Часть 12 (1/2)

Очередное утро. Хорошее утро. Солнечное утро. Утро, когда на душе поют соловьи свои любовные серенады, и играет на струнах души сверчок. Самый обычный день может быть радостным от одного осознания того, что ты любишь и любим. Всё-таки любовь, веришь ты в неё или нет, творит чудеса.

Вот и сейчас Антон, только продрав глаза, лежит и улыбается, чуть щуря глаза от яркого солнца, но даже не думая прятаться от него — слишком тепло и хорошо на душе. В номере уже пахнет кофе, который готовит Майя, и её кокосовым шампунем для волос. Парень без слов принимает из её рук горячий стакан с кофе и, присаживаясь на кровати, отпивает глоток. Странно, что раньше он не понимал, как хороша беззаботная жизнь. Странно, что раньше ему нравилось быть несчастным.

— Сегодня погода хорошая наконец, представляешь? На море пойдём, — мечтательно произносит женщина, откусывая сухарик с сахаром и изюмом и запивая его своим кофе с молоком. Она даже и не смотрит на сына, устремляя свой взгляд куда-то в окно, на горы, которые были видны оттуда. Ей крайне не нравилось то, как часто начинало биться её сердце в последнее время, она будто бы чувствовала, что с Антоном что-то происходит, что-то выходящие из событий вон. Майя, конечно же, была безумно рада тому, что её сын наконец счастлив и искренне улыбается, что рассказывает намного больше, чем раньше, но материнское сердце чует подвох. Ей, почему-то, крайне неспокойно.

— Надо было сегодня пораньше встать, помнишь, мы же хотели как-то пойти на море в шесть утра, — подкалывает её Антон, улыбаясь и делая очередной глоток. Он тянется к телефону, что лежит на тумбочке, и, отцепив от него провод для зарядки, включает, глядя на уведомление на экране блокировки и глупо улыбаясь.

Арс

Доброе утро, котёнок, ты проснулся уже? Погода сегодня классная, по сему поводу позвольте пригласить Вас, Ваше Сиятельство, на вечернее свидание в мои скромные хоромы?

Шастун откладывает телефон, решая ответить позже и мысленно обзывая Арсения «чёртовым графом», однако не может сдержать улыбки, прибавляя «моим чёртовым графом».

Парня слегка напрягал и сковывал тот факт, что мужчина зовёт его к себе, ведь Антон даже представления не имеет, где живёт этот до жути скрытный человек, не знает с кем. Шаст вообще был довольно избирательным в плане того, каких людей впустить в своё личное пространство, но тут всё решилось как-то само собой. И нельзя было сказать, что Антона прям всё устраивало, но и врать не хотелось — ему это нравилось.

Однако, был один пунктик, с которым были прям конкретные проблемы и который нужно было обсудить с Арсением и попросить совета. Точнее говоря, пунктиков было несколько, да вот только Антону крайне не хотелось затрагивать темы порезов и девушек. Он ловил себя на мысли, что лучше он останется в неведении, чем узнает что-то такое, что разорвёт его на части. А вот насчёт Майи следовало бы поговорить с кем-то, ведь, несмотря на внешнюю спокойность, Шастун видел душевные терзания матери, хотя бы потому, что с недавних пор очень внимательно следил за её эмоциями.

Вот они уже сидят на завтраке, Антон за обе щеки уплетает блинчик со сгущёнкой, которой умудрился умазаться ещё похлеще Васьки и сейчас пытался слизнуть каплю с носа.

— Да, вот и я тебе о чём говорю, этот спасатель такой симпатичный, я не могу просто, — с улыбкой и заговорщицким взглядом говорила Катя, отпивая из трубочки свой апельсиновый сок. Парень тут же отвлёкся от своего увлекательнейшего занятия и, быстрым движением стерев с носа сгущёнку салфеткой, устремил всё внимание на беседу двух матерей.

— Кать, да чего ты, один раз видела его, — отмахивалась Майя, видимо, не особо веря в соблазнительные способности подруги.

— Да я разве хочу чего-то долгого? Мне хватит одной ночи, — усмехнулась Катька, отчего глаза Майи округлились, и она смотрела на подругу с неподдельным недоумением. Антон ничуть не уступал ей, разве что в его взгляде ещё читалось возмущение и негодование. Он догадывался, что этим неким спасателем был Арсений, потому что других спасателей на их пляже он не видел, а Серёжа вряд ли приглянулся бы этой женщине.

— Антош, иди прогуляйся, — с улыбкой сказала Майя, повернувшись к сыну и показательно гладя его по голове, которой Антон отчаянно тряс. Никак в ней не укладывалось, что у Кати помимо страсти к сигаретам и алкоголю есть страсть с сексу, тем более с, позвольте заметить, занятым мужчиной.

— Да ладно тебе, как будто он всего этого не знает, — с усмешкой произносит Катя, закатывая глаза и не спуская взгляда с парня, который, кажется, уже покраснел, либо же на его лице так просто читались эмоции. — Всё, пойдём собираться на море, а то твоя мама, Антон, может вечно сидеть тут, а хорошая погода ждать не будет, — женщина, с грохотом отодвинув от себя грязную тарелку, резко встала с деревянной лавочки, с вызовом глядя на Майю. — Вась, убери тарелку за мамой, пожалуйста, — вновь подала голос она, обращаясь уже к своей дочери.

— А почему я должна убирать за тобой тарелку? — каким-то чуть дурным голосом поинтересовалась Васька. — Твоя тарелка — ты и убирай, — продолжила она, выпятив губки, и расхохоталась.

— А ты по заднице схлопотать не хочешь? Не разыгрывай мне дурочку тут.

Но девочке было уже всё равно, и Шастун, честное слово, завидовал такому равнодушному отношению. Он считал это чрезвычайно правильным, потому что на словах родителей нельзя зацикливаться. Он прекрасно знал, сколько всего они могут сказать на эмоциях, прекрасно знал, во что это выливается. Ему до сих пор больно, и на глазах всё ещё стоят слёзы, когда он вспоминает те дни. Мать внушила ему, что он виноват в своих же порезах, что он — эгоист, который не подумал о ней, что он — разочарование. Теперь Антон воспринимал себя именно так, смотрел на себя через призму матери. Ему было чертовски больно, и утро, кажется, перестало быть хорошим…

Антон собирается, пытаясь надеть на лицо улыбку, потому что боялся показать свои чувства. Он вообще не говорил более матери о своих проблемах, будто бы их и не было, потому что не хотел, чтобы он вновь связывала их с порезами.

Встреча с Арсением, стоило взглянуть на неё под углом утреннего пессимизма, Антону тоже не казалась теперь сахаром. Мужчина также мог завести разговор о нём, о его проблемах, о порезах. Парень уже понял, что Арсений их ненавидит. Он боится, что это может разрушить всё. Что он опять всё испортит.

Арсений стоит в очереди в какой-то грязной «Пятёрочке» с тухлыми продуктами и кучей насекомых, размышляя о том, какие сигареты ему купить. Он мог бы выкурить и дешёвую пачку, но, если он ждал в гости Антона, то стоило бы задумать о нём. Ведь, зная паренька, вряд ли он протянет без сигарет, вряд ли выдержит их встречу без них.

Арсений сам безумно боялся. Боялся сделать что-то не так, залезть куда-то, куда не надо, сказать что-то не то или открыть старые воспоминания, но он больше не мог. Не мог знать, что Антон страдает, а он не может и не знает, чем помочь ему. Арсений не знал, был ли он влюблён, но в том, что он отдаст себя в жертву Шастуну, он был уверен.