ли он взять своего ординатора обратно, на удивление легко согласился. Костя был уверен, что ему придется еще долго-долго бегать, чтобы убедить обоих в правильности своего перевода, однако неожиданное согласие заведующего подействовало на декана как спиртное на алкоголика, и он поспешил спихнуть надоедливого ординатора на попечительство следующей жертве.

— Еще будут назначения?

Новенькая медсестра касается Костиного плеча, и он несколько раз моргает, а затем поворачивается лицом к светловолосой женщине в оливковом костюме и с улыбкой качает головой.

— Нет, на сегодня все.

Медсестра кивает и уходит дальше, а Костя разворачивается к компьютеру и закрывает программу электронной истории болезни. Время на часах половина шестого, и в принципе, можно утащить Мишу с собой на ужин с плавным продолжением в ночевку. Осталось только вытолкать этого несчастного трудоголика с работы. Костя и раньше замечал за руководителем излишнюю работоспособность, но со статусом любовника он разглядел настоящий ужас ситуации: Мишу невозможно выскрести с рабочего места, если он находит, чем себя занять.

Подхватив стопку историй, Костя выключает компьютер и направляется в сторону ординаторской. Настя и Денис мигом догадались о новом статусе их отношений и сейчас смотрели умоляющими глазами на Костю, так и прося забрать заведующего вместе с собой, чтобы затем самим сбежать домой. Напрямую ребятам было решено не рассказывать, но после Костиного признания в столовой те сами поняли, отчего расцветший на глазах друг вдруг вернулся под крыло Михаила Николаевича. Впрочем, и Миша выглядел с той поры свежее.

Дверь мягко приоткрывается и Костя замечает руководителя на привычном месте за письменным столом. Осторожно прикрыв ее за спиной, он поворачивает маленький замочек, и тот беззвучно щелкает. Если Миша услышит, скандала не избежать, и все-таки… Костя тихонько кладет истории на столик перед диваном и подкрадывается к заведующему. Ладони с нежностью касаются напряженных плеч и скользят на грудь, Миша вздрагивает и пытается обернуться, а Костя всем телом прижимается к его спине и впивается губами в шею. С чужих губ срывается вздох.

— Убери руки или ударю, — сбивчивым шепотом предупреждает он и угрозы в голосе совсем не чувствуется.

— Пока не согласишься на ночевку, не уберу, — выдыхает Костя, оставляя на светлой коже легкую красную отметину. Миша хватает его за запястье, но тот мигом перехватывает другой рукой обе его ладони и крепко прижимает к груди.

— Сказал же, что только если поклянешься не приставать, — Миша вздрагивает от каждого поцелуя и возится в попытке освободиться. — Хватит уже!

— М-м… — Костя запечатляет последний в уголке челюсти и отстраняется. Миша поворачивает голову, и в изумрудной зелени любимых глаз водят хороводы алые черти. — Ладно, до конца мы не пойдем. Но я хочу хотя бы потрогать тебя. Разрешишь?

— Притормози, я только к объятиям привык, — Миша отворачивается и гасит настольную лампу, закрывая проверенные истории. Костя отходит назад и снимает халат.

— Я и так замедлился, насколько мог, — вешая одежду в шкаф, вздыхает он. — А ты продолжаешь морозиться.

— Уж извини, что все эти извращенские штучки не для меня, — Миша тоже поднимается с места и убирает халат на вешалку. — Ты все дневники заполнил?

— Конечно, все, — Костя хватает куртку и вешает на руку, а затем прижимает заведующего к запертой дверце шкафа, задерживая дыхание в дюйме от его покрасневшего лица. — Скажи честно, приятно, когда я целую тебя?

— Что ты…

— Чувствуешь удовольствие от моих ласк? — продолжает напирать он, сжимая Мишу в объятиях, пока рука осторожно скользит по бедру к паху. — Так вот секс со мной в тысячи раз приятнее. Разреши мне показать хоть крупицу этого наслаждения сегодня, ты не пожалеешь.

— И как… — Миша упирается обеими руками ему в плечи и едва сдерживает дыхание, — и как это будет? Собрался засунуть свой…

— В перспективе, — усмехается Костя, и лицо заведующего мрачнеет. Со вздохом он нехотя отстраняется и разворачивается спиной, отходя к двери. Замочек тихо щелкает. — Но с этим мы точно повременим пока что.

— Неужели? — едко произносит Миша, и они вдвоем направляются к лестнице, махнув на прощание медсестрам. — А ты не думал, что я не согласен с таким раскладом?

— Что ты имеешь в виду? — Костю настораживают услышанные слова, и не напрасно.

— Ровно то, что и сказал, — Миша бросает взгляд в его сторону. — Я ведь не женщина.

— Подожди-ка, — перед дверью на улицу Костя ловит заведующего за руку и оттаскивает в сторону, понизив голос почти до шепота: — Хочешь сказать, что собираешься быть активом? Ты?

— А что такого? — Миша пожимает плечами и выпутывается из хватки. Костя хмурится и спешит за ним на залитую солнцем улицу. В глаза ударяет яркий свет, он щурится и прикрывает лицо ладонью, пока зрение не привыкает.

— Ты вообще знаешь, что в… этом деле нельзя без опыта. Не лучше ли довериться мне?

— Ох, точно! Ты же профи в этом? — Миша зло щурит глаза, и ласковые изумруды окрашиваются неприязнью. — Извращенцам вроде тебя такое должно быть просто.

— Хватит выражаться в мой адрес! — одергивает его Костя. — Я не виноват в твоих проблемах.

Миша замолкает и отворачивается, но продолжает идти с ним в сторону дома, и на сердце становится чуть легче. Костя уже давно заметил Мишины трудности с интимом и лютую неприязнь к любым видам любовной близости. Корни этой неприязни до сих пор оставались под огромным секретом, что иногда жутко пугало, однако постепенное привыкание любимого вселяло надежду, что по поводу насилия он не соврал.

Но Миша-актив? Даже если забыть о том факте, что раньше Костя ни разу не позволял себя нагнуть и выбирал в партнеры только пассивов, представить Мишу в этой роли у него никак не получалось. Он всякий раз так мило краснеет и смущается от их близости, что хочется дразнить его все больше и больше. И с тех пор, как Миша перестал дрожать от страха в руках Кости, желание завладеть им полностью и увидеть, как же выглядит удовольствие на любимом строгом лице, начало потихоньку разгораться в теле волнами неудовлетворенности.

— Прости, — вдруг произносит Миша, и Костя с удивлением поворачивает голову в его сторону. — Я не думаю плохо о тебе.

— Знаю, — он улыбается и нежно касается пальцами тыльной стороны его ладони. — Миш, будь немного честнее со мной, расскажи правду. Обидно слышать оскорбления от любимого человека.

— Прости, — вновь извиняется Миша, и виноватый взгляд изумрудов теплом касается расстроенной души. — Знаю, что тебе, наверное, непросто со мной, и я постараюсь прислушиваться к тебе.

— Мне будет достаточно, если ты будешь хотя бы верить мне, — Костя широко улыбается его словам, и Мишины глаза тоже наполняются спокойствием.

Всю остальную дорогу они шли в полной тишине, лишь изредка Костя хватал Мишу за руку, когда тот по рассеянности приближался к фонарным столбам или едва не шагал под машину. Направление поглотивших его размышлений угадать несложно, и потому Костя всего лишь в очередной раз оттаскивал Мишу от идущих навстречу прохожих и не мешал теряться в собственных мыслях.

С начала их отношений Миша прошел большой путь и сейчас почти не тревожился в Костиных объятиях. Если раньше он едва выдерживал минуту в кольце чужих рук, то сейчас позволял обнимать себя чуть ли не часами, и совсем не испытывал паники. Костя даже начал позволять себе целовать его шею и плечи изредка, чтобы не нарушить его хрупкое равновесие. И с каждым днем все яснее отмечал, как на смену страха приходит пока еще осторожное, но вполне явственное желание.

Дойдя наконец до своей парадной, Костя прижимает магнитный ключ к домофону, и замок коротко пищит, пропуская их внутрь. Миша проходит вперед и, не оглядываясь, поднимается на нужный этаж. После регулярных свиданок за чашечкой кофе он успел запомнить номер квартиры, что отдавалось в груди Кости неровным сердцебиением. Ведь если сегодня ему удастся осторожно подойти к Мише, есть все шансы заполучить хоть каплю его эротичности.

Ключ плавно проворачивается в замочной скважине, и Костя широко распахивает входную дверь. Миша кивает ему и уверенным шагом входит в квартиру. Белый свет потолочной лампы заливает прихожую, раскрашивая ее неверным цветом. Миша разувается на темном коврике и сразу проходит на кухню, а Костя скидывает куртку на вешалку и спешит за ним, находу оставляя обувь у входной двери.

— Чем тебя покормить? — он хватает любимого за талию и прижимается грудью к его спине, сплетая пальцы в замок. Миша поворачивает голову к нему и утыкается носом в висок.

— Я приготовлю, ты же не любитель готовки, — шепчет он и прикрывает глаза. — Но сначала в душ. Люблю запах твоего шампуня.

— Ох, Миша, — Костя отмечает поцелуями его подбородок и крепче сжимает любимого в объятиях, скользнув ладонями на грудь. Чужое дыхание тяжелеет, и сквозь одежду ощущается громкий стук трепещущего сердца. — Может, ну его, этот ужин?

— Не говори ерунды, — Миша разворачивается в кольце рук и мягко целует в щеку. — Я быстро.

Костя нехотя разжимает объятия, и Миша скрывается за дверью ванной. Сменная одежда для него была оставлена на батарее еще с прошлого визита, свежевыстиранная в машинке. Костя по-прежнему не оставлял надежды зацапать Мишу в силки разврата и потому запасся всем необходимым заранее. Любимый его — подчас человек настроения, и правильные желания возникают в нем всегда спонтанно.

Переодевшись в домашнюю одежду, Костя возвращается на кухню и достает из холодильника предварительно размороженный кусок говядины, а затем ставит на плиту кастрюлю чистой воды. На гарнир, пожалуй, можно отварить картошки, а из мяса Костя позволит Мише приготовить что-то на свой вкус. Еще с прошлых визитов он заметил: в кулинарии его возлюбленный точно ас. И как раз к возвращению оного Костя успевает начистить четыре крупные картофелины, встречая влажного после душа Мишу у раковины на кухне.

— Долго ты, — подкалывает Костя, пока моет картошку. Миша бросает на него укоряющий взгляд изумрудов и берет в руки кусок мяса. — Что хочешь из этого сделать?

— Жаркое, если у тебя есть овощи, — после недолгой заминки отвечает он и переводит внимание на Костю. Тот молча кивает в ответ.

Плеск воды в раковине и шорох огня в конфорках постепенно сменяется волнующими ароматами тушеной говядины и овощей. Костя, стоило ему покончить с картошкой, устроился за столом, с интересом наблюдая за выверенными движениями любимого на кухне, и понемногу залипал на вкусные формы его тела. В серой футболке и черных штанах он выглядел куда сексуальнее, чем в любых брюках и рубашках, а сам факт того, что одежда принадлежит Косте, делала образ настолько возбуждающим, что слюнки текли от желания распробовать его.